– Но ни у кого не будет причин для перекрестной проверки, если только кто-нибудь специально не поднимет этот вопрос, – сказал Финн. – У рефов слишком много текучки, чтобы утруждаться рутинной проверкой личных дел. Черт, может быть, мы вообще не там ищем, и кто-то просто облажался и одобрил его перевод.
– Думаешь, его мог прикрыть Дарроу? – произнес Лукас. – Мангуст был его лучшим агентом, в конце концов. У него был отличный послужной список, пока у него не поехала крыша. Тот факт, что Дарроу не вышвырнул его из агентства, доказывает, что он защищал своих людей.
– Но Дарроу ушел в отставку с поста директора после всей этой шумихи с хранителем времени, – сказал Финн.
– И что из этого? – сказал Лукас. – Он ушел в отставку, потому что его положение позволило ему подобную роскошь. Мангуст застрял бы на административной работе. Форрестер, возможно, посчитал бы это символическим наказанием, если бы Мангуст не обожал полевую работу. Мы оба знаем, какой кайф он ловит от риска. Для него настольная работа была бы медленной смертью, а с приходом нового директора, черная метка, полученная из-за угрозы срыва задания по корректировке, возможно, стоила бы ему даже этой работы в обозримом будущем. Дарроу мог оказать ему последнюю услугу перед уходом.
– Вполне возможно, – сказал Финн. – В любом случае, я больше не собираюсь с ним работать. Я собираюсь обсудить правила игры с Фицроем. Либо Мангуста отзывают с этой миссии, либо Алый Первоцвет начинает бастовать.
– Не будь смешным, – сказал Лукас. – Ты знаешь, что не можешь этого сделать.
– Увы, ты прав. Хотеть не вредно. Тем не менее, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы убедить Фицроя, что Мангуст представляет угрозу для этой операции. Мы совсем не его любимчики. Я уверен, что он оказался здесь из-за нас. Все это слишком непредсказуемо.
– Ты же не думаешь, что он намеренно поставит под угрозу корректировку только ради своей личной… – голос Лукаса оборвался.
– Да, забавная штука получается, – сказал Финн. – Это именно то, что он сделал в прошлый раз. Он чуть не сорвал миссию только для того, чтобы сразиться в своей частной войне с хранителями времени. Для него это не будет чем-то непривычным. У меня появилось ощущение déjà vu, и меня это ни капельки не радует.
– Что ж, все эти догадки ни к чему нас не приведут, – сказал Лукас. – Мы должны выяснить наверняка, в какой ситуации мы оказались. Думаю, мне лучше отправить Андре обратно в Париж к Фицрою.
Финн покачал головой.
– Нет, поедешь ты. Кроме того, она нужна мне здесь, чтобы присматривать за Маргерит. Ты сможешь лучше убедить Фицроя проверить его, чем Андре. Тот факт, что Мангуст здесь и явно ведет себя так, словно ничего не случилось, заставляет меня очень сильно нервничать. Если мы ошибаемся насчет него, и все идет как задумано, тебе придется заставить Фицроя понять, что Мангуст – это плохой риск. Если мы не ошибаемся, то у нас проблемы, и нам понадобится помощь.
– Я отправляюсь немедленно, – сказал Лукас. – Я вернусь так быстро, как только смогу, но тем временем, будь настороже, хорошо?
– Можешь на это рассчитывать, – сказал Финн.
Социальную очередность клева надлежало соблюдать, что означало, что приглашение принца Уэльского должно было быть принято в первую очередь. Однако, когда принц получил ответ на свое приглашение, то сообщил, что будет очень рад официально поприветствовать сэра Перси Блейкни в его родной Англии, и что он не может придумать лучшего способа отметить это событие, чем поохотиться в Ричмонде в компании приятелей с последующим празднованием новоселья. Таким образом, будущий король Англии Георг IV пригласил себя и большую часть лондонского общества в Ричмонд, что вынудило Финна щелкнуть кнутом в отсутствие Лукаса и лично проследить за тем, чтобы поместье Блейкни было готово к вторжению.
В некотором смысле, это было выгодно для него тем, что заняло большую часть его времени, и Маргерит, как хозяйка, также должна была проделать большую подготовительную работу. В результате она и Финн почти не видели друг друга в течение следующих нескольких дней. Финн не жаловался. Ей легко удавалось заставить его чувствовать себя очень плохо. Они едва ли разговаривали друг с другом, обходясь вежливыми репликами, и напряжение, а также ее явно растущее разочарование и раздражение, стали сказываться на нем. Развлечения принца Уэльского естественным образом подразумевали бы присутствие всех персон, имеющих влияние в соответствующих общественных кругах, что дало бы Финну прекрасную возможность представить персонажа сэра Перси Блейкни в точности так, как он задумал. Это также даст отличную возможность познакомить Англию с Алым Первоцветом.
Сэр Эндрю Ффаулкс вернулся из Франции вместе со старым герцогом де Шали и его сыновьями. Во время поездки в Лондон для встречи с адвокатами Блейкни Финн имел возможность навестить Ффаулкса, который уже был посвящен Дьюхерстом в их предстоящие планы. Дилейни нашел Эндрю Ффаулкса приятным, добродушным молодым человеком в возрасте двадцати с небольшим лет, высоким и стройным, с темными волосами, умными глазами на угловатом лице и очаровательными, почтительными манерами. Ффаулкс, как и Дьюхерст, был богатым молодым человеком, хотя его личное состояние казалось ничтожным по сравнению с богатством Блейкни. Ффаулкс владел обставленными со вкусом апартаментами в Лондоне, и именно там они все встретились, чтобы начать планирование деятельности их творения – крестоносца, который вскоре станет известен всей Англии как Алый Первоцвет.
