Определил со своим безопасником через сколько после начала встречи подоспеет подмога. За отведенное до начала кровавой бани время я должен вытащить Улю из цепких лап Хрома и не дать заполучить чертов грант. Даже если не выкарабкаюсь живым, то пусть дело достанется кому угодно, кроме него. А Витя, абсолютно точно, больше не жилец. И поступок его похож на проявление деменции. Слабых и агрессивных, принято изолировать от общества.
Тело вибрировало, от выброшенного в кровь адреналина. Каждый атом, пребывал на взводе, предвкушая встречу с врагом. Старался не думать о том, что могли сделать с Ульяной, иначе весь план пойдёт к чертям. Но если, он все же посмел, тронуть мою женщину, то умирать он будет долго и мучительно. Яйца буду ему неделю отрезать, прижигая и не давая откинуться от потери крови.
Стоял там напротив этого ублюдка Хрома. Постарел Витя за двадцать лет. Рожу вспахали морщины, а глаза еще злее и хладнокровнее стали. Да, Хром не стеснялся испачкаться в крови. И видно, за годы это лишь закалило его и сделало черствым.
Видел позади него хрупкую фигурку моей девочки и сердце кровью обливалось, от того какая она бледная, напуганная. Думал не сдержусь, на месте разорву этого мерзавца, но пока она была в его руках, контролировал себя, медленно считал в обратном порядке от ста. И стоило псу Хромовскому сделать ей больно, как в груди словно ножом полоснули. Накатила такая ярость, что я точно знал, кто точно не выедет с территории этого завода. Нужно было торопиться. Время истекало. И стоило мне наконец-то прижать к себе любимую, нежную девочку, как подоспели мои люди.
Успел оттолкнуть Ульяну с линии огня к зданию завода. Надеясь, что ни одна пуля не успеет долететь до неге. Витя попытался выхватить пистолет из-за пояса. Молниеносно среагировав, я ударил его локтем по челюсти, выбивая ствол из рук. Хром попытался занести руку, чтобы ударить меня, но я опередил его, заехав кулаком в живот. Старый конкурент согнулся и я схватив его за затылок, заехал коленом в лицо. Вокруг стреляли. Запах пороха, оглушающий звук ведущегося огня.
Подхватил ствол с земли, ударив Хрома рукояткой по затылку. Мужчина распластался по земле. Пригнулся, увидев, наставленный на меня пистолет, переворачивая стол и прикрываясь им, ложась на землю, параллельно Вите. Они боятся ранить босса, а мне оставалось отбиваться и не допустить, чтобы моего пленного утащили с поля боя.
Выглянул из засады, увидев ублюдка, старавшегося сделать Ульяне побольнее, прячущегося за машиной. Стоило ему лишь немного показать свой нос, как я без промедления, нажал на курок, всадив пулю в его тупую башку. Ни с тем они связался. Передвинул стол, приподнимая его и прикрывая тонкой столешницей нас с Хором, обезопасив себя от слепых пуль, рассчитывающих вывести меня из игры и при этом не прикончить босса. Мои люди приближались, практически выведя из строя всю группу Хромова. Обернулся к складу, убедившись, что Ульяна успела спрятаться. Как только огонь стих, передал Витю в руки своих безопасников и отправился искать девушку.
Пульс зашкаливал. Возбужденный от пережитой опасности и перестрелки, пытался выровнять дыхание. В ушах стоял шум. Вошел на склад, осматриваясь по сторонам. Огромные кучи мешков, перевязанных веревками, рассредоточились по всему помещению. Осмотрелся, стараясь найти свою женщину, но она надежно спряталась.
– Ульяна, – крикнул, успокаивая галопом бегущее сердце.
– Тут, – услышал тихий голосок из-за наваленных в кучу мешков слева от меня.
Пошел на звук, радуясь, что наконец-то все позади и я просто смогу отвезти ее в безопасное место. Но жизнь оказалась той еще сукой. Подошел к краю кучи, наступив в темную жидкость. Под ложечкой засосало.
– Уля? – выглянул из-за мешков со строительными материалами.
Окровавленными руками она зажимала живот.
Время ополчилось против меня. Сначала бесконечно долгая дорога до больницы, когда я наблюдал, как с каждой секундой бледнеет лицо моей девочки и с каждой каплей крови, вытекает жизнь. Держал ее на руках, зажимая рану, гладил по голове, успокаивая, а самого трясло, как будто я голым на улицу в минус тридцать выбежал. Да и как тут не будет трясти, когда серые глаза смотрели, невидящим остекленевшим взглядом. Она даже не кричала и не стонала от боли. Просто гасла у меня на глазах. Сгорала как спичка. А я пытался докричаться до нее, чтобы она сопротивлялась, боролась и не смела, мать ее умирать. Должна жить для детей своих, для меня. Если до этого момента думал, смогу забыть, вычеркнуть. То теперь понимал, ни черта я не выживу без нее. Загнусь. Лягу рядом с ней и буду медленно умирать. Наказывать себя за то, что не сберег любовь всей своей жизни.
Никогда не испытывал такого страха. Боялся, что не выживет. Боялся никогда больше не увидеть ее улыбки, не услышать голоса. Даже если она возненавидит меня еще сильнее после происшествия, то пусть! Лучше жить одному, зная, что она где-то там, но дышит, радуется, грустит. А не оплакивать до конца своих дней, да еще и пацанов мелких оставить сиротами.
