«Я протестовала даже не столько против его тем или его мнений, сколько… против невозможного русского языка, которым он писал. В холодном бешенстве он ходил из угла в угол в моей комнате, тяжелой походкой на пятках, повторяя: „Вы бррраните, а дррругие хвальят…" Потом эта стычка наша замазывалась до… следующей книжки. Вначале я была так наивна, что раз искренно стала его жалеть: сказала, что евреям очень трудно писать, не имея своего собственного, родного языка. А писать действительно литературно можно только на одном и вот этом именно, внутренне родном языке. Язык древнееврейский? Мало кому из современных евреев он родной. Писать на жаргоне? Этого евреи не хотят. Они пишут (когда пишут) на языке страны, в которой живут. Но этот язык даже в тех случаях, когда страна – данная – их „родина", т. е. где они родились, – им не „родной", не „отечественный", ибо у них „родина" не совпадает с „отечеством", которого у евреев – нет. Ни Лермонтов, ни Некрасов, ни Толстой или Достоевский не могли бы быть евреями, как ни Гете, ни даже Ницше. Все это я ему высказала совершенно просто, в начале наших добрых отношений, повторяю – с наивностью, без всякого антисемитизма, а как факт, и с сожалением даже к судьбе писателей-евреев. И была испугана его возмущенным протестом. В дальнейшем я этого общего вопроса старалась не касаться. Кстати об антисемитизме. В том кругу русской интеллигенции, где мы жили, да и во всех кругах, более нам далеких, его просто не было».
«Литературная энциклопедия» в 1920—1930-х гг. сообщала: «Широко образованный искусствовед, Волынский много внимания уделял театру, а после революции – особенно балету. В 1925 г. он выпустил капитальный труд – „Книга ликований: Азбука классического танца", – посвященный обоснованию и защите так называемого классического балета. Возглавлял ленинградский Хореографический техникум. Печатал ряд статей по вопросам искусства (преимущественно танца) в ленинградском журнале „Жизнь искусства". Был председателем правления Ленинградского отделения Союза писателей (1920–1924 г.), председательствовал в коллегии издательства „Всемирная литература". Но своим „этическим" и „эстетическим" теориям он оставался слепо верен до конца своей жизни, не осознав их общественной реакционности, даже в условиях совершенно изменившейся социальной обстановки».
В большой статье о Волынском Борис Парамонов писал: «Аким Львович Волынский, если дать ему самое краткое и в то же время исчерпывающее определение, – предтеча русского культурного модернизма. Это важнее всего, а потом уже следует перечислять его специализации – философ-эссеист, критик, журналист, историк культуры (громадная книга о Леонардо) и даже знаток балета, посвятивший ему сочинение под названием «Книга великого ликования». Вот в этом названии сказался весь Волынский, каким он был и остался в памяти современников, – восторженный Дон Кихот культуры. Сочинения его в советской России были начисто забыты, потому что режиму не нужны, но имя его весьма часто вспоминалось, причем в позитивном контексте. Прежде всего, оно было известно из писем Чехова, где он часто и не без юмора упоминается (Чехов называл его Филоксерой), из мемуаров Чуковского о Блоке или же из мемуарной книги Федина „Горький среди нас“». <…>. Волынский еще до появления блестящей плеяды Бердяева, Булгакова, Струве заговорил о Канте как необходимой основе любого философствования. Он первым в России написал о Ницше и его малом подобии Оскаре Уайльде. И едва ли не главное именно в России: это Аким Волынский стал доказывать, что Достоевский важнее всех на свете народников и марксистов. До появления этапной книги Мережковского „Толстой и Достоевский" это было самое значительное из сказанного о Достоевском в России. Особенно нажимал Волынский на роман „Бесы", пользовавшийся в интеллигентских кругах дурной репутацией пасквиля на революцию.
Цикл статей Волынского о „Бесах" называется „Книга великого гнева". Чтобы убедиться в проникновеннейшем понимании Волынским проблематики „Бесов", возьмем только одну статью – „Романы Ставрогина": о том, что сегодня бы назвали темой сексуальной ориентации этого литературного персонажа. Перечисляются ставрогинские женщины, его, как сказали бы в старину, любовный интерес: жена Шатова, Даша, Марья Лебядкина, Лиза Хохлова – с соответствующими анализами.
О Лизе: „Была ли тут со стороны Ставрогина страсть в ее обычных нормальных проявлениях, с ее обычным пафосом, та страсть, которой он начал иметь тоже, может быть, желая окончательно выяснить для себя свой жизненный «уровень»; или же тут было с его стороны, при банкротстве нормальных сил, одно только оскорбительное для Лизы фантазирование опытного, но слабосильного эротического беса?" <…>.
И уж коли мы заговорили об этом самом разврате, то нельзя не упомянуть любопытного факта, со всеми подробностями описанного в интимном дневнике Зинаиды Гиппиус: как она почувствовала к Волынскому нечто вроде влечения и он всячески пошел ей навстречу, но она все-таки уклонилась, не сумев преодолеть обычной своей зажатости. Зная об этом эпизоде, видишь некий подтекст в словах Волынского из его рецензии на сборник стихов Гиппиус:
„Религиозность Гиппиус – это религиозность католической монахини, при которой еще ярче очерчивается человеческая личность, ее чувственные элементы, ее сдержанно-горделивая пластика. Чем больше говорит она о Боге, тем больше видна она сама – в своей тонкой, капризной телеснодушевной жизни".
