Я отметил про себя, что мужик знает имя Давыдова. Ничего удивительного, готовились, мои визави очень хорошо готовились, прям пятерка им за домашнюю работу. А себе я ставлю крепкую двойку. Второй день меня крутят в танце непонятные партнеры, а я не то, что не веду в этом танце, я даже не могу понять, что мы танцуем. Но это явно не романтический медляк, это уж точно.
— А если я в мешок не полезу? — Я обратился к своему двойнику. Судя по поведению он тут самое младшее оно же слабейшее звено, может он что и сболтнет интересное, хоть какая пища для анализа будет.
Мой двойник растерянно посмотрел на Зиму, потом на Ирину, чем еще раз подтвердил мои догадки о существующей между ними иерархии. Ирина тем временем, усмехнувшись, подошла к столу и встала у меня за спиной, я снова почувствовал легкий флер ее духов.
— Ну вот что ты за человек, Максим Александрович, ну вот как ты с такими инстинктами самосохранения до своих лет дожил? — Зима направил пистолет куда-то в район моих ног. — Ты одну мысль дурашка запомни, нам ты уже целый не нужен, для представительской функции ты у нас есть, — он мотнул головой в сторону двойника, — ты нам теперь исключительно как источник информации нужен, хотя и тут, думаю ты уже все просчитал и понимаешь, что доступ к любой твоей информации у нас давно есть.
Зима как бы в раздумье приподнял левой рукой стул, на котором недавно сидел, и поставил его к столу.
— Хочешь, я скажу тебе чистую правду? — Он прищурившись смотрел мне в глаза. — Кстати, знаешь, Оскар Уайлд говорил, что правда никогда не бывает чистой, а еще он говорил, что она никогда не бывает чистой и простой. Так вот, пусть не чистая, но тогда и не простая правда в том, что у тебя нет выбора.
Зима подошел ко мне и, поставив руки на стол, склонился к самому лицу.
— Ты Максим Александрович, конечно ценный для нас человек, и покрутить с тобой операцию нам ох как интересно, но не обольщайся, твоя ценность не столь уж велика. И если я тебя прям здесь и сейчас завалю — никто меня конечно не похвалит, но и пенять мне долго не станут. Так что ты сейчас самостоятельно, добровольно, а если я прикажу, то и с улыбкой, засунешь голову в мешок. И моли Бога, чтобы я перед этим в него не плюнул.
— Ты бы к врачу сходил, Зима, желудок проверил, у тебя рот воняет.
Это были последние мои слова. На них нежный аромат духов Ирины сменился сладковатым эфирным запахом и одновременно что-то очень болезненно укололо меня в правое плечо. Даже не успев дернуться я почувствовал, что мое тело деревенеет, руки будто прилипли к столешнице. Я успел увидеть злобное лицо Зимы, дернувшееся вверх, и его искривленный каким-то ругательством рот. Но звука я уже не услышал. «Хлороформ и укол какой-то наркоты» — на этой мысли мой мозг отключился.
Очень сильно болит голова. Я никогда не страдал мигренями, да и вообще у меня все нормально со здоровьем, но сейчас я чувствовал себя отвратительно. В голову лезли какие-то бредовые мысли и образы. Почему-то вспомнилось, что в черепе человека двадцать три кости. Двадцать три кости. Краснодар — 23-й регион РФ. Я в Краснодаре. Я чувствую каждую из моих двадцати трех костей головы. Каждая кость как будто резонирует под действием неслышимых ультранизких басов. Такое ощущение, что голова взорвется. Почему-то моя голова представилась мне яблоком, которое разваливается под прессом, но разваливается не сплющиваясь в лепешку, а взрываясь как будто под действием колоссального внутреннего давления. Я приоткрыл глаза и тут же зажмурился от дикой боли, которая прошила мой мозг от самых глазниц до затылка. Эта новая боль заглушила предыдущую. Режущая боль в глазах избавила меня от пульсирующей боли внутри черепа. Я снова погрузился в темноту.
Часы у меня в голове говорили, что уже наступило утро. Утро следующего дня. Сначала я не смог вспомнить, следующего после чего, но почему-то понимал, что после чего-то прошла ночь.
Постепенно ко мне возвращалось сознание, а вместе с ним и воспоминания о прошедшем дне, вернее о двух прошедших днях. Москва, самолет, кафе, подсобка, квартира, дом на берегу реки. И люди. В голове четко прорисовался образ Ирины, Руслана Дзантиева и Сергея Давыдова. Выстрел и лежащий спиной ко мне Сергей. Мужик со странным именем Зима. Его глаза, так напомнившие мне вороненый металл пистолета.
Я попробовал потереть глаза, чтобы понять, мне мерещатся эти образы, или я и в самом деле сошел с ума и вижу все, как в кинотеатре или в очках дополненной реальности. Но я не смог поднять руку.
Дурман окончательно сошел, голова хоть и была чуть затуманена, но скорее не от дурмана, а как бывает утром, сразу после пробуждения. Я окончательно проснулся и открыл глаза. Странно, я чувствовал себя изумительно, как будто проспал десять часов где-нибудь в лесу с чистейшим воздухом и после правильной русской бани.
