– Позволив быть вашей рабыней, – воскликнула молодая девушка страстным голосом, целуя руку Кричтона и обливая ее слезами, – дозвольте мне остаться навсегда возле вас.
– Вы отныне будете всегда со мной, – отвечал шотландец с нежностью, заходя, пожалуй, слишком далеко в излиянии своей благодарности, так как, произнеся эти слова, он встретился губами с горячими устами девушки и крепко прижал ее к сердцу.
– Святая Дева! – вскричала Джиневра, откидывая назад голову и стыдясь порыва увлекшей ее страсти. – Наши враги гонятся за нами.
В ту же минуту Кричтон услышал грубые голоса и приближающиеся шаги.
– Здесь есть, здесь должен быть другой выход. Эта комната сообщается с обсерваторией королевы, – вскричала итальянка. – Мне помнится, что несколько часов тому назад человек, ложно называющий себя моим отцом, нес меня здесь. Каждая стена в этой ужасной башне наполнена тайными коридорами.
С протянутой вперед рукой Кричтон быстро пошел около стены и тотчас же наткнулся на проход.
Уже стоя на лестнице, он протянул руку девушке, предлагая ей следовать за ним.
Но ее держала еще чья-то рука, от которой она никак не могла освободиться. Разразившийся свистящий смех объяснил ей, что эта рука принадлежала мстительному карлику. Со сверхъестественной силой маленькое чудовище обвилось вокруг молодой девушки, которая чувствовала, что изнемогает. Его горячее дыхание касалось ее лица, его отвратительный рот приближался к ее горлу. Она почувствовала сильную, острую боль, Этот вампир за неимением другого орудия старался вонзить свои зубы в горло девушки. Но вдруг в минуту крайней опасности, когда она считала себя уже погибшей, руки Эльбериха опустились, и чудовище упало на пол замертво.
Кричтон ударом кинжала избавил молодую девушку от ее врага и, схватив ее своими сильными руками, понес вверх по винтовой лестнице в ту минуту, когда Оборотень и его шайка в свою очередь взбежали на площадку. Гигант услышал звуки борьбы Джиневры с Эльберихом, его падение и одним прыжком бросился вперед. Но он пришел слишком поздно для того, чтобы захватить свою добычу. Споткнувшись о труп карлика, он упал и своей гигантской фигурой загородил проход товарищам. Бормоча проклятия, он, однако, быстро поднялся и бросился вверх по лестнице. Когда он поднялся на сорок или на пятьдесят ступенек, перед ним сквозь узкое окно блеснул слабый луч света.
– Клянусь честью! – вскричал он, рассмотрев сквозь это узкое окно сад отеля Суассон, озаренный слабым светом луны. – Мы находимся в обсерватории ее величества. Вот королевские сады, а вон там старинные башни Святого Евстафия.
– Это правда, – отвечал Каравайя, оглядываясь, – ты не ошибся. Это, должно быть, то строение с клеткой, в которой, как говорят, Руджиери держит взаперти черта, и которое я так часто рассматривал с Банной улицы. Я не раз видел, как этот черт, черный как сажа, выделывал всевозможные фантастические штуки на этих железных полосах. Здесь обыкновенно была привязана веревка, с помощью которой он висел между небом и землей, качаясь взад и вперед, как обезьяна, пугая благочестивых прохожих. А что означают эти крики и бряцанье шпаг? Верно, мы не одни участвуем в этом деле. Иди же вперед, приятель!
– Потише, – возразил беспечный гигант, останавливаясь перевести дух, – нам нечего торопиться. Нам известно, что наш шотландец в башне. Нам также известно, что он не может спуститься, не пройдя мимо нас. Вдобавок, нас четверо, а он один, следовательно, мы можем смело рассчитывать на его голову и на обещанную нам награду.
– Само собой разумеется, – отвечал Каравайя, – но пойдем вперед, Голиаф, а то, чего доброго, ты не совладаешь с этим новым Давидом. А! Слышишь эти выстрелы? Кто-нибудь увидел его снизу, подымайся скорее.
Подгоняемый этими словами, Оборотень продолжал свое восхождение. Вторая, а потом и третья амбразура свидетельствовали о той высоте, на которую он взобрался, затем, наконец, его голова коснулась подъемной двери, находившейся в верхней части колонны, но запертой на задвижку. Это было новое препятствие, заградившее им путь, но оно не слишком огорчило нашего гиганта, который, вопреки своему росту и своим мускулам, был трусом, как и множество других людей с сильным физическим развитием, и предстоящая битва с Кричтоном, один раз уже победившим его, внушала ему страх. Но он, однако, счел необходимым скрыть свою радость. Крича и ругаясь, он, чтобы поддержать свои слова, с напускной решимостью уперся плечом в закрытую дверь, которая, к его изумлению, тотчас же открылась. Отступать не было возможности. Каравайя и его товарищи ругались за его спиной, и Оборотень, приняв решительный вид, с трудом пролез в отверстие. Каково же было его изумление или, точнее, его радость, когда он увидел, что платформа пуста.
– Гей, господа, – заревел он, – над нами насмеялись, нас надули, обманули! Этот Кричтон заключил договор с дьяволом, он устроил себе пару крыльев и улетел с молодой девушкой за спиной. У нас украли нашу награду!
– Черт возьми! – разразился криком и Каравайя, когда, в свою очередь, вылез из отверстия. – Скрылись! Я понимаю, в чем дело.
