али мы с вами.
– Кто знает, что будет дальше. Всё меняется…
А мне, по правде говоря, не так уж и важно, что там будет дальше с ребятами, влюбятся ли они на самом деле или нет. Мне достаточно и того, что оба они идеально исполняют свою роль – настолько, что дон Альфонсо попросил Луиса в среду заехать к нему на эстансию, чтобы обсудить дорогу. Когда Луис рассказал нам об этом, раздались вопли радости.
– Видите? – сказал Орасио. – Как я и говорил! Он у нас в кармане.
– Пока нет, – ответил Луис, – об этом еще рано говорить.
И всё же сегодня все ощущали сладкий вкус победы. Невозможно было не забегать вперед, не представлять себе новую дорогу – гладкую, широкую, асфальтовую, – по которой к нам приедут туристы и привезут во Флорес жизнь.
21
Вот раскатала губу. И как я могла подумать, что эту новость можно будет держать в секрете? Я должна была догадаться, что в такой крошечной деревне и у стен есть уши. Стоило нам потанцевать пару минут, как все уже знали, что мы встречаемся, – а именно этого я и боялась. Я поняла, что мне проще смириться с неуклюжестью Себастьяна (тем вечером он наступил мне на ногу всего четыре раза, не так уж и много), чем с ошарашенными взглядами Марселы и Лизы.
– Ты что, правда встречаешься с Себастьяном? – спросила Лиза, глядя на меня огромными от изумления глазами.
Я стиснула зубы и кивнула.
– А скажи мне, – она понизила голос, – он не… дурачок слегка?
Мне стало неприятно, но не из-за Себастьяна, а из-за себя самой: ведь если он дурачок, получается, я и сама дурочка, раз нашла себе такого парня.
– Нет, – ответила я, – он может показаться глупым, но только потому, что стесняется. Но когда с ним познакомишься – понимаешь, что он удивительный человек. Очень умный.
Я молила Бога, чтобы они не знали его как следует, потому что подозревала, что и в этом случае он бы казался им глуповатым.
– Ну что ж, – Лиза на секунду замолчала. – Раз так, значит, ты умеешь хранить секреты.
Я занервничала.
– Я не хотела скрывать это от вас. Просто… всё произошло очень быстро. Раз – и всё.
– А как это было? – заинтересовалась Марсела.
– Всё началось со щенков, – я придумывала на ходу. – Летисия уехала в город и оставила нам щенков, и Себастьян пришел нам помочь, потому что щенки скулили и плакали, а мы не знали, что делать. И так мы с ним познакомились…
– Теперь, значит, будем с тобой редко видеться, – сказала Лиза, – всегда будешь с Себастьяном.
– Нет! – воскликнула я.
Они удивленно на меня посмотрели.
– Ну, в смысле, я имела в виду, что хочу и дальше с вами общаться. Ну и что, что у меня теперь есть парень, это ничего не значит!
– Ну, что-то всё-таки да значит, наверное…
– Ну да, но нет, то есть… не знаю.
Тем вечером я наверняка показалась им дурочкой похуже Себастьяна. Но самое плохое произошло потом, когда Марсела сказала мне как бы между прочим:
– У меня была для тебя еще одна новость, но теперь она вряд ли тебя заинтересует.
– Какая?
– Еще кое-кто обратил на тебя внимание.
– Да? – я очень старалась не показаться чересчур заинтересованной. – А кто?
– Кудря, помнишь его? Зеленоглазый.
Я почувствовала, как мое сердце ухнуло вниз, куда-то в желудок, там пару раз перевернулось, а потом подпрыгнуло и остановилось у меня прямо в горле. Я закашлялась и попыталась сделать безразличное лицо.
– А откуда ты знаешь?
– Он меня про тебя расспрашивал. Ну и ладно, он бы всё равно тебе не подошел.
– Почему?
– Он меняет девушек как перчатки, их у него было уже пять.
– Ясно, – сказала я как бы рассеянно. – Ну, мне-то в любом случае всё равно.
– Ну да, конечно.
Мне захотелось умереть. Может, он продержится еще какое-то время? Я вставила в наш договор важный пункт: я буду играть девушку Себастьяна только три месяца. Осталось всего… два месяца и три недели. Может, за это время зеленоглазый не потеряет ко мне интерес?
В любом случае сейчас я это выяснить не смогу. На Карнавале в клубе я только и делала, что смотрела на Кудрю, улыбаясь Себастьяну. Когда танцы закончились, Себастьян проводил меня домой. Я боялась, что он решит взять меня за руку или еще чего похуже, раз уж теперь все знают, что мы встречаемся, но он ничего такого делать не стал. Уже у дверей моего дома он спросил, нравится ли мне кататься на лошадях.
– Честно говоря, я никогда не пробовала.
– Хочешь научиться?
– Конечно.
– В среду приходи в удобной одежде. Я тебя научу.
И он развернулся и ушел. По правде говоря, он не кажется безумно влюбленным.
22
Группа собралась, чтобы обсудить некоторые практические аспекты туристического возрождения. К примеру, ярмарку: нужно назначить день и пригласить на открытие народ из Сан-Маркоса. А еще надо было поговорить про грузовичок Орасио; он предлагал покрасить его в яркий цвет и привезти на нем во Флорес туристов, которым понравится идея проехать на этой развалюхе семьдесят километров по грязи и пыли.
