до неба и отводил душу в вихре головокружительных фигур. Неводов вернулся к радисту, глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Уже пять минут упражнялся в небе истребитель. - Как там? - Ничего, товарищ майор! - сморщил кислую мину радист. - Давайте! - кивнул Неводов аэрофотосъемщику. Тот нацелил ствол объектива на истребитель. Зажужжали ролики, перематывая пленку. Истребитель ходил плавными кругами, отдыхал после блестяще выполненного каскада. Но того, что сделал Неводов, не было. Аэрофотосъемщик в кинокамере сменил касету. Подходило время, когда истребитель пойдет на посадку. Шли самые длинные минуты в жизни Неводова. Расчет не оправдывался. Все радиопосты молчали. Истребитель задрал нос. Не завершив "петлю", он вышел из нее судорожным рывком и полетел прямо. "Генерал приказал садиться", - подумал Неводов и еле успел проследить стремительный путь истребителя к земле. Пилот перевернул машину через крыло и падал на лес в крутом пикировании. Звук Отставал от темного тела машины. Над самым лесом, почти задевая верхушки берез, истребитель переломил невидимый отвес и над самой землей пошел к аэродрому. Ревущий, раскатистый звук двигателя ударил в уши Неводова, оглушил, и поэтому кричащий что-то аэрофотосъемщик показался ему чудной, размахивающей руками и беззвучно открывающей рот фигурой. Все побежали в глубь леса. Неводов сделал несколько замедленных шагов, застыл и бросился за ними. Догнал их у низкорослого кривого дерева с обугленным стволом. Они смотрели вверх на крону, где за одну из веток зацепился зеленый парашютик, а на тонкой тесьме подвесной системы болтались два ящичка, смотанные шпагатом. - Осторожно! - закричал Неводов и с трудом перевел дух. - Не трогайте! Все стояли вокруг березы и оценивали происшедшее. Неводов признался себе, что никак не ожидал такого фокуса. На дереве висел, несомненно, радиопередатчик. Зачем он бросил его? Нет, не бросил, а спустил на парашюте. Автоматическая передача с земли? По расчетам Неводова, передатчик мог давать ясные сигналы только с большой высоты. Когда он работал в день покушения на Шейкина, его с трудом засекли ближние пеленгаторы. И неужели ОН решил отказаться от предупреждения о бомбардировке ставки Гитлера? Неводов повернулся к радисту. - Придется поработать тебе и по. смежной специальности. Там, бесспорно, мина. Осмотри и снимай осторожно. Радист полез на березу. Двумя пальцами взялся за купол парашютика и отцепил от ветки. Спустился ниже, передал ящички Неводову. Спрыгнул на землю и принял от Неводова опасный груз. Все отошли на приличное расстояние. Радист колдовал над ящичками недолго. Развязал их. Один серый, маленький, в точности как папиросная коробка "Северной Пальмиры". Второй побольше, радист отсоединил от него провода и тонкие проводки, вынул медный детонатор, а потом и пиропатрон. Призывно махнул рукой. Неводов взял "Северную Пальмиру" и поднес к уху. Внутри тикал механизм, похожий на часовой. - Передайте на пост аэродрома: подполковника Лаврова немедленно арестовать!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА ОТ АВТОРА
С полковником в отставке Борисом Петровичем Неводовым мы сидели на балконе за маленьким столиком и пили кофе. Под нами разноголосо шумела вечерняя Набережная Космонавтов, в бетонный берег толкалась тяжелой волной желтоватая под закатным солнцем Волга. С того момента, когда чекисты Саратова проложили первый загадочный пеленг в район аэродрома авиашколы, прошло двадцать пять лет. Борис Петрович рассказывает не торопясь, с удовольствием вспоминает конец истории. - Выкладываю я тебе все сжато, потому почти ничего не говорю о некоторых наших ошибках, а они ведь были. Вот сейчас думало, все-таки зря мы выпустили Лаврова в воздух, ведь мог улететь далеко за десять-то минут. От патруля, конечно, трудновато скрыться, лучшие ребята глаз не спускали, пальцы держали на гашетках, но уж больно он классным летчиком был. Воспитывался в Берлине в семье богатых русских эмигрантов, куда его отец определил, чтоб пропитался малец русским духом. С десяти лет его взяла на прицел военная разведка, в шпионских науках преуспевал, а в семнадцать, официально не заканчивая училища, стал летчиком. Набивал руку у Мессершмитта, испытывал его самолеты. Звался он тогда не Слюняевым и не Лавровым, а Куртом Хорстом с прибавкой баронского титула. И вот подошло время его переброски. Ты знаешь - немцы педанты, но тут они превзошли себя. Им оказалось мало подготовить лесника Слюняева к приему "сына", они решили полностью замести его след... Я слушал Бориса Петровича, рассказ которого строился на показаниях Лаврова - Хорста, и представлял давние события. 