Возвратимся теперь к шотландцу и его дорогой и прекрасной ноше. Неся на руках девушку, перепуганную и до того ослабевшую, что она не могла держаться на ногах, Кричтон поспешно взошел по лестнице. Добравшись до самого верха, он заботливо опустил Джиневру на платформу и с кинжалом в руках стал возле двери, приготовившись заколоть первого, кто покажется в отверстии. Свежий воздух подкрепил немного итальянку, она попробовала встать, но силы изменили ей.
В эту минуту послышался крик у подножия башни. Это был голос Блунта, звавшего свою собаку. Кричтон испустил радостный возглас: пакет попал по назначению, он будет передан Эклермонде. Едва эта мысль промелькнула в его голове, как раздался выстрел из пищали, за которым последовал глухой рев собаки. Послышались громкие крики Блунта и Огильви, потом бряцанье шпаг. Кричтон не мог долее противиться желанию взглянуть на сражающихся. Он склонился над краем платформы, но ничего не мог различить, кроме англичанина, сражавшегося с группой вооруженных людей, скрытых кустарником. Друид был возле него. Взбешенный, с пеной у рта, он вцепился зубами в одного из нападавших. Шарфа на нем уже не было. Взял ли его Блунт или нет? В этом Кричтон не мог удостовериться. Тут он взглянул с унынием на подъемную дверь, но, снова отвернувшись, вдруг увидел веревку, привязанную к железной полосе, одной из тех, из которых было сложено полушарие. Средство спасения было найдено. Он удостоверился в крепости веревки: она могла его выдержать и была так длинна, что достигала земли. У него вырвался крик радости, но он тотчас же заглушил его и отказался от столь блестящего плана. Он не мог покинуть молодой итальянки.
Джиневра поняла шотландца. Собрав все свои силы, она упала к его ногам, умоляя воспользоваться предоставившимся средством спасения.
– И вы думаете, что я покину вас здесь, чтобы вы снова попали во власть ваших преследователей и Гонзаго!.. Никогда! – отвечал Кричтон.
– Не заботьтесь обо мне, благородный и дорогой сеньор, – отвечала девушка, – у меня тоже есть средство спасения. Умоляю вас, уходите! Уходите! Что значит моя жизнь в сравнении с вашей! Клянусь Богородицей, – продолжала она страстным голосом, – если вы меня не послушаетесь, я брошусь с этой колонны. Этим я избавлю вас от препятствий, а себя от преследований.
С этими словами она подошла к краю колонны, намереваясь исполнить свою угрозу.
– Остановитесь! Остановитесь! Джиневра, – воскликнул Кричтон, – мы можем оба спастись от наших врагов. Дай мне твою руку, безрассудная!
И не успела она сделать шаг вперед, как Кричтон уже схватил ее мощной рукой.
Первым делом Кричтон затворил дверь, засов которой затем так легко уступил плечу Оборотня. Мгновением позже он перебросил веревку через край башни и подошел посмотреть, достигла ли она земли. В эту минуту его увидел Огильви, но, отвлеченный борьбой с двумя противниками, он был не в состоянии оказать своему другу какой-либо помощи.
Удостоверившись, что веревка упала сообразно его желанию, Кричтон проверил, достаточно ли крепок узел, взял в зубы кинжал, чтобы иметь его под рукой на земле, крепко обхватил левой рукой стан девушки, не обращая внимания на все ее мольбы, и, ухватившись правой рукой за канат, уперся плечом в карниз колонны и повис в воздухе.
В течение минуты канат вращался от приданного ему толчка, и Джиневра не могла удержаться от крика, почувствовав, что висит в воздухе. У нее закружилась голова, когда, глянув вниз, она измерила взглядом пространство, отделявшее их от земли.
Она закрыла глаза и невольно положила голову на плечо Кричтона.
Канат продолжал раскачиваться. Кричтон не мог одной рукой закрепить его положение, другой же он держал свою драгоценную ношу. Выступающая почти на два фута вперед верхняя часть колонны не позволяла ему приблизиться к стене, что дало бы возможность цепляться за ее выемки, а довериться одному лишь неукрепленному канату он не решался. Опасность разбиться казалась неизбежной. Его мускулы были слишком напряжены, чтобы выдержать долгое испытание. Но Кричтон, одаренный неистощимой энергией, не выпускал каната. Наконец после долгих бесплодных усилий он сумел крепко обхватить ногами канат и приготовился уже спуститься вниз, как новое непредвиденное обстоятельство сделало его положение еще более опасным.
Изумленные смелыми действиями Кричтона, друзья и враги, сражавшиеся внизу, остановились, словно по взаимному согласию. Положение его было так опасно, что все считали его погибшим. Но восхищение зрителей не знало границ, когда они увидели, что он удержался во время вращения каната и успел на нем закрепиться. Блунт принялся бросать свою шапку в воздух под оглушительное "браво", и даже противники не могли удержаться от удивленных возгласов. Огильви бросился держать канат, и казалось, что все окончится наилучшим образом, но в эту минуту один из его противников напал на него, и они в схватке так сильно раскачали канат, что Кричтону пришлось употребить все свои силы, чтобы не упасть. Канат начал снова вращаться, пока наконец Кричтон не сумел поставить ногу в выемку колонны и возвратить равновесие.