На всю жизнь запомнил эту чертову дорогу до больницы и свои ощущения. Ужас, ледяными щупальцами сковывал кости, стоило Уле начать терять сознание. Понимал, что потеряла много крови, но упорно гнал от себя мысли о том, что может не доехать и уснет навсегда, даже не получив помощи.
Передав ее врачам, не ощутил облегчения. Понимал, впереди самое страшное. Борьба за жизнь Ульяны. Остался там в больнице. Забыв напрочь про ублюдка Хрома. Знал, мои ребята должны позаботиться о том, чтобы он никуда не делся. Мысленно пребывал со своей девочкой. На смену ночи пришло утро, а за ним и день. Лишь тогда передо мной вырос хирург, которого вытащили посреди ночи на работу за очень щедрое вознаграждение не только для этой богадельни, но и для кармана самого специалиста.
Седовласый мужчина лет пятидесяти, протирал запотевшие очки краем зеленой рубашки, смотря прямо на меня.
Рассматривал его в ответ боясь задать самый важный вопрос. Ждал когда заговорит, а самого снова потряхивать начало от переизбытка адреналина.
– Состояние Ульяны Андреевны крайне тяжелое. Пуля прошла вверх, через кишечник, через поджелудочную, застряв в лёгких. Удалось вытащить, и зашить органы. Сильное внутреннее кровотечение удалось остановить и сделать переливание крови. Теперь все будет зависеть от организма девушки.
– Она выживет? – голос дрогнул. Не мог себе представить подобного расклада.
– Эти сутки критические. Пока состояние стабильно тяжелое. Ещё немного и вы бы не довезли её, слишком большая потеря крови.
– Могу я ее увидеть?– с надеждой спросил мужчину, чувствуя, что если самолично не услышу ее сердцебиения, то сойду с ума.
– Дождитесь когда девушку переведут из реанимации. Сегодня езжайте отдыхать.
– Мне нужно просто убедиться, что она дышит! – напряжение прошлой ночи давало о себе знать потерей самоконтроля.
Доктор с сочувствием посмотрел на меня. Уверен, будь на моем месте кто-то другой, то он настоял бы на том, чтобы тот человек покинул больницу. Но деньги, мать их, творят чудеса. И вот я уже стою у изголовья кровати Ульяны.
Утыканная трубками, окруженная мониторами с датчиками, в кислородной маске, такая маленькая и хрупкая на фоне больничной кровати. И все по моей вине. Сердце болезненно сжалось, а рот наполнился горечью и ее не удавалось сглотнуть. Горло сжимало, не давая дышать, да и в груди будто находился чужеродный объект, вызывающий боль при каждой попытки сделать вдох.
– Ты только живи, – осторожно коснулся ее ладони. – Даже если видеть меня больше не сможешь, просто живи.
Не знаю как долго сидел возле ее кровати, рассматривая длинные ресницы, бледные щеки и мертвенно белые губы. Наверное ждал, когда она откроет глаза и скажет, что с ней все в порядке. Но ничего не происходило. Лишь писк приборов, и диаграмма на мониторе, указывали на то, что она дышит. Даже ресницы не дрожали и грудь вздымалась еле заметно. Я готов был сидеть рядом с ней столько, сколько потребуется до того, как она придет в себя. Но появилась грозная медсестра, не желающая слушать никаких доводов и просто вытолкала меня за дверь.
Не мог оставить Ульяну одну. Договорился с поликлиникой, что приставлю к палате охрану. И лишь после того, как у ее дверей обосновался мой человек, я сел в автомобиль и с тяжелым сердцем покинул больничную стоянку. Отвлечься от тягостных мыслей мне поможет только одно – месть.
Хрома держали в подвале того дома где он прятал Ульяну. Это оказалось здание администрации старого пионерского лагеря, переделанного под базу отдыха. Принадлежала это база самому Витьку, но вот уже с десяток лет не функционировала. И стояли заброшенными десять спальных корпусов и два административных здания. Если бы оказался в этом месте при другой ситуации, обязательно почувствовал бы ностальгию по советскому детству. Но сейчас в душе ничего не дрогнуло. Шел напрямую к своей цели, не отвлекаясь на сантименты. Лишь отметил, что Витя хорошо придумал, прятать Улю здесь. Теперь его точно будут искать долго. И найдут лишь тогда, когда начнут проводить инвентаризацию его имущества. К этому моменту от трупа останутся лишь кости. Обгорелые кости.
В подвале пахло сыростью и плесенью. Хромов висел без сознания на вытянутых руках, подвешенный на ржавую батарею. Один глаз заплыл, видимо пытался сопротивляться моим ребятам, ублюдок. Надеялся еще, что сможет сбежать. Вадим плеснул в него ведром воды. Хром издал жуткий звук, шумно вдыхая и открывая глаза. Цепочка, к которой пристегнуты наручники, заскрежетала, слегка сдвинувшись по батарее и забренчали звенья. Пленник не сразу видимо сообразил, что происходит, а затем столкнулся с моим взглядом.
Я подошел к нему, остановившись в шаге от давнего врага. Смотрел на эту мразь, вспоминая то, как вез Ульяну в больницу. Не сдержавшись сразу же ударил Хромова кулаком в лицо. Послышался хруст, из его носа потекла кровь.