Чтобы заручиться поддержкой гугенотов, — с которыми, собственно говоря, она никогда не враждовала, — королева поспешила выдать свою дочь Маргариту за вождя гугенотов Генриха Бурбона, короля Наварры, кузена принцев из династии Валуа и их возможного наследника. Ей насилу удалось заставить Карла IX дать согласие на этот брак. Жители Парижа, истые католики, недоумевали, как король мог допустить союз своей сестры с предводителем протестантов. Или он забыл, как его верные подданные не на жизнь, а на смерть сражались с гугенотами во время религиозных войн? Небывалая жара, висевшее в воздухе напряжение — в такой атмосфере Маргарита Валуа шла под венец с Генрихом Наваррским 18 августа в соборе Парижской Богоматери. За церемонией последовали пышные празднества, пиры, балы и представления, как и положено на королевских свадьбах.
Обряд венчания был настоящим фарсом. Новобрачные, сами того не сознавая, пали жертвами политических интриг и борьбы чужих интересов. Кроме того, они исповедовали разные религии: Маргарита — католическую, Генрих — протестантскую. Венчание проходило под открытым небом, перед главным порталом собора. Молодые преклонили колени перед алтарем, а затем вместе вошли в собор, где состоялось богослужение. Заранее был уговор, что Генрих Наваррский не станет в нем участвовать, чтобы не обидеть своих приверженцев-протестантов. Поэтому в течение всей мессы он просто прогуливался по собору. Таким образом были соблюдены приличия. Все выглядело так, будто к вере каждого из новобрачных проявлено должное уважение.
— Вы забываете об Алансоне! — воскликнул один из присутствующих, подразумевая четвертого сына Екатерины Медичи — Франциска, герцога Алансонского, который должен был унаследовать трон после своих братьев.
— Этот нас не должен беспокоить, — возразил ему другой. — Вряд ли он еще долго протянет.
Он имел в виду состояние здоровья последнего сына Екатерины, страдавшего чахоткой.
— Что ж, друг мой, — обратился адмирал к своему посетителю, — сообщайте мне о каждом движении. И если до вашего слуха дойдут какие-либо новости из Лувра, не стесняйтесь потревожить меня в любое время суток. Ведь не исключено, что вашему господину, герцогу Гизу, скоро доложат о скоропостижной кончине королевы-матери.
— Не беспокойтесь, — с улыбкой ответил Дюрандо. — Как только мы узнаем о ее смерти, я первым делом позабочусь о том, чтобы поставить вас в известность.
Дюрандо откланялся и вышел. Покинув дом адмирала, он отправился обратно во дворец герцога Гиза, избрав другой путь. Эта дорога была длиннее, зато не проходила по оживленным местам. Нужно соблюдать осторожность.
Кажется, адмирал остался доволен. И непременно наградит его новой должностью, если план убийства королевы Франции Екатерины Медичи будет осуществлен. Остается только надеяться, что этот наглец Франсуа выполнит свое обещание и положит книгу туда, где королева сможет взять ее в руки. Шансы не так уж велики, но, учитывая пристрастие королевы ко всякого рода мистике… Если только ее взгляд упадет на обложку книги, она тут же возьмет ее в руки, чтобы посмотреть. Поэтому он так настаивал, чтобы старый шарлатан с улицы Вьей Ферратри скопировал нашумевшую в последнее время книгу — предсказания некоего Мишеля де Нотр-Дам, более известного как Нострадамус. Королева им восхищается. Увидев книгу, на которой значится имя прорицателя, она не сможет устоять перед искушением заглянуть в нее. И попадется в ловушку.
Господин Дюрандо отчетливо представил себе, как старая королева хватается за горло, задыхаясь. Она упадет замертво в мгновение ока. Его забавляла мысль о том, что всесильная королева Франции будет сокрушена силой его ума. Как только она выйдет из игры, безвольный король полностью окажется в руках адмирала Колиньи. А он, Дюрандо, получит свою награду. Но сейчас все зависит от этого болвана. Правильно ли он сделал, доверившись Франсуа? Ведь он отнюдь не так хорошо знает его, как только что заверял адмирала. Однако никого другого на данный момент в его распоряжении не было. Где еще найдешь такого тупицу, которого можно уговорить пронести в Лувр отравленную книгу с целью убить мать короля Франции?
К тому же, если что-то пойдет не так и Франсуа поймают с книгой в руках, он будет отрицать их знакомство. Надо полагать, под пыткой Франсуа назовет имена всех, кого знает в Париже. И его имя тоже всплывет. Но кто заподозрит секретаря убежденного католика герцога Гиза? Свидетелей передачи книги нет. Только слово Франсуа против его слова. А кто поверит праздношатающемуся неудачнику?
21
Дворецкий при зале секретарей ее величества коро-левы-матери Жильбер Морье получил приказ привести в порядок принесенный с кухни сундук и поставить его в угол, чтобы королевские секретари могли хранить там свои бумаги. Заметив проходящего мимо слугу по имени Жан, Морье остановил его. Этот новичок был невероятный лентяй и всегда умудрялся увильнуть от черной работы. Похоже, его девизом было: «Чем меньше я работаю, тем лучше себя чувствую».
— Эй, Жан, раз уж ты, по своему обыкновению, ничего не делаешь, протри-ка этот сундук, — распорядился дворецкий, награждая слугу суровым взглядом. Парень его раздражал. Он вечно исчезал, как только нужно было что-то сделать. Уж не думает ли он, что служба в Лувре заключается в том, чтобы существовать на всем готовеньком, не ударив при этом палец о палец?
