Я искренне верил в то, что мой план сработает. Но надеясь на лучшее готовься к худшему. Я воспользовался советом полковника и сходил в туалет. Оставшиеся несколько минут я разминался и растягивался, чтобы в случае, если все же придется подраться, не потянуть ненароком мышцы. Хотя, если все сложится не так как я планирую, потянутая мышца будет меньшей из моих бед.
Ровно через пятнадцать минут дверь в камеру открылась и давешний старшина приказал мне выйти. Пройдя пару минут очередными коридорами, мы вышли на небольшой зацементированный дворик примерно пятнадцать на двадцать метров. Дверь, через которую мы вышли на площадку, находилась почти в углу, образованном серыми, такими же бетонными стенами метров пяти в высоту. Над площадкой была натянута металлическая решетка с мелкими, не больше спичечного коробка, ячейками. В противоположном углу площадки стояла единственная скамья, так же вылитая из цемента. По словам полковника, именно эта скамейка и является своеобразным троном главного зэка. Ну что ж, подождем, скоро я с ним познакомлюсь.
Глава 24
Тюремный дворик был не большой, метров триста. В моей сети есть рестораны значительно большей площади. Интересно, это единственная площадка для прогулок? По фильмам, которые я видел, я ожидал что на площадке обязательно будут баскетбольные кольца, здоровенные покрышки и штанги для пауэрлифтинга. Но площадка была совершенно пуста. Только в противоположном от меня углу стояла небольшая, максимум на трех человек, скамья. Такое ощущение, что она была вылита из бетона единым куском. Бетон. Только бетон. Пол, стены, скамья. Я взглянул на небо. Через натянутую сетку даже синее небо приобрело какой-то серый оттенок.
— Вот ты и на балу, Золушка, — хрюкнул старшина, — сейчас придут принцы, будь с ними ласкова. — Сказав это старшина еще раз хрюкнул, что у него по-видимому было эквивалентом смеха, и вышел в ту же дверь, через которую мы зашли.
Я стоял и смотрел на скамью в противоположном углу. Двор прямоугольный, по моим прикидкам пятнадцать на двадцать. Я иду по диагонали. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Значит мне нужно пройти ровно двадцать пять метров. Спокойной походкой я прохожу десять метров за тринадцать шагов. Учитывая, что я нахожусь не в самом углу площадки, и скамья тоже имеет некоторую ширину, я дойду до нее за тридцать шагов. Раз, два, три, четыре… Я уперся в скамейку на тридцать первом шаге. Ну, плюс минус норма.
Усевшись на скамейку я начал доказывать теорему Пифагора. Сначала вспомнил простейший способ. Мысленно дорисовал прямоугольный треугольник половины двора до квадрата со сторонами в виде гипотенузы, по которой только что прошел. Вторым способом я мысленно достроил квадрат со сторонами, равными сумме катетов, ширины и длины площадки. Потом мои мысли перешли на классический вариант пифагорова треугольника со сторонами три, четыре и пять. И в этот момент дверь посередине левой от меня стены открылась.
На площадку вышли около двадцати заключенных. Все в одинаковых, уже виденных мною на паре посетившей меня в камере зэков, тюремных серо-синих костюмах со светоотражательными полосами на спине и рукавах. Под пиджаками у всех темные майки. На головах кепки с такой же светоотражающей полосой, пришитой по кругу. Мятые козырьки. На правой стороне груди, на белой плашке, маркером написаны фамилии, инициалы и какие-то номера. На ногах стоптанные черно-серые ботинки на шнуровке. Получается, зря я по поводу шнурков переживал, вот и развенчан первый мой тюремный миф. Некоторые зэки были в резиновых галошах.
Вышедшие на площадку люди остановились, образовав неплотную кучку. Никто ничего не говорил. Все пристально смотрели на меня.
— А почему мясо сидит на моем стуле? — раздался не громкий, хриплый голос.
Толпа чуть расступилась и в мою сторону вышел старичок. Конечно, фотография из личного дела, которую показал мне полковник на экране своего мобильника, сильно отличалась от того, что я видел сейчас. Но это однозначно он, смотрящий зоны, Лев Рустамович Вой, он же Художник.
— Здравствуй, дедушка. Ты меня мясом назвал? — Я говорил спокойно, чуть понизив голос, чтобы услышать меня можно было только прислушиваясь.
— Тебя, тебя я мясом назвал. А ты оказывается не мясо. Мясо оно полезное. Оно людям силу дает. А ты оказывается обманщик. А обманщики они насквозь вредные. Тебя разве не учили, что обманывать нельзя? За это тебя накажут.
— Вот я же вижу, что ты, дедушка, умный и справедливый человек. Ты напраслину возводить не станешь. Только и я тоже умный. И врать с детства не приучен. Это когда же я тебя обмануть успел?
— Вот что за люди, — дедушка в притворном ужасе оглядел своих соратников, — сначала при всем народе врут, а потом в несознанку. Мол, никогда я враньем не занимался, с детства я аки агнец чист. Ты же только что меня дважды дедушкой своим назвал. А внуков у меня отродясь не было. Зачем ты врешь, зачем ко мне в родственники записываешься? Нехорошо это.
