Медленно, бесшумно Финн достал шпагу из трости. Голос Мангуста звучал очень близко, с противоположной стороны изгороди, отделенный от него четырьмя футами кустарника.
– В оценке было так скучно, – сказал Мангуст. – Для меня это был тупик. Не было никаких вызовов. Таким образом…
Финн вонзил шпагу глубоко в изгородь, потянувшись за нею на всю длину руки. Он услышал, как Мангуст сделал резкий вдох.
– Очень хорошо, Дилейни! Но недостаточно хорошо.
Финн услышал звук убегающих шагов. Матерясь, он вытащил шпагу из изгороди и быстро побежал, прижимая руку к изгороди, чтобы не пропустить следующий проход в кустах. Достигнув его, он бросился вперед, быстро повернул направо и побежал за Мангустом, держа шпагу перед собой. Мангуст бежал к выходу, и был только один способ выбраться из лабиринта, за которым находилось несколько сотен ярдов открытой территории.
Финн выбежал к скамейке, заметил расположение урны и свернул налево. Правый поворот, затем левый… и он оказался в тупике, врезавшись прямо в блокирующую путь лиственную стену. Ошарашенный, он на мгновение пришел в замешательство, пока не понял, что Мангуст, должно быть, переставил урны, когда шел по лабиринту вслед за ним. Он побежал обратно тем же путем, что и пришел, на этот раз по «неправильному» пути. И снова оказался в тупике.
– Сукин сын! – выругался он.
Мангуст передвинул только некоторые урны. Но какие из них? Ему потребовалось почти полчаса, чтобы найти выход. К тому времени Мангуста и след простыл. Финн стоял у входа в лабиринт, тяжело дыша. Кроме звуков сверчков и собственного тяжелого дыхания, он ничего не слышал.
На землю лег густой туман. Он взялся за кончик клинка. Тот был мокрым от крови.
6
На следующее утро, за завтраком, один из слуг передал сообщение от главного садовника, который просил сэра Перси и леди Маргерит воздержаться от утренней прогулки по лабиринту. Кажется, один из гостей решил устроить розыгрыш пошлой ночью и переместил несколько урн. Садовник обещал, что все будет восстановлено к полудню.
– Я не удивился бы, если бы это был тот Шеридан, – сказал Финн. – Вчера вечером из него так и била энергия. Ну так что, моя дорогая, – продолжил он в непринужденной манере, – что ты думаешь о сливках лондонского общества?
– Я больше беспокоюсь о том, что они обо мне думают, – ушла от ответа Маргерит. – Надеюсь, ради тебя, я произвела хорошее впечатление.
– Я бы сказал, ты их очаровала, – сказал Финн. – Без сомнения, ты скоро начнешь получать приглашение за приглашением, и я буду вынужден следовать за тобой с одного бала на другой словно прислуга.
– Так получилось, что меня уже позвали на чай к леди Боллингбрук, – сказала Маргерит. – Приглашены исключительно дамы, Перси, так что ты будешь избавлен от мучений. Конечно, если ты не возражаешь против моей поездки.
– Возражаю? Клянусь богом, зачем это мне? Ты должна обязательно поехать. Иначе, леди Как-ее-там может обидеться. Когда состоится это чаепитие?
– Этим вечером.
– Вот видишь, все отлично складывается. Есть кое-какие неотложные дела, которые требуют моего внимания, и я боялся, что тебе придется остаться в Ричмонде и страдать от скуки. Гораздо лучше, если ты посетишь эту леди… и заведешь с нею дружбу.
– Тогда я поеду, – тихо сказала Маргерит. – Не хочу мешать твоим планам.
– Ну, если ты пьешь чай в Лондоне, то никак не сможешь встать у меня на пути, не так ли? – сказал Финн. – Если уж на то пошло, мое отсутствие позволит тебе наслаждаться собой, не страдая от моих печальных попыток вести остроумный разговор. Что пойдет на благо всех заинтересованных сторон.
– Полагаю, так оно и есть, – сказала Маргерит, не глядя на него.
Прибытие Лукаса избавило Финна от необходимости продолжать разговор – к большому его облегчению. Лукас сообщил, что доставил срочное послание от адвокатов Перси в Лондоне, и они ушли, оставив леди Блейкни доедать завтрак в одиночестве. Андре была вызвана, и трое друзей уединились в одном из меньших салонов. Они закрылись и заперли дверь.
– Я действительно начинаю чувствовать себя ужасно из-за того, как я вынужден обращаться с этой леди, – сказал Финн.
Лукас резко на него посмотрел.
– Начнешь заботиться о ней, Финн, и это выйдет тебе боком, – сказал он. – Вспомни, она отправила на гильотину целую семью. Ты же не начал к ней привязываться?
Андре внимательно наблюдала за Финном, ничего не говоря.
– Нет, конечно нет, – сказал Финн. – Только вот… ладно, забудь. Что случилось с Фицроем?
Лукас взял бокал с серебряного подноса на столе и налил себе портвейна из графина. Он выглядел уставшим.
– Я так и не смог толком отдохнуть, – сказал он. – Я послал сигнал Фицрою, как только добрался до Кале, и он встретился со мной. Он поинтересовался, почему я не использовал стандартный канал и наш контакт в Англии.
Он криво улыбнулся.