— Ладно, ладно, — брюзгливо отозвался слуга, — я уж займусь этим, господин Морье. Увидите, он у меня как новенький засверкает.
— Тем лучше. И чтобы вычистил как следует, а не то господа секретари будут ворчать. Они в него свои бумаги будут складывать. Когда закончишь, позови меня. Хочу, наконец, выяснить, годишься ли ты хоть на что-то.
Стоило дворецкому Морье отойти, как Жан тотчас принялся бормотать ему вслед невнятные ругательства.
Слуга неохотно провел тряпкой по пыльной крышке сундука. Его одолели мучительные сомнения насчет того, надлежит ли этому предмету мебели быть чистым еще и изнутри. Не столько из усердия, сколько из желания избежать очередного нагоняя, он открыл сундук, чтобы посмотреть, есть ли в нем пыль. Она там действительно оказалась. Но не пыль привлекла его внимание. К его удивлению, сундук не был пуст, как можно было предположить. На дне его лежала большая кожаная сумка на ремне, позволявшем носить ее через плечо. Жан видел такие у торговцев.
— А это что за чертовщина? — не удержался он от изумленного восклицания.
Слуга поискал взглядом кого-нибудь, кто объяснил бы ему, что делать с сумкой. Дворецкий не предупредил, что внутри сундука может что-то лежать, и не оставил указаний на сей случай. Вот незадача! Не обнаружив вокруг никого, кто мог бы принять решение за него, Жан вытащил сумку из сундука. Все равно ему пришлось бы это сделать для того, чтобы протереть дно. Куда ее девать, он спросит позже. Сумка оказалась тяжелее, чем он думал. Значит, внутри нее находится какой-то предмет. Будь это просто бумаги, она бы столько не весила.
Решив, что это не его дело, слуга отложил сумку в сторону и принялся не слишком усердно вытирать пыль со дна сундука. Закончив работу, он снова закрыл крышку. И что ему теперь делать с сумкой? Убрать ее обратно или сообщить, что все готово, и рассказать о своей находке? В конце концов он положил сумку на крышку сундука. Пусть будет на виду, тогда он обязательно о ней вспомнит и выяснит, как ему поступить. Жан собрался было позвать Морье, как вдруг его одолело любопытство. Что может быть в такой тяжелой сумке? Да и кому повредит, если он заглянет в нее одним глазком? Только чтобы удовлетворить свое любопытство. Он огляделся и открыл сумку.
Внутри лежал какой-то твердый предмет, завернутый в кусок ткани. Что за черт? Стало еще любопытнее. Вдруг это забытая кем-то ценная вещь? Судя по количеству пыли, сундуком давно не пользовались. Вполне возможно, что кто-то оставил внутри него сумку, а потом забыл про нее.
Жан начал разворачивать ткань. В ноздри ему ударил странный запах. Как будто что-то сгнило. У него мелькнула мысль, что лучше отказаться от этой затеи, завернуть все обратно и засунуть в сумку, как было. Но любопытство оказалось сильнее, и он снова взялся за сверток. Быть может, ткань просто сгнила оттого, что долго пролежала в сундуке. В его душу закралось неприятное сомнение. А что, если это заколдованная вещь, из тех, что используют ведьмы, чтобы насылать проклятия? Он наслушался рассказов о ведьмах, когда только поступил на службу в Лувр. Поговаривали, что коро-лева-мать служит черные мессы и занимается ворожбой. До него доходили слухи об истлевших саванах, в которые завернуты мертвецы, похороненные на кладбищах. И якобы по ночам процессии ведьм ищут такие саваны со свечами в руках. А потом, завернув в них что-нибудь диковинное вроде куриной лапки или сушеной жабы, посылают тем, на кого собираются навести порчу. От этих мыслей у Жана мороз пробежал по коже. Он невольно бросил сверток на крышку сундука.
Однако искушение оказалось слишком велико. Он снова потянулся к своей находке. Действуя сначала осторожно, потом все быстрее, он развернул ткань до конца. Показался какой-то предмет. Жан сгорал от нетерпения узнать, что же это такое, пока кто-нибудь не пришел и не забрал сумку. О ней наверняка все забыли. А значит, ее содержимым можно ни с кем не делиться. Оставить все себе. Он частенько видел, как лакеи воровали из дворца все, что плохо лежит, — серебряные ложки, блюда и вазы с вензелями династии Валуа, — чтобы потом продать потихоньку. Не слишком ценные вещи, исчезновения которых никто не заметит. Уже много лет в резиденциях французских монархов не составлялись реестры имущества. Короли давно потеряли счет своим богатствам. Время от времени какого-нибудь ни в чем не повинного лакея обвиняли в том, что он разбил блюдо или вазу и промолчал об этом. Однако чаще всего никто не обращал на это внимания.
Ткань была пропитана студенистой массой, прилипающей к рукам. Может быть, это все нарочно так завернуто, чтобы таинственный предмет не повредился. Каково же было удивление Жана, когда в результате у него в руках оказалась большая книга. И это все? На что ему эта старая книга? Он попытался полистать ее, но оказалось, что страницы слиплись между собой. Читать слуга не умел, но ему все равно было любопытно, о чем идет речь. Он поднес пальцы ко рту и, смочив их слюной, попытался перелистать первые страницы. Это потребовало усилий, поскольку страницы были склеены п