ухнет. Но это и не важно, главное – картинка радует глаз. Пять минут радости, а потом можно будет все сгрести в совок и выбросить на помойку.
Именно так Роберт представлял мою жизнь. Ей можно играть и распоряжаться по своему усмотрению. Он вершил судьбами людей ради забавы. Черт! Ради собственной похоти! Словно все мы не люди, а пластиковые фигуры на шахматной доске. Можно убрать с дороги Пашу, как ненужный элемент, если отвлечь внимание от королевы, а после сделать шах и мат и обманом заставить меня спать с собой. Можно издеваться над беззащитной женщиной, готовой на все ради спасения ребенка.
И это только вершина айсберга тех злодеяний, что в жизни Гершвина воспринимались нормой. Теперь я была в этом уверена на сто процентов. Пусть я и раньше знала, что никакой он не рыцарь и тем более не принц, но он так грамотно расставил свои силки, что у меня не оставалось шансов, кроме как влюбиться в него без памяти. Ведь до второй встречи с Мариной, я видела в нем только достоинства. С ним чувствовала себя, как за каменной стеной. И казалось, что действительно любит и готов весь мир положить к моим ногам. Особенно после Пашиных выкрутасов, Роберт стал спокойной гаванью, защитой и опорой. До сих пор в голове не укладывалось, как подобное возможно. Чтобы вот так вот, ради прихоти ломать людей. А я, дура, его еще с детьми познакомила.
Видела, что мой уход ему тяжело дался. Но это скорее с непривычки. Не уходят от него по собственному желанию. А я ушла. Снова. Не могла на него смотреть даже. Глаза открылись, показав мне мужчину во всей его чудовищной красе. Сердце рыдало, обливаясь кровью, а глаза высохли после нескольких дней слез. Теперь я плакала только внутри. Никому не показывала своих эмоций. Знала, что чувства есть к нему и с ними бесполезно бороться, но быть с Робертом я не хотела. Не смогу. Смотрела на него теперь совсем другими глазами. И наши моменты счастья рядом с ним, воспринимались в качестве театральной постановки. Не было у нас с ним ничего настоящего. И даже если он решил, что я ему нужна в эту минуту, так же быстро он может передумать, жестоко устранив и освобождая дорогу для новых прихотей.
Оставалось решить вопрос с договором. Если работу на заводе я бросить не могу, то спать с собой он не сможет меня заставить. Только если насильно брать будет. А это слишком даже для него. Хотя, как выяснилось, я совсем не знала, где эта грань, после которой для Роберта будет слишком.
Все его попытки поговорить со мной, извиниться, заставить одуматься и вернуться, казались какой-то жестокой насмешкой. Как такое вообще можно простить? Разве возможно будет просто притвориться, что все в порядке и жить дальше? Нет. Я не смогу. Лучше переболею и вытравлю это разрушающее чувство из себя, чем вернусь в логово монстра.
Жизнь текла медленно. В какие-то моменты я не могла справиться с болью, терзающей меня сутки напролет. Любила его и ненавидела. Ненавидела и любила. Изводила себя думами о том о ком сама себе запрещала думать. Вот такой замкнутый круг.
Если бы не мальчишки мои, то не знаю, как смогла бы держаться на плаву. Только их вопросы о Роберте сбивали меня с нужного настроя. Наверное они и Паше рассказали, что мамин друг больше не приходит. Потому что даже после полученного развода, он стал смелее что ли и мягче ко мне. Приходил к нам чаще, оставался на ужин. Радовалась, что мы с ним научились мирно сосуществовать и спокойно общаться. Все же детям здоровое общение родителей шло только на пользу.
Пашу взяли куда-то на подработку, даже невзирая на криминальное прошлое. Правда теперь он занимался тем, чем думал никогда не станет. Программировал 1С для какого-то старого приятеля, не побоявшегося дать шанс другу. О встрече с Мариной я ему не рассказывала, как и не объясняла причин нашего расставания с Робертом. Его больше не касалась моя личная жизнь. А он старался тщательно притворяться, будто ему плевать на отсутствие в моей жизни другого мужчины. Так и жила.
– Улечка, – подошел ко мне после столовой, финансовый директор Аркадий Павлович. – У меня к тебе вопрос личного характера.
Смутившись смотрела на чуть полноватого с залысинами мужчину, не понимая о чем может идти речь.
– У меня друг расширяет бизнес. И приезжают на переговоры иностранцы. Я рассказал о тебе. Теперь он просит у меня твои контакты. Ты не против, если я ему твой номер дам?
– Даже не знаю, Аркадий Павлович. В будни я вряд ли смогу чем-то помочь вашему другу. Я все время на заводе.
– Говорит, что на выходных прилетают, – промокнул блестящий лоб платком мужчина.
– Какая тематика бизнеса вашего друга? Если он составляет конкуренцию заводу, то я сразу откажусь.
– Сельскохозяйственная. Удобрения, семена, химия.
– Поняла, – деньги все же не помешают. – Пусть ваш друг позвонит мне, обсудим возможность сотрудничества.
– Замечательно, Улечка! Спасибо большое, выручила, – с широкой улыбкой на лице, ушел прочь мужчина, сразу же позвонив кому-то.