Волынский парадоксально напоминает Владимира Стасова: та же неуемная, а часто и неуместная страстность в обсуждении интересующих тем. Разница, однако, в том, что Стасов, по словам Чехова, был способен пьянеть даже от помоев, а Волынский был тонким ценителем настоящих вин – хотя Чехов же прозвал его Филлоксерой»99. Портет Волынского дан Корнеем Чуковским в воспоминаниях «Две Королевы»100.
В.И. Воячек (1876–1971), отоларинголог, основатель научной школы, генерал-лейтенант медицинской службы (1943 г.), академик Академии медицинских наук (1944 г.), Герой Социалистического Труда(1961 г.). Основные труды – по физиологии, патологии и методам исследования внутреннего уха и хирургическому лечению его заболеваний, по авиационной медицине.
Окончил Военно-медицинскую академию в 1899 г. 1917 г. – доцент Императорской Военно-медицинской академии, врач больницы при Свято-Троицкой общине сестер милосердия; руководил ЛОР-кафедрой Академии в 1918–1956 гг. По инициативе Воячека в 1930 г. был организован Ленинградский научно-исследовательский институт по болезням уха, горла носа и речи, научным руководителем, а потом консультантом которого был до конца своей жизни.
В.И. Воячек создал крупнейшую отечественную школу оториноларингологов, предложил ряд новых операций, медицинских инструментов, методов хирургической техники, разработал нормативы отбора летного состава в авиацию, использованные при наборе в отряд космонавтов. Имя Владимира Игнатьевича Воячека в 1935 г. присвоено оториноларингологической клинике Военно-медицинской академии. Он награжден пятью орденами Ленина и пятью другими орденами, а также медалями. Награды и звания: академик АМН СССР, заслуженный деятель науки, в 1917–1956 гг. – профессор (с 1930 г. – заведующий кафедрой), в 1919–1925 гг. – вицепрезидент и в 1925–1930 гг. – начальник этой Академии, заслуженный деятель науки РСФСР (1933 г.), Герой Социалистического Труда, академик АМН СССР (1944 г.). Основные труды по физиологии, патологии и методике исследования внутреннего уха, морской и воздушной болезням, глухонемоте, порокам речи101. В 1917 г. жил на Преображенской улице, 13, в 1934 г. – на Нижегородской, 6. Похоронен на Богословском кладбище.
И.К. Воячек родился в 1825 г. в Моравии. Посвятив свою деятельность изучению чешской народной музыки, Воячек собрал много чешских народных песен, легенд и танцев. В 1857 г. Воячек прибыл в Петербург и поступил на должность военного капельмейстера, а впоследствии в оркестр Михайловского театра. Воячек был также одно время органистом итальянской оперы. В 1862 г. приглашен в Петербургскую консерваторию преподавателем элементарной теории, а в 1866 г. назначен профессором оркестровки. Состоял органистом русской оперы, где некоторое время занимал должность второго капельмейстера. Умер до 1917 г.
B. И. Зазерский (1874–1942), ученый-бухгалтер, эксперт по делам выкупа в казну частных предприятий, в частности Киевских городских железных дорог, Франко-Русского завода, Русского для внешней торговли банка и др. После 1904 г. преподавал теорию бухгалтерского учета (счетоводство) на курсах М.А. Побединского, в Петровском училище Купеческого общества и в Политехническом институте, где был избран профессором и оставался преподавать до своей кончины в годы блокады Ленинграда. Будучи профессором Политехнического института, жил в Лесном. Автор ряда работ по организации учета в промышленности и методических пособий по предмету.
C. Г. Лозинский (1874–1945), магистр всеобщей истории. Родился в Бобруйске. Учился в Берлине и Париже. Окончил курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Начал свою литературную деятельность в 1904 г. опубликованием «Истории Второй французской республики», написанной в Париже на основании первоисточников. В 1904–1906 гг. редактировал иностранный отдел в газете «Киевские отклики» и опубликовал со своим предисловием перевод Бельгийской конституции 1831 г. (Киев, 1904 г.), сотрудничал в «Политической энциклопедии» Слонимского и участвовал в издании «Нового энциклопедического словаря», где поместил статью об антисемитизме (III т.). В 1911 г. под его редакцией стали выходить русские издания «Истории израильского народа» Ренана, «Истории инквизиции» Ли, а также (в сотрудничестве с профессором Кареевым) «Всемирной истории» Пфлуг-Гартунга. В годы Первой мировой войны опубликовал отдельными оттисками статьи «Воинствующая Германия» (Пг., 1917), а после Октября 1917 г. в серии книг «Деятели Великой французской революции» переиздал книгу о Дантоне (1-е изд., 1906), издал книги «Евреи Запада в борьбе за право и свободу» (М., 1919), «Из истории классовой борьбы. Греция, Рим» (Л., 1924), «Деяния папы римского» (М., 1930).