1059.
Дух «полковой семьи», видимо, по-прежнему, объединял офицеров-семеновцев, разделенных разностью судеб, идейными разногласиями. Вспомним реплику, брошенную в дневнике фон Лампе, прочитавшим фамилию Тухачевского в числе высшего руководства Красной армии: «Наш, семеновец!» Потому Тухачевский, отправлявшийся в конце января в Лондон и Париж через Берлин, не сомневался в том, что может рассчитывать на помощь своих однополчан в качестве посредников для установления неофициальных и конфиденциальных контактов и связей с ответственными лицами в европейских высших военных, политических и государственных кругах, особенно в Германии. Он надеялся на это, несмотря на то что два десятилетия назад Революция и Гражданская война в России разбросали их по разные стороны баррикад. Сказанное напрямую касается события и обстоятельств, на которых я хочу далее задержать внимание.
Начну, однако, с указания состава ответственных лиц советского правительства, участвовавших перед поездкой Тухачевского в Европу, в совещании у Сталина в Кремле 23 января 1936 г. Анализ этого состава позволяет предполагать основные вопросы, которые Тухачевский должен был решать в ходе своей миссии в Европу. В этом совещании приняли участие: Сталин, Молотов (находившийся у Сталина с 16.00 до 19.50), Ворошилов (в том же промежутке времени), заместитель Председателя Совнаркома и СТО СССР В.Я. Чубарь (с 16.10 до 19.40), нарком внутренних дел Г.Г. Ягода (с 16.00 до 19.35), 1й заместитель наркома по иностранным делам Н.Н. Крестинский (с 16.00 до 17.40), заместитель наркома по иностранным делам Б.С. Стомоняков (с 16.30 до 19.40), заместитель наркома обороны Тухачевский (с 17.00 до 17.40)1060.
Обсуждение самой поездки, очевидно, происходило в промежутке с 17.00 (когда маршал прибыл на это совещание) до 17.40 (когда он его покинул). Присутствие на этом совещании Крестинского, очевидно, предполагало рассмотрение, помимо общих внешнеполитических аспектов, какие-то отношения Тухачевского с представителями германских военных и правительственных кругов, учитывая большой опыт и осведомленность в этих делах Крестинского, долгое время являвшегося полпредом в Германии. Германское направление Крестинский курировал, и став заместителем наркома по иностранным делам. Присутствие же на совещании Ягоды позволяет полагать ориентирование и инструктирование маршала в действиях, которые выходили за рамки официального регламента визита и переговоров. Возможно, Ягода знакомил Тухачевского с какими-то каналами связи агентурного характера, находящимися в ведении НКВД. Следует обратить внимание на тот факт, что Тухачевский и Крестинский покинули совещание у Сталина раньше других и одновременно. Этот факт привлекает внимание тем, что, видимо, именно «германская часть» миссии Тухачевского, которая официально не вписывалась в регламент визита маршала, и потребовала специального присутствия на совещании