1933 год. Берлинское предместье. Серые тучи сыплют мелкий колючий дождь на военный аэродром и одинокий самолет, стоящий посреди летного поля. Угловатые крылья и черный длинный фюзеляж будто покрыты незастывшим лаком, стекающим по бортам. К застекленному зданию командного пункта подкатывает "мерседес", из него вылезает человек и, прикрывая полой пиджака фотоаппарат, висящий на груди без футляра, разбрызгивая лужи, бежит к двери. - Хальт! - останавливает его у входа солдат, но, увидев на лацкане пиджака значок "Пресса. Германия", отступает в сторону. Из глубины комнаты навстречу журналисту поднимается офицер. Пряча настороженные глаза в тени широкого козырька военной фуражки, он щелкает каблуками и протягивает руку: - Прошу! - Здравствуйте! Надеюсь, не опоздал? - спрашивает журналист, усаживаясь в предложенное кресло. - Точны, как хронометр. - Офицер снимает трубку с телефонного аппарата. Алло! Приготовьтесь. Да, я, - и, бросив трубку, поворачивается к журналисту. - У вас вопросы, молодой человек? - Прежде всего с кем имею честь? - Представитель фирмы Мессершмитта. - Задача сегодняшних испытаний? - Всепогодный истребитель. Благодаря модернизации он развивает скорость, намного превышающую скорость обычных машин, не теряя их маневренности. - Позволите? - журналист нацеливает объектив на лицо офицера, но ничего не видит - объектив закрывает ладонь. - Оставьте, молодой человек! Моя физиономия не фотогенична. Что нужно будет сфотографировать, я скажу, - негромко говорит офицер. - Еще вопросы? - Кто будет пилотировать самолет? - Молодой испытатель гауптман Курт Хорст, сын известного аса империи оборота Хорста-старшего. Да вот и он, - офицер шагает навстречу сухопарому старику в серой чесучовой паре и приветствует его. - Время! - говорит старик. - За мной следует гауптман. Прошу вас к выходу. Тучи посветлели, но мелкий дождь продолжает сечь землю. К стеклянному зданию подъезжает машина с высоким закрытым кузовом. Она еще не останавливается, а из открывшейся задней дверцы выпрыгивает летчик в ярко-желтом комбинезоне на "молниях", в кожаном шлеме с поднятыми на лоб летными очками. - Фотографируйте, - подсказывает журналисту офицер. - Это испытатель гауптман Хорст. Курт Хорст приветствует всех взмахом руки и подходит к отцу. - Пожелай удачи. - Благословляю! Возьми, - старый Хорст снимает с руки фамильный перстень и надевает его на безымянный палец сына. - Он всегда служил мне талисманом. - Спасибо, отец. Пилот поворачивается к автомашине, открывает дверцу и исчезает в темноте кузова. Автомобиль едет к одинокому самолету. - Приготовьте телеобъектив, - трогает за локоть журналиста офицер. И когда из машины вылезает человек в ярко-желтом комбинезоне, встает на крыло самолета и поднимает руку - щелкает затвор фотоаппарата. Самолет выруливает на взлетную полосу, двигатель берет высокую ноту, из-под винта летит водяная пыль, истребитель быстро отрывается от бетонки, поднимает к тучам острый нос. Спрятавшись от дождя под небольшой крышей входной двери, три человека наблюдают искусный пилотаж .испытателя. Потом офицер незаметно отходит в сторону, проскальзывает в здание и зажимает в кулак телефонную трубку. - Доложите о готовности! - Готовы! Офицер через большое стекло смотрит на самолет. Нервно подрагивают синеватые мешочки под глазами. Вот истребитель, бросая к земле прерывистый гул, пошел на "петлю" и нижней частью фюзеляжа почти коснулся тучи. - Импульс! - шепчет офицер в трубку. Через долю секунды под тучами блещет взрыв. Ломаясь на куски, падает истребитель. Свистят горящие обломки. Мотор вместе с кабиной пилота падает в центре бетонки, с грохотом поднимая фонтаны мокрого щебня. К месту катастрофы, беспрестанно воя сиреной, мчится санитарный автомобиль. На левой подножке машины старый Хорст; на правой - успевший вскочить на ходу, жаждущий сенсации журналист. На следующий день почти все немецкие газеты оповещают о трагической гибели талантливого летчика военно-воздушных сил Германии гауптмана Курта Хорста. В четкие шрифты некрологов были вкраплены серые, неконтрастные из-за съемок при дожде фотографии... - Понял, какую трагикомедию разыграли? - продолжает рассказ Борис Петрович. - В автомашине сидел другой летчик, одетый так же, как Хорст. Он сел в самолет, а Хорст остался в кузове и уехал. В машине он подарил летчику отцовский перстень, как талисман. Перстень с баронской короной послужил единственным предметом опознания человека, от которого почти ничего не осталось!.. Ну а потом все идет по задуманному плану. Хорст переходит границу, навещает своего "папаню", берет в сельсовете кое-какие документы, в том числе справку о пролетарском происхождении, поступает в летное училище, становится Кторовым, получает командирское звание, уезжает в отпуск, в кишлаке Тахтыш-Чок женится, берет фамилию жены, и теперь он уже Лавров! Так Лавров и прибывает в воинскую часть. Как видишь, сработано чисто! Теперь главное - проникнуть в верхи командования ВВС Красной Армии. Для этого используется все - и прекрасная техника пилотирования самолетов, помогшая ему отличиться на Халхин-Голе, и глубокие знания, полученные в Германии и Советском Союзе, статьи и рефераты по тактике, многие из которых написаны не им, а вручены ему заранее. При допросе он рассказал о случаях, когда ему представляли спарринг-партнеров в обусловленном месте, в заранее назначенное время, в одном случае это ^ыло над нашим аэродромом, и он сбивал их на глазах у своих ведомых, на