Позже, мне перезвонил незнакомый номер. Мужчина представился Алексеем Владимировичем и уже в субботу я вместе с ним встречали шведов. Переговоры прошли за два дня. Договорились о поставке продукции в Европу, подписали договор. По завершении сделки, мне должен был прийти хороший бонус на карту. И даже после его получения, Алексей, а он попросил называть себя именно так, захотел поблагодарить меня лично. Отказывала мужчине, но он оказался особенно настойчив, сказав, что нужно передать что-то из рук в руки, в качестве благодарности.
Забрал после работы и отвез в модный ресторан. Общаться с Алексеем легко и интересно, он не переступал грани дозволенного, обсуждали его бизнес, возможности расширения бизнеса и он получил разрешение пригласить меня для сотрудничества еще раз. Накормил вкусным ужином, подарил бессрочный сертификат на продукцию, вручил пакет товаров для дома собственного производства и огромный букет белых роз.
Покидала ресторан в хорошем настроении. На душе стало спокойно и радостно. Но стоило перешагнуть порог ресторана и выйти на крыльцо, как от легкости не осталось и следа. Напротив меня стоял Роберт и сверлил яростным взглядом. Столько злости и отвращения в его глазах, что мне стало страшно. Чувствовала, как от лица схлынула кровь.
– Роберт Альбертович, – пролепетала, успокаивая забившееся быстрее о грудную клетку сердце.
Скульптурные губы изогнулись в презрительной усмешке. Окинул меня надменным взором и ни сказав ни слова, вошел в ресторан. Оставляя в полной растерянности и твердым ощущением будто меня только что окатили помоями. Теперь я почувствовала, что и для него наша история наконец-то закончилась.
Утро вышло вялым и каким-то совершенно безрадостным. Пол ночи мучилась, пыталась уснуть, а перед глазами так и застыл презрительный взгляд и полное игнорирование Роберта. Как бы ни пыталась вытравить из себя гнетущее чувства, не вышло. Конечно же, я понимала, как выглядела ситуация со стороны. Я с цветами выхожу из ресторана с каким-то мужчиной. Но ведь Гершвин даже не попытался увидеть картинку под другим углом. И вроде понимаю, что теперь можно выдохнуть и не переживать о его преследовании и попытках вернуть меня. Но отчего на душе так паршиво? Не хотела я, чтобы он думал, будто я способна настолько быстро переключиться на другого мужчину. Ведь совсем не поэтому я отказывала Роберту. Только он уже сделал выводы и теперь я для него такая же, как и многие другие. От этой мысли все внутренности болезненно сжимались и хотелось зажмуриться от боли, подвывая в унисон моей скулящей душе.
А может это всего лишь уязвленное самолюбие? Переживаю, что он теперь потеряет ко мне интерес и перестанет добиваться? Нет, причина точно не в этом. Я все еще любила Роберта и не хотела, чтобы он считал меня ветреной. Это особенно ранило. Да и страшно стало от возможных последствий его злости. Но старалась отодвигать эти мысли подальше, надеясь, что срываться на мне за такую ерунду выше мужского достоинства и он просто забудет о моем существовании, так же, как со временем я сумею вытравить его из своего сердца.
Проживая снова и снова вчерашнюю сцену у ресторана, погрузилась на свой маршрут автобуса. Теперь поездки на работу перестали радовать. Мало того, что невыносимо было находиться у себя в кабинете и пытаться сосредоточиться на заданиях, когда знала, что нас с Гершвиным разделяет какая-то пара сотен метров. Боялась выходить на улицу, опасаясь увидеть, но в то же время каждый раз неосознанно высматривая его там. Стала рассеянной и какой-то потерянной. Радовало, что больше не вожу машину и могу себе позволить быть невнимательной. Посторонние люди отвлекали меня от горечи в душе, становилось легче дышать в окружении толпы и казалось, что все еще может наладиться. Этот этап закончится, разбитое сердце залечится и смогу тогда улыбаться, радоваться жизни и думать о будущем. Пока что хотелось только прожить до конца еще один день.
Обычно я приезжала к проходной без нескольких минут восемь. Все же дорога от детского сада до завода на общественном транспорте занимала намного дольше времени, чем на машине. К этому моменту на пропускном пункте образовалась толкучка из таких же почти что опоздунов, как и я. Никому не хотелось писать объяснительные об опоздании и получать штрафы. Поэтому все сотрудники завода торопились просочиться через пропускной пункт как можно скорее.
Когда очередь дошла и до меня, приложила карточку к турникету и сделала шаг вперед, толкая бедром преграждающую планку, но она не сдвинулась с места. Снова приложила пластик к датчику, но светодиодный красный крестик не желал меня впускать на территорию завода. После нескольких тщетных попыток, услышала недовольные возгласы других сотрудников.
– Пропусти сначала других, потом уже разбирайся что не так с твоей картой, – возмущалась женщина у меня за спиной.
Отошла в сторону, заглядывая в кабинку к охраннику.
– У меня почему-то пропуск не работает, можете проверить что не так с картой? Не хочется получить штраф.