Я лежал на чем-то крайне неудобном, но не горизонтально, а градусов под 140. Как будто на медицинской койке с регулируемой горизонталью. Только койки не бывают сделаны из металлических трубок, вернее на койках обязан быть матрас. Я же лежал на некоем металлическом каркасе и смотрел вверх, на подвесной потолок, стандартный армстронг со встроенными секциями ламп. Лампы не горят, но вокруг светло. Мой внутренний хронограф подсказал, что сейчас где-то между двумя и тремя часами дня. Я попробовал подняться, но мои руки и ноги были надежно зафиксированы. Согнув голову так, что подбородок уперся в грудь, я посмотрел на себя. Одет по прежнему в серую толстовку и голубые джинсы. На ногах серые замшевые кроссовки. Как минимум — меня не переодевали. Ноги обернуты несколькими слоями прозрачного скотча. Руки мне не видны, но они так же схвачены чем-то широким и плотным. Пальцами я нащупал металлические трубки диаметром сантиметра в полтора. Еще раз посмотрев на ноги я увидел торчащие под ними резиновые колеса. Похоже, меня примотали скотчем к тележке для перевозки мебели и сейчас оставили лежать на полу. Судя по тому, что я не мог двигать ничем кроме головы, но тело еще не ныло и не затекло, примотали меня к этой каретке совсем недавно.
— А вот и спящая красавица очнулась, — услышал я знакомый голос. — Спасибо доктор, вы как всегда меня поражаете, как можно с точностью до минуты предсказать, когда пациент очнется, я понимаю плюс минус четверть часа, но он же буквально чуть не по щелчку вашего пальца глаза открыл! — Зима говорил откуда-то у меня из-за спины.
Видимо, я очнулся посреди какого-то разговора. Второго участника беседы я не видел, да и вообще я видел только потолок и, если помотать головой, то мне становились видны деревянные панели на стенах. Кажется, меня припарковали в углу какого-то офиса.
— А тут ничего волшебного, батенька мой, нет. Просто нужно хорошо знать скорость распада вещества, ну а так же массу тела подопытного. Так же мне помогло то, что я знал, чем наш гость последний раз питался. Рыбий жир на обед сильно помог не только мне при расчете нужной дозы, но и нашего пациента от головной боли сейчас избавил.
Говоривший был явно пожилым. Мягкий интеллигентный говор. И он знал, что я ел вчера на обед!
— Вы как, батенька, голова не болит, тошнота, головокружение, слабость? Да поставьте вы уже человека вертикально, что вы его как мебель в угол задвинули!
Кто-то подошел ко мне сзади и чуть крякнув поднял меня в вертикальное положение, при этом едва не ткнув лбом в стену. Слегка подергав тележку меня развернули и я наконец смог увидеть комнату и людей, находившихся в ней.
Кроме уже знакомого мне Зимы, в кабинете были еще четверо. Все мужчины. Все стояли одной группой возле окна и с интересом разглядывали меня. Все, кроме одного, в строгих костюмах, светлых рубашках и галстуках. У всех, кроме одного, на ногах классические ботинки. Лишь один мужчина, облокотившийся на подоконник и держащий руки скрещенными на груди, был одет в джинсы, розовое поло и полуспортивный пиджак. На ногах мокасины. Без носков.
— Как вы себя, дорогой наш, чувствуете, — повторил свой вопрос старичок интеллигентного вида, отделившийся от группы и подошедший ко мне. — Как вы, голова не кружится, в окошко на свет посмотрите, глаза не режет?
— Спасибо, доктор, я в порядке, вы как? Как спите, как аппетит? Гипертония, атеросклероз, деменция, альцгеймер? — вежливо поинтересовался я.
— Ну что вы, что вы, батенька! — Старичок хрипло засмеялся, стыдливо прикрывая рот ладонью. — Я уже пятьдесят лет ежедневно зарядку делаю, обливание, закаливание, сосуды у меня — лучше ваших коктейльных трубочек, гладенькие, прочные. Да и мозг ежедневно тренирую. А почему вас именно болезни мозга интересуют? Профильное заболевание? Были в роду прецеденты?
— Нет, что вы, Бог миловал. Интересуюсь исключительно вашим мозговым здоровьем. Ведь это вы доктор Йозель Менгеле, который мне микстуру сварил? Меня очень сильно интересует рассудок человека, чей суп мне вчера в плечо вкололи.
— А вы, дорогой мой человек, палку та не перегибайте. Менгеле. Я — Менгеле! Вы слышали? — В непритворном гневе старик обернулся к товарищам. — Меня фашистом назвать! Да что б вы знали, любой спортсмен за этот мой «суп» пол медали бы своей самой дорогой отдал. Суп! Это не суп, это шедевр фармакологии, вы друг мой, почти двадцать часов здорового сна получили, и не надо мне рассказывать про побочку от парентеральной анестезии, нет у вас побочки, вы себя сейчас чувствуете лучше, чем после ночи сна в своей спальне.
— Вы, батенька, больно та благодарность от меня не ждите, а то я и вправду поверю, что вы как в анекдоте, уже билет на экспресс Альцгеймер до станции Деменция купили. Вы бы, старче, мне руки развязали, я б вас в благодарность обнял. Судя по вашим дружкам мы бы вместе после этого в травматологию бы и поехали.
Рыхлый мужик, с одутловатым лицом, чем-то напоминающим засохшую овсянку, отошел от окна, отодвинул кресло на колесиках от стола и сел в него. Кресло скрипнуло натуральной кожей сиденья.
— Может хватит комедию ломать, а, Максим Александрович. Ты же видишь, тут серьезные люди собрались, поговорить с тобой хотят. Может не будешь ершиться и спросишь, зачем тебя в столь уважаемое сообщество пригласили?