Они начали формировать свою лигу. Ффаулкс и Дьюхерст, естественно, будут первыми и старшими членами, руководить которыми будет Блейкни. Лукас и Андре выступали бы в качестве связующих звеньев с Блейкни, когда он сам будет не в состоянии с ними связаться. Вместе они обсудили возможность привлечения к своему делу приятелей-авантюристов.
Дьюхерст предложил пять членов, чьи личные качества и квалификация были тщательно рассмотрены; Ффаулкс назвал четыре фамилии. Обсуждение затянулось глубоко за полночь, и было решено, что все будут хорошими кандидатами, при условии, что они смогут подчиняться, не задавая вопросов, и никогда не будут информированы об истинной личности Первоцвета.
– Что ж, хорошо, – сказал Финн, когда они наконец закончили, – я предлагаю вам двоим начать в ходе неприметных бесед с теми, кого мы обсудили, выяснять их чувства по данному вопросу. Будьте очень осмотрительны сначала, и если у вас появятся сомнения в степени их приверженности, переводите разговор на другую тему. Вы согласны?
– Согласен, – сказал Ффаулкс.
– Согласен, – сказал Дьюхерст.
– Отлично, – сказал Финн. – В таком случае, мы встретимся снова в Ричмонде. Еще раз свяжитесь с де Шали и убедитесь, что он знает, что делать. Мы хорошо начали, джентльмены. Теперь надо набирать темп.
Андре было жаль Маргерит Блейкни. Она ничего не могла с этим поделать. С момента ее приезда в Ричмонд Андре проводила с нею много времени, как для того, чтобы помочь держать дистанцию между нею и Финном, так и для того, чтобы следить за нею, чтобы ни один элемент корректировки случайно не пострадал.
Хотя она знала, что Маргерит Сен-Жюст сыграла важную роль в отправке маркиза де Сент-Сира со всей его семьей на гильотину, было трудно поверить, что леди Маргерит Блейкни могла быть замешана в подобном деле. Андре очень хотелось расспросить ее об этом, но она не могла заставить себя это сделать. С одной стороны, это не подобало ей как служанке. С другой, это была не та тема для разговора, которую можно было бы легко поднять. Она совершенно не представляла, как отреагирует леди Блейкни, если она спросит ее о Сен-Сире, и она не хотела рисковать, делая что-то, что могло помешать работе Финна. Она должна была постоянно напоминать себе, что она солдат и не может позволить своим личным чувствам повлиять на ситуацию. На кону было гораздо больше, чем благополучие одной женщины.
Однако, с другой стороны, она хотела бы, чтобы было что-то, что она сможет сделать для облегчения бремени леди Блейкни. У нее самой руки были в крови. Андре убила многих. Иногда эти убийства были оправданными, но были и другие. Маргерит Блейкни запятнала руки кровью семьи французских аристократов. По сравнению с количеством жизней, которые забрала Андре, это была мелочь. Андре не могла заставить себя чувствовать вину или нести ответственность за все, что она сделала, хотя о некоторых случаях она сожалела. Учитывая все это, ей было трудно считать, что Маргерит Блейкни не заслуживала жалости за то, что послала Сен-Сира на эшафот. Она не знала обстоятельств дела Сен-Сира. Возможно, была причина, какое-то объяснение тому, почему Маргерит сделала то, что сделала. Определенно, было трудно поверить, что она могла действовать хладнокровно в этом деле, без угрызений совести осудив целую семью просто потому, что ее общество посчитало, что аристократы являются врагами Франции. В конце концов, Маргерит Сен-Жюст только что вышла замуж за аристократа, пусть и англичанина, и теперь сама стала обладательницей титула.
Будучи женой баронета, Маргерит Блейкни была более чем вправе поступать согласно своему положению и относиться к людям из более низкого социального сословия как к существам низшего сорта, как будто слуги были ничем иным, как имуществом или чернорабочими, элементами мебели. Но Маргерит была добра и внимательна ко всем членам домохозяйства. В течение нескольких дней после прибытия в поместье Блейкни она завоевала любовь и непоколебимую преданность всех слуг, которые из кожи вон лезли, чтобы угодить ей и помочь почувствовать себя как дома. Хозяин конюшни позаботился о том, чтобы у нее была самая кроткая лошадь, и он был вне всякого сомнения в восторге, когда Маргерит, хотя и не имея большого опыта в таких делах, пришла ему на помощь, когда одна из кобыл принесла жеребенка. Егерь застенчиво принес ей птенца дрозда, который выпал из гнезда, и помог ей его вылечить. В течение недели она запомнила имена всех слуг и дала им понять, что если им что-то понадобится в личных делах, они могут свободно обратиться к ней за помощью. Слуги, насколько Андре было известно, не знали о роли, которую Маргерит сыграла в судьбе Сен-Сира, и она была убеждена, что если им об этом расскажут, то они в это не поверят. Ей самой было трудно в это поверить.