чались парады казаков, мужиков двадцати пяти-тридцати пяти лет, увешанных георгиевскими крестами и гордо именующих себя хорунжими и есаулами. Правда, от парадов на сотню метров разило сивухой и кресты были зачастую с неоторванными бирками из киосков Роспечати. Но политически направление было модным, потому и получилось, что с одной стороны Григория Титова, переведенного из центрального аппарата, поставили на значимое направление по работе с казачеством. А с другой стороны, это был тупик, работа с ряжеными алкашами, которые не нашли себя в жизни. Эдакий потомок добровольной народной дружины только с пьющим контингентом. В то время это была забава, игра деревенских мужиков, страдающих от безделья. А кто в деревне страдает от безделья? Именно, тот у кого нет хозяйства. Такие люди восемьдесят лет назад были основой большевистского движения, они же, потеряшки по жизни, и в казачество первыми вступало, в надежде, что армян да немцев с Кубани повыгоняют, вот они в их кирпичные дома из своих саманных хаток и переедут.
Вторая большая составная часть первых казаческих дружин нулевых годов состояла из бывших сидельцев и просто людей, перебравшихся на юг в поисках лучшей жизни или сезонных рабочих. Вот и получилось, что в то время половина казаков была перманентно пьяным колхозным людом, а вторая половина была не менее часто пьяной, но живущей в наскоро перестроенных из заброшенных коровников казармах пришлыми мужичками, которые выданными бекешами или черкессками с жестяными крестами на груди зачастую прикрывали колотые кресты на спинах.
Этот контингент разительно отличался от тех казаков, которых с детства помнил Григорий, от друзей его отца, которые в девяносто девятом восстановили в Краснодаре обелиск в честь двухсотлетия Кубанского казачьего войска, вообще от всех, с кем он когда-либо имел дело. Поэтому и не удивительно, что в душе капитан Титов люто возненавидел это быдло, которое посмело примерить на себя облик столь дорогого Григорию казачества.
Первые пару лет Григорий работал в здании УФСБ, на улице Красноармейской. Но как-то постепенно казаческие вопросы все больше стали переходить из ведомства безопасников в краевую администрацию. И так сложилось, что будучи уже майором ФСБ, в 2003 Григорий Титов перебрался в небольшой кабинетик на втором этаже в здании краевой администрации на улице Красной. Его отдел к тому времени уже состоял аж из трех сотрудников и целых двух секретарей, которые на военный манер назывались адъютантами.
В казачестве за эти годы тоже произошли значительные перемены. Движение, если можно так сказать, повзрослело. Сами собой отшелушились люди, пришедшие в движение чтобы поиграть в ряженых, получить кусочек власти или просто от бездельной скуки. Постепенно казаков все больше привлекали к общественной работе, причем никаких благ за то же самое патрулирование улиц, казаки не получали. Все это делалось на общественных, добровольных и безвозмездных началах. Вот и ушли из казаков те, кто искал для себя выгоды. Конечно остались и персонажи, которые у себя в маленьких станицах или совхозах играли роль поместных князьков, прикрываясь тем, что они «казаки». Но и таких становилось все меньше и меньше потому что они не получали никакой поддержки из центра. Кстати говоря, и сам центр кубанского казачьего движения постепенно перешел из станиц и хуторов в краевую столицу, в Краснодар.
К концу 2003 года Семен Титов чувствовал себя уже совершенно плохо. Последствия инсульта так и не ушли, половина некогда могучего тела так и оставалась неподвластной хозяину. Больше того, все чаще родные замечали, что эти самые последствия затрагивают мозг старого военного. Семен практически перестал говорить и лишь мычал и завывал. Иногда он не узнавал родных и в такие дни он казалось возвращался в свой личный афганский ад, скулил, баюкал свою левую культю и пытался укусить любого, кто к нему приближался.