Но мы забыли обо всём этом, как только появился Луис. Мы тут же заметили, что он принес с собой три бутылки шампанского – роскошь, которую нечасто увидишь в наших краях. А еще мы заметили, что лицо у него светится, как площадь Флореса в праздничный день. Он поставил бутылки на стол и медленно достал из кармана конверт.
– Кто угадает, что это такое? – он улыбнулся так широко, что все смогли лицезреть виртуозную работу его дантиста.
– Конверт, – сказала Марта, известная своей любовью к очевидностям.
– Да, но что в конверте?
– Письмо? – рискнула я.
– Нет.
– Лотерейный билет? – предположил Орасио.
– Нет, – Луис не выдержал, медленно достал содержимое конверта и выложил его на стол перед нами. – Чек. А знаете, что это за чек? Первый платеж на строительство Дороги Вера!
– Что за Дорога Вера? – переспросила Мария Роса.
– Это наша дорога! Она будет так называться, потому что деньги дает дон Альфонсо Вера. Вы что, не понимаете? Всё получилось!
И тут все принялись кричать и смеяться, и чек стал переходить из рук в руки, потому что все хотели посмотреть на него вблизи и даже потрогать его, чтобы убедиться, что он настоящий. Это был первый из трех платежей – дон Альфонсо собирался оплачивать асфальт в три приема. Луис сказал, что завтра же обсудит с администрацией нашей провинции начало работ, но его уже никто не слушал – все ликовали.
Мы открыли шампанское и чокнулись – уж не вспомню, сколько раз. За Альфонсо. За дорогу. За Альфонсо. За дорогу. За Альфонсо. За дорогу. Помню, что потом мы обсудили грузовичок Орасио и, кажется, решили покрасить его в розовый с зелеными цветами, но это решение было принято под влиянием шампанского, так что нужно будет вернуться к обсуждению.
А еще мы запланировали грандиозный праздник к открытию дороги – по еще тепленькому асфальту к нам приедут жители всех соседних деревень. Кое-кто даже прослезился от чувств, прозвучали речи, которые я не стану приводить здесь, чтобы не заставлять никого краснеть. Мы разлили по бокалам последние капли и провозгласили еще один тост:
– За будущее.
23
Наконец-то заканчивается зима. Когда папа сказал, что мы переезжаем во Флорес, я и подумать не могла, что хуже всего буду переносить холод. Мне нравилось представлять себе снег, которого я никогда не видела, – это белое одеяло, которое, как в кино, укроет всё за окном. Но выяснилось, что я это самое одеяло просто ненавижу. Ненавижу холод. Зимой было очень тяжело, особенно по утрам, когда, выходя в школу, я натягивала несколько слоев одежды и выглядела как сарделька.
Так что могу сказать, что первым впечатлениям доверять нельзя. Я думала, что полюблю снег и возненавижу Флорес, а получилось ровно наоборот. В итоге во Флоресе мне совсем не было скучно. С тех пор как в марте начали строить дорогу, деревня изменилась до неузнаваемости.
И не только благодаря тому, что покрасили дома, устроили ярмарку и открыли два отеля. И даже не из-за новых туристических развлечений (теперь Орасио водит экскурсии, Себастьян устраивает катание на собачьих упряжках, а еще мы организовали невероятный конкурс снеговиков, про который написали на первой полосе в газете). Но дело не в этом: в первую очередь изменились сами люди. За эти месяцы они как будто начали светиться.
Больше всех изменилась Анхелес, хозяйка отеля «Эль-Лаго». Мне рассказали, что за переменами, произошедшими в ней, стоит странная история: среди первых туристов, добравшихся до Флореса, оказался ее давний знакомый.
Тот, кто много лет назад считался ее женихом, клялся ей в вечной любви, а потом уехал, не сказав ей ни слова. Очевидцы рассказывают, что, когда он подошел к ней, она стала белее муки в тесте для ее тортов. Он прошептал:
– Это я, Анхелес. Рикардо. Ты помнишь?
И она взяла один из лучших своих тортов, тот, что с клубникой и заварным кремом, и влепила ему прямо в лицо, а потом разрыдалась. А он просто вытерся, как мог, и прямо с кремом на лбу встал на колени и попросил прощения. И рассказал, что его жизнь была трудной, что он уехал за границу, что женился, но жена потом умерла… И еще кучу всего. В конце концов они с Анхелес, видимо, помирились.
Уж не знаю, правда ли всё это, но что-то с ней точно произошло, потому что на ее лице снова появился румянец. И теперь она сияет! Она печет и печет торты для туристов, среди которых каждую субботу появляется Рикардо.
Пока их приезжает не так уж и много, но все ждут, что начиная с завтрашнего дня, когда откроют дорогу, они повалят сюда толпами. Я держу за них кулачки: после стольких трудов они и правда заслуживают, чтобы всё шло хорошо.
А еще очень сильно изменился мой брат. В тот самый день, когда он всё-таки признал, что не ненавидит Флорес, он стал находить в жизни здесь всё новые и новые преимущества: здесь родители меньше за ним следят, здесь у нас есть пес, Идефикс, а еще Лео стал звездой местного футбола (по крайней мере, так считает он сам). Его рассказы про собственные голы – просто невыносимы! В итоге теперь Лео меньше всех хочет уезжать. Да-да, мы снова обсуждаем отъезд, только на этот раз – обратно. Несколько дней назад папа получил письмо из Буэнос-Айреса.