— Я и не знал, что люди каждый новый год в родственники к дедушке Морозу набиваются. А еще Дед Мазай и зайцы, Некрасов, ты, судя по возрасту, советскую школу прошел, наверняка читал. Это что же, все про родственников? — Я был уверен, что прямая логика в разговоре с ним не поможет, поэтому поторопился подставиться, дать ему шанс выйти из этой части разговора победителем. — Я к тебе обратился «дедушка» исключительно, чтобы подчеркнуть твой уважаемый возраст. Разве у вас не принято уважать старших?
— Так это ты из уважения на мое место сел? Не боишься, что я тебя мыть скамейку заставлю? Чует мое сердце ты ее испачкал.
— Дедушка. Я же к тебе с уважением. А ты почему-то меня то во лжи обвиняешь, то в нечистоплотности. А между тем, я же к тебе в гости пришел, ты же тут старший? Стало быть, я у тебя, дедушка, в гостях. А ты на меня с порога…
— Какой ты гость? Гость — в горле кость. Гости по приглашению приходят. А незваный гость он сам знаешь, хуже кого, говоришь же, умный.
— Так все эти люди — по твоему приглашению сюда пришли? — Я кивнул в сторону окружающей его толпы. — А я та думал их, как и меня, сюда против их воли посадили.
— А ты не путай честных сидельцев и себя. Эти люди, — старик оглядел свою команду, — они тут не в гостях. Они тут дома. А ты разве живешь тут? Тогда доложись по порядку, пусть общество знает, с кем дело имеет.
— Мы же оба знаем, к чему это все должно привести. И мы оба понимаем, что ты по любому повод, чтобы обосновать дальнейшие действия, найдешь. Я не говорю, что я идеальный или даже просто правильный, но ты уже мою судьбу решил. Верно я говорю? Так к чему все эти подводки кривые?
— Умный говоришь? — Старик прищурился, — ну а раз умный и все так хорошо понимаешь, то зачем разговоры разговариваешь, коли понимаешь, что все за тебя уже решено? И за меня уже все решено. Кто мы такие, чтобы самим себе судьбу выбирать. Мы, как ты сам сказал, люди умные, а умный человек он честный. С собой честный. Вот и не обманывай ты сам себя, все уже за тебя решено, расслабься, как говорится, и получай удовольствие.
Старик неопределенно махнул рукой в мою сторону и тут же от толпы отделились два бугая и направились ко мне.
— Хотя, надеюсь удовольствия ты от этого не получишь. Надеюсь ты не из этих. — Много тише произнес старик, но я все же услышал.
— Погоди, дедушка, дай три минуты с тобой поговорить, может я смогу тебе предложение сделать.
— Мне, предложение? А где ж цветы, кольцо с бриллиантом? Или ты мне какое предложение делать собрался?
— Три минуты. Лучше ты потом разочаруешься в моем предложении, чем будешь гадать, а что там было.
— Погубит меня мое любопытство, ой погубит. — Старичок сделал пару шагов и чуть коснулся локтя ближайшего амбала. — Пойдем со мной, ты этому предлагателю ручки его подержишь, пока он мне свое предложение будет делать.
Старик, в сопровождении двух качков, подошел к скамейке. Я прям таки засмотрелся на его походку. Одновременно и расслабленная, как будто он по спа центру переходит из зоны гейзерных бассейнов в зону массажа. Но при этом, несмотря на возраст, в походке была какая-то напряженная легкость. Именно так. Руки в карманах брюк, локти чуть разведены в стороны. Судя по походке этот человек уверен, что будь на его пути гора — она смущенно подпрыгнет и уберется в сторону. Интересная походка, нужно запомнить, пригодится. Сопровождающие спортсмены тоже были очень колоритны. Оба под пару метров, явно за сто двадцать килограмм, лысые, тяжело нависшие над глазами брови, хмурый взгляд.
Троица подошла к скамье. Я сидел с краю. Но под властным взглядом старика я еще больше вжался в бетонный подлокотник. Я решил, что вставать мне, как договаривающейся стороне не стоит, а вот показать свою уязвимость и тем самым придать уверенности в себе моему оппоненту будет не лишним, поэтому я и сделал нарочито неуклюжее ерзанье и пододвинулся к подлокотнику насколько мог без потери комфорта.
Старик чуть помедлил, сверля меня взглядом. Если он спокойно сядет, я выиграю первый раунд. Ну же, садить чертов старик. Я же дал пирожок твоему эго, сдвинулся в сторону, и сижу аккуратно, не развалившись.
Старик, как будто о чем-то подумав, произнес тихо-тихо: «Ну-ну, посмотрим», и присел на противоположный конец скамьи. Один зэк зашел за скамейку и встал у меня за спиной, второй подошел к мне и встал в десятке сантиметров от моих ног. Только сейчас я заметил, что в отличие от остальных арестантов, на ногах старика были не кожаные ботинки, а черные кроссовки на липучках.
— Давай я тебе до начала твоего рассказа одну картинку нарисую. Ты ее у себя в голове зафиксируй, а когда полностью ее осознаешь, вот тогда и сделаешь мне свое предложение.
Старичок стянул с головы кепку, достал из нагрудного кармана куртки белоснежный носовой платок и протер лоб.
— Представь, значится, такую картину. Стоит на коленях мужик. Не ты, но, например, очень на тебя похожий. Перед ним стоит, ну к примеру, вот он, — старик кивнул на амбала, стоящего передо мной. — И вот этот, стоящий на коленях, добровольно, медленно и с чувством расстегивает мотню того, кто перед ним стоит. А знаешь, почему он так делает?