Вдруг раздался голос герцога Неверского:
– Король смертельно ранен, преступник перед вами. Это Кричтон. Убейте его! Разрубите его на куски!
– Стойте, – вскричал король, останавливая движение толпы, – я не ранен. Господа, – продолжал он, обращаясь к страже, – мы приказываем вам арестовать герцога Неверского, которого мы обвиняем в измене и оскорблении нашего величества.
– Вы тоже ответите на эти обвинения, – прибавил он, обращаясь к Екатерине.
– Сейчас же и охотно, сын мой, – отвечала королева. – Вы ошибаетесь. Настоящий изменник стоит с вами рядом. Это Кричтон. Я докажу, что он виновен в тех преступлениях, в которых вы меня обвиняете.
– Козьма Руджиери, подойди сюда! – сказал Кричтон.
Повинуясь этому призыву, астролог вышел из толпы.
– Что ты можешь сказать против меня? – повелительно спросила его Екатерина.
– Что вы замышляли заговор против жизни и короны вашего сына и что герцог Неверский был вашим сообщником, – твердо отвечал Руджиери. – Ваше величество, не угодно ли вам будет взглянуть на этот пергамент?
– Да, это твое собственное обвинение, Руджиери, – сказал король, пробежав глазами поданный ему документ. – Ты также замешан в этом заговоре.
– Я этого не отрицаю, пусть одинаковая казнь постигнет всех, кто вам изменил.
– Руджиери, – сказал Генрих, – ты пойдешь на галеры. Невер потеряет голову. Что же касается вас, – продолжал он, обращаясь к матери, – то мы подумаем о вашей участи.
– Я доволен, – пробормотал Руджиери тоном удовлетворенной мести, – один из этих проклятых Гонзаго падет благодаря мне.
– Уведите его, – приказал Генрих. – Шевалье Кричтон, вы мой спаситель, – прибавил он, обнимая шотландца, – теперь вы будете моим братом.
– Государь!
– Довольно мне играть роль тирана и развратника. Теперь я хочу попытаться стать великодушным монархом. Рука принцессы Конде ваша. А! Что значат эти колебания?
– Государь, большее препятствие, чем то, которое вы уничтожили, разделяет нас, – отвечал Кричтон. – Наши религиозные убеждения различны.
– Ну и что же? – сказал Генрих Наваррский, подошедший к группе. – Маргарита Валуа католичка, а я протестант.
– Прекрасный пример, нечего сказать! – вскричал с громким смехом Шико.
– Есть одна милость, которую вы можете дать, государь, а я могу ее принять, – сказал Кричтон.
– Назовите ее.
– Освободите короля Наваррского.
– Согласен, – произнес Генрих, – но только с условием, чтобы он взял с собой жену.
– Извините, государь, – возразил Бурбон. – Я имею слишком много причин не разлучать ее с шевалье Кричтоном. Кузина Конде, вы будете меня сопровождать. Его величество обещали вам достойный вас конвой.
– Это правда, – сказал Генрих, – но я предпочитаю дать ей мужа, достойного ее.
– Кричтон, – сказала Эклермонда, краснея. – Что если я нарушу мою клятву?
– О! Тогда все препятствия устранены, – отвечал страстным голосом Кричтон. – Я начинаю думать, что и я не такой твердый католик, каким я себя считал, выходя из тюрьмы Кретьена.
– Я буду верить какой угодно религии для любимой женщины, – сказал Бурбон.
– И я тоже, – сказал Генрих III.
– Как и я, – прибавил Кричтон. – Вот и все сказано на этот счет. Пошлем же за священником, он уладит все наши затруднения. Религиозные вопросы так легко разрешаются, когда посредником служит любовь!