Григорий регулярно поднимал свои старые связи для того, чтобы перевести отца в Москву, где ему могли бы помочь. Краснодарские врачи открыто говорили ему, что при их уровне оборудования и опыта они ничем Семену помочь не могут, а вот в клиниках Москву, особенно в аппаратных, ведомственных, есть и необходимое оборудование, и специалисты и технологии, успешно применяемые как раз в такого рода лечении, необходимом Семену. У Григория еще оставались кое-какие деньги после продажи московской квартиры, он готов был продать и их краснодарскую квартирку и заплатить за лечение отца. Но вопрос был не в деньгах. В то время коммерческая медицина в России была скорее жадной неумехой по сравнению с бесплатной ведомственной системой больниц. Только вот без высокого звонка даже отставнику полковнику эти ведомственные клиники были недоступны. Григорий перелопатил все свои блокноты с фарли досье на контакты, обзвонил и повстречался более чем с сотней людей. Но никто не брался ему помочь. Видимо его бывший шеф, московский генерал, и правда провел некую работу по созданию для Титова имиджа прокаженного, с которым общаться себе дороже выйдет. Ну и, как это часто бывает в жизни, как только человек перестал быть перспективным знакомым, ему перестали помогать. Оказалось, что реальных друзей у Григория за все время службы и не появилось вовсе. И чем чаще отказывали бывшие контакты Григорию в помощи, тем резче он начинал с ними разговаривать. И чем резче он с ними говорил, тем хуже становились его с ними отношения. В итоге номинальная ссылка из столицы в Краснодар обернулась для Григория тотальным удалением его из клуба. Да, формально он оставался майором ФСБ. Да, в блокноте с контактами у него были записаны личные номера телефонов многих и многих практически всесильных людей. Вот только из-за его отказа играть по правилам, из-за отказа прогнуться под действительность, с ним перестали разговаривать. Правда жизни такова, что даже властные люди, казалось бы, продавшиеся тысячу раз и не имеющие никаких моральных принципов, сами про себя все прекрасно понимают. Дурак не станет руководителем. Это мифы, муссирующиеся в среде подчиненных, мол, начальник дурак и живет за счет работы подчиненных. Нет, не дурак. Просто ему чуть больше повезло. Поэтому то, что Григорий Титов в глаза говорил начальству об их лизоблюдстве перед западными «партнерами» разумеется раздражало людей. Так Титов оказался без поддержки сверху. Ну а его заявления краснодарским коллегам об их усилиях прогнуться перед Москвой лишило его и горизонтальной, внутрикастовой поддержки. В итоге Григорий стал изгоем. Как произошла эта метаморфоза, как из подающего надежды молодого спецслужбиста он превратился в парию, как само мировоззрение Григория поменялось под воздействием истории его отца Григорий и сам не заметил. Только в какой-то момент он стал замечать за собой, что его дико, до дрожи в кончиках пальцев, начали раздражать любые представители федеральных служб. Отказ перевести отца в московскую клинику странным образом породил в Григории неприязнь ко всему вообще московскому.
В начале 2004 в администрации Краснодарского Края создали департамент по работе с Казачеством. Главой департамента поставили одного из депутатов законодательного собрания, а Григория сделали его замом. Соответственно отдел Григория был расформирован, сам он был, по-тихому, уводен из ФСБ и стал, теперь уже официально, числиться в краевой администрации. Из органов за ним в администрацию перешел только один его сотрудник, его зам по работе в отделе, Зимин Антон. За время совместной работы Титов и Зимин как-то срослись характерами и к моменту перехода в администрацию Зима, как Антон сам себя называл, стал, пожалуй, единственным человеком на земле, с кем Григорий если и не дружил, но кому он по крайней мере доверял.
Зима, Антон Зимин, уволился из ФСБ в след за шефом будучи в чине старшего лейтенанта. В свои двадцать пять, несмотря на рост под два метра и почти сто килограммов сплошных мышц, Зима обладал юношеской внешностью наивного студента первокурсника. Есть такие моложавые мужчины, до поздней старости имеющие внешность молодого человека, зато потом стареющие резко и очень некрасиво, в шестьдесят лет превращающиеся в сморщенную и обвисшую копию себя же тридцатилетней давности.
Григория и Зиму сблизил один случай, произошедший летом 2002 года. Тогда, еще под эгидой безопасников, Григорий и Антон приехали в одну из станиц краснодарского края для разборки ЧП с участием казаков. Дело было в следующем: десяток казаков, большая часть которых была сезонными рабочими, съехавшимися на Кубань за заработками, жили в станице в бараке. На лето часть из них разъехалось калымить по побережью. В бараке, или как его называли сами жильцы, в казарме, остались лишь двое мужиков, даже вернее парней лет двадцати-двадцати двух. Вот на них та и пожаловались жители станицы, мол, воруют. То курицу, то индюка, то поросенка уведут. Поймать — ни разу не поймали, иначе быть бы им битыми по непреложным сельским законам. Однако подозрение было твердое. Так получилось, что родственник одного из депутатов законодательного собрания жил в этой станице, он та и пожаловался на казаков депутату-родственнику. Тот, в свою очередь, попенял друзьям в Управлении, и Григорию «поставили на вид лично разобраться и устранить». Вот он и приехал, вместе со своим замом, в станицу для разбора.
В станице, в едва восстановленном коровнике, который гордо именовался казармой, приезжих встретил, несмотря на сантиметровые щели в стенах, стойкий сивушный запах. Два тела, чуть прикрытые грязными спортивными кофтами, в унисон храпели на панцирных кроватях.
Вид «казаков», смрад самогонного перегара и блевотины, громогласный храп взбесили Григория. Но больше всего его взбесили кители спящих алкашей, валяющиеся тут же возле кроватей. На обоих гордо висели есаульские погоны. По сути, эти пацаны, судя по погонам, были такими же майорами, как и Григорий! Он грубо растолкал ближайшее тело и потребовал встать, но вполне предсказуемо был послан даже не проснувшимся «есаулом». Зима поднял с грязного пола полупустую полуторалитровку минералки и вылил на голову ближайшего казака. Тот встрепенулся, с матом поднялся на ноги и обвел гостей мутным взглядом. Потом так же нетвердо прошел в угол барака, вытащил из какой-то кучи хлама настоящую шашку, достаточно широкую, с малым прогибом, давно не чищенную и оттого как будто матовую. Пошатываясь тело прошло назад, к койке, но неожиданно остановилось. Мужик обвел мутным взглядом помещение, остановился на Григории, что-то прошамкал и неожиданно резко рванул к нему, одновременно занося шашку над головой.