– Я рассказал ему. Фицрой никогда не слышал о Мангусте. Нашим контактом в Англии должен быть наблюдатель капитан Джек Карнен. Описание Карнена совпадает с описанием конюха, который передал мне записку от Мангуста, того самого, которого никто здесь не видел, – добавил он.
– Как отреагировал майор Фицрой? – спросила Андре.
– Ему это не слишком понравилось, – сказал Лукас. – Конечно, он должен был это проверить. Он переместился в наше время, провел рутинное расследование и, что неудивительно, обнаружил, что в корпусе наблюдателей не числится офицер по имени Джек Карнен. Тогда он немедленно связался с АВР, думая, что они были вовлечены в эту миссию, и что он не был проинформирован. Новый директор Аллендейл заверил его, что это не тот случай, и уверял его, что это мы совершили ошибку. После того, как Фицрой рассказал ему об эрзац-капитане Карнене, Аллендейл проверил Мангуста. Согласно документам, он числился не в строю и находился в отпуске по болезни. Фицрой настоял на том, чтобы Аллендейл связался с Дарроу, а также с агентом Коброй. По каким-то причинам Кобра был недоступен, но Аллендейл организовал конференцию с Дарроу по защищенной связи, просто чтобы умилостивить Фицроя. Дарроу сообщил ему, что Мангусту был предоставлен отпуск по болезни после его последней полевой миссии и что вскоре после этого он вернулся на действительную службу, что совпадало с тем, что мы уже знаем. Если Мангусту опять предоставили отпуск по болезни, сказал Дарроу, то это случилось после его отставки, и он не мог знать обстоятельств.
– Аллендейл захотел узнать, почему Мангуста исключили из реестра персонала, годного к выполнению полевых заданий. Дарроу немного напрягся по этому поводу, но сказал, что все это есть в деле, и он удивлен, что Аллендейл спрашивает об этом. Причина, по которой он должен был спросить, как оказалось, состояла в том, что Мангуст изменил записи. Ему удалось перевести себя из отдела оценки, а затем отправить в отпуск по болезни, чтобы его не искали. Дальше – представьте себе – он подделал жетоны отправки на имя лейтенанта Василия Рюрика. Реальный наблюдатель лейтенант Рюрик находится в отпуске по болезни, оправляясь от ран, полученных при исполнении служебных обязанностей во время арбитражного разбирательства в XX веке. У Мангуста был доступ к его делу, когда он находился в отделе оценки. Он присвоил личность Рюрика, реквизировал хроноплату для выполнения обязанностей наблюдателя в войне Первой коалиции, перенесся во времени и сразу исчез.
Финн кивнул.
– Он заблокировал функции отслеживания на плате, прибыл сюда и доложился Фицрою как Карнен. Фицрой, естественно, провел для него полный брифинг по статусу задания.
– Надо отдать ему должное, у парня стальные нервы. Он появился прошлой ночью.
– Ты его видел? – спросил Лукас.
– Не совсем. Мне доставили записку, в которой он назначил мне встречу в лабиринте в час ночи.
– Почему ты не сказал мне? – перебила Андре.
– Потому что ты пошла прислуживать Маргерит, и именно там я хотел тебя видеть. Насколько я знаю, записка была просто уловкой, чтобы выманить меня из дома. Я жалею, что не сообщил тебе, но уже поздно плакать об этом. Я так и не увидел Мангуста. Мы говорили, но его не было видно. Мне удалось подобраться достаточно близко, чтобы достать его сквозь изгородь шпагой из трости, но похоже, я его только поцарапал. Он побежал, и я попытался догнать, но он успел поменять урны, и к тому времени, как я нашел выход из этого долбаного лабиринта, его след уже давно простыл. Я должен был запомнить последовательность поворотов, – сказал он Лукасу.
– Ты должен был мне сказать мне, – сказала сердито Андре. – Я могла бы ждать на выходе из лабиринта. Ты позволил ему уйти только потому, что не доверял мне достаточно, чтобы…
– Уверен, что ты ошибаешься, – сказал Лукас. – Тем не менее, это было не очень умно, Финн. А если предположить, что мы ошиблись насчет него, и он собирался играть честно?
Финн покачал головой.
– Он сказал мне, что это не так. Кроме того, если он собирался играть честно, почему он не показался? Нет, когда он увидел, что я не купился на его историю, он ясно дал понять, что действует сам по себе. Он знал, что я послал тебя к Фицрою. Он сказал, что видел тебя с ним в Париже.
– Чего он добивается? – спросил Лукас. – Он что-нибудь говорил о том, почему он это сделал?
– Из того, что он сказал, – ответил Финн, – у меня сложилось впечатление, что для него это какая-то последняя возможность оторваться. Он понимает, что уткнулся в тупик в оценке и вместо того, чтобы сходить с ума, сидя целый день за столом, он решил сойти с ума на минусовой стороне. – Финн вздохнул. – Я не знаю, какого черта ему надо. Он собрался что-то доказать… я не знаю.
Лукас покачал головой.
– Если он действительно думает, что ему сойдет с рук то, что он натворил, он безумнее, чем я думал. В любом случае, у нас есть конкретные приказы по его поводу. Мы должны держаться подальше от него, если он не сделает что-то, что активно угрожает корректировке. Не спрашивайте меня, как мы должны это определить, у меня нет ни малейшего