– Не таким уж и пламенным, особо пламенных среди нас не было. Пламя, правда, случалось видеть нередко, особенно когда нас сбивали.
– Должно быть, ты ненавидел таких, как я. Исключая, конечно, свою сестру.
– И ее тоже, – уточнил Конверс. – Ненавидел, презирал, приходил в бешенство. Но только когда кого-нибудь убивали или кто-нибудь сходил с ума в лагерях для военнопленных. Но отнюдь не за то, что вы говорили, – каждый из нас отлично знал, что такое Сайгон, – мы завидовали тому, что вы могли говорить об этом без страха. Из-за вас мы чувствовали себя полными дураками. Глупыми, трясущимися кретинами.
– Я могу понять и это.
– Очень мило с твоей стороны.
– Прости, это прозвучало не совсем так, как я хотел.
– А как это прозвучало, ваша честь? Холлидей нахмурился.
– Высокомерно, я полагаю.
– Именно, – сказал Джоэл. – Так оно и прозвучало.
– Ты все еще злишься?
– Не на тебя, а на то, что приходится постоянно копаться в прошлом. Я терпеть не могу эту тему.
– Благодари за это пропаганду Пентагона. Какое-то время ты фигурировал в ночных новостях в качестве самого настоящего героя. Сколько их было, этих побегов? Три? После первых двух тебя поймали и спустили шкуру, но в последний раз ты бежал один, не так ли? Ты прополз по вражеским джунглям пару сотен миль, пока не добрался до линии фронта.
– Там и сотни миль не было, а кроме того, мне отчаянно повезло. При первых двух попытках из-за меня было убито восемь человек. И ей-богу, гордиться здесь нечем. Может, мы все же перейдем к “Комм-Теку” и “Берну”?
– Дай мне еще несколько минут, – сказал Холлидей, отодвигая кофе и булочку. – Пожалуйста. Поверь, я не пытаюсь копаться в твоем прошлом. Просто у меня в голове вертится один небольшой вопросик, если ты, конечно, считаешь, что у меня есть голова.
– Репутация Престона Холлидея не позволяет отрицать этого факта. Если верить моим коллегам, ты – просто акула. Но я-то знал еще того, кого звали Эвери, а не Пресс.
– Значит, предоставим слово Фоулеру, если тебе с ним удобней.
– А в чем дело?
– Сначала парочка вопросов. Видишь ли, я тоже не хочу недоразумений, поскольку у тебя тоже есть вполне определенная репутация. Утверждают, что ты – лучший специалист в области международного частного права, однако те, с кем я разговаривал, никак не могут понять, почему Джоэл Конверс удовлетворяется работой в небольшой, хотя и весьма респектабельной фирме, когда он мог бы добиться большего. Или даже работать самостоятельно.
– Ты хочешь подрядить меня?
– Нет, я вообще не нуждаюсь в партнерах. Спасибо отчиму и его юридической фирме в Сан-Франциско.
Конверс с сомнением поглядел на оставшуюся половинку булочки и решил не трогать ее.
– Так что же вас интересует, ваша честь?
– Почему ты работаешь там, где ты работаешь?
– Мне хорошо платят, и фактически я возглавляю отдел. Никто не стоит у меня над душой. Кроме того, не хочу рисковать. Мне ведь приходится выплачивать алименты: соглашение полюбовное, но тем не менее.
– На содержание детей?
– Нет, Бог миловал.
– Как складывались твои дела после демобилизации? Каковы были твои планы? – Холлидей снова наклонился вперед, прочно опершись локтями о стол и опустив подбородок на руки – олицетворение сосредоточенного студента. Или кого-то еще.
– Кто эти люди, с которыми ты говорил обо мне? – спросил Конверс.
– Служебная тайна, ваша честь, по крайней мере на данный момент. Такой ответ вас удовлетворяет?
– Да ты и на самом деле акула… – усмехнулся Джоэл. – Итак. Евангелие от Конверса… После того как жизнь моя потерпела крах, я вернулся с намерением взять реванш. Зол я был тогда как черт. Мне хотелось заполучить все. Недоучившийся студент засел за науки. Не стану врать – этому немало способствовало и весьма доброжелательное ко мне отношение. Вернувшись в Амхерст, я за три семестра и одни летние каникулы прошел курс двух с половиной лет. Затем Дьюк предложил мне ускоренную программу. Я прошел и ее, а потом специализировался в Джорджтауне и одновременно работал.
– Ты работал в Вашингтоне?
Конверс кивнул.
– Да.
– Где именно?
– В фирме Клиффорда.
Холлидей, присвистнув, откинулся на спинку стула.
– Золотое дно: прямая дорога к высшим сферам Блэкстрауна и межнациональным корпорациям.
– Я ведь сказал, что отношение ко мне было особым.
– И это тогда, в Джорджтауне или в Вашингтоне, тебе пришла мысль о службе за границей?
И снова Джоэл кивнул и поморщился – солнечный зайчик, отразившийся от чего-то на сверкающей глади озера, попал ему в лицо.
– И тебе удалось получить подходящее место, – констатировал Холлидей.
– Я был им нужен совсем по другим причинам, совсем по другим. Если бы выяснилось, что у меня действительно было на уме, госдепартамент не дал бы мне и двадцати центов на дорожные расходы.
– А как же с фирмой Клиффорда? Ты был весьма выигрышной фигурой даже по их масштабам. – Калифорниец сделал протестующий жест. – Знаю, знаю. Опять другие причины…
– Нет, скорее простой арифметический подсчет, – прервал его Конверс. – Там более сорока юристов на капитанском мостике, а еще сотни две числятся в команде. Десяток лет я выяснял бы, где у них туалет, а второй десяток – старался понять, как открывается в него дверь. Я искал другого.
– И чего именно?
– Примерно того, что я и получил. Я уже говорил тебе: платят мне хорошо, и практически я возглавляю зарубежный отдел. Второе тоже весьма для меня важно.
– Но, нанимаясь в эту фирму, ты не знал, что так будет, – возразил Холлидей.
– В том-то и дело, что знал. Когда “Тальбот, Брукс и Саймон”, небольшая, но, как ты говоришь, весьма респектабельная фирма, обратилась ко мне, мы пришли к вполне определенному соглашению. Если в течение четырех или пяти лет я достаточно проявлю себя, то займу в ней место Брукса. Он ведал у них зарубежными делами и начал уставать от постоянной смены временных поясов… – Конверс сделал небольшую паузу и добавил: – Очевидно, я достаточно проявил себя.
– И столь же очевидно, что где-то на пути ко всему этому ты женился.
Джоэл откинулся на спинку стула.
– Стоит ли об этом?
– К делу это не имеет ни малейшего отношения, просто мне очень интересно.
– Почему?
– Естественная реакция, – заметил Холлидей, мягко улыбаясь. – Думаю, что ты чувствовал бы то же самое, поменяйся мы местами и пройдя я все то, что прошел ты.
– Ох уж эти мне акулы, – как бы про себя пробормотал Конверс.
– Конечно, отвечать не обязательно, ваша честь.
– Знаю, но, как ни странно, мне хочется ответить. Она достаточно натерпелась из-за всего того, что, как ты выражаешься, “мне пришлось пройти”. – Джоэл разломил остаток булочки, даже не пытаясь взять ее с тарелки. – “Комфорт, удобства и видимость стабильности”, – добавил он.
– Прости, не понимаю…
– Это ее слова, – продолжал Джоэл. – Она говорила, я женился ради того, чтобы было куда возвращаться, чтобы иметь постоянную кухарку и прачку, а заодно избежать утомительных, отнимающих уйму времени поисков партнера на ночь. Кроме того, вступив в законный брак, я приобретал определенный имидж… “и. Боже, неужто я должна играть эту роль?…” Это – тоже ее слова.
– И слова были справедливы?
– Я уже говорил, вернувшись, я хотел заполучить все целиком, а она была частью этого целого. Да, слова эти были справедливы. Кухарка, горничная, прачка, сожительница – вполне приличный и весьма привлекательный довесок к моему “я”. Она говорила, что никак не может разобраться, когда и в какой роли ей следует выступать.
– Судя по твоим словам, она – исключительная женщина.
– Да, она такой и была. И есть.
– А нет ли здесь надежды на возможное воссоединение? – Никакой. – Конверс отрицательно покачал головой, и, хотя улыбка промелькнула у него на губах, глаза оставались серьезными. – Она также оказалась обманутой, а такого не должно быть. Во всяком случае, я вполне доволен своим нынешним положением, вполне. Просто некоторые из нас не созданы для домашнего очага и непременной жареной индейки, хотя иногда и возникает тяга к подобной жизни. – Кстати, это совсем неплохая жизнь.
– И ты ведешь именно такую? – быстро спросил Джоэл, как бы пытаясь направить разговор в иное русло.
– Увяз в ней по уши. Жена, пятеро детей. Иной жизни я бы и не хотел.
– Но тебе приходится много разъезжать, не так ли?
– Зато мы всегда с радостью возвращаемся домой. – Холлидей снова резко наклонился вперед, как бы рассматривая свидетеля на судебном процессе. – Значит, по существу, ты ни к чему и ни к кому не привязан и тебе не к кому спешить обратно.
– Тальбот, Брукс и Саймон явно не согласились бы с такой трактовкой. Да и отец мой тоже. Со смерти матери мы каждую неделю обедаем вместе, если только он не улетает куда-нибудь – у него сохранилось пожизненное право на бесплатные перелеты.
– Он все еще много летает?
– О да, одна неделя в Копенгагене, другая – В Гонконге. Он весь в движении и искренне наслаждается этим. Ему шестьдесят восемь, и он неисправим.
– Думаю, он бы мне понравился. Конверс с усмешкой пожал плечами.
– А возможно, и нет. Видишь ли, всех юристов, включая и меня, он считает дармоедами. Он последний из тех, кто считали шарф обязательным предметом одежды летчика.
– Нет, наверняка бы понравился… И тем не менее помимо твоих работодателей и отца у тебя нет – как бы это выразиться? – существенных обязательств ни перед кем?
– Если ты имеешь в виду женщин, то есть несколько, мы хорошие друзья, но я полагаю, разговор об этом зашел слишком далеко.
– Я же сказал тебе, у меня есть на это веские причины, – напомнил Холлидей.
– В таком случае, ваша честь, изложите их. Допрос окончен.
Калифорниец согласно кивнул.
– Хорошо, приступаю. Дело в том, что люди, с которыми я говорил, хотели удостовериться, что ты свободен.
– Тогда скажи им, что я не свободен. У меня есть работа и обязательства перед фирмой, в которой я тружусь. Сегодня среда; все дела, связанные со слиянием, мы должны закончить к пятнице, после этого я уеду на уик-энд и вернусь в понедельник… как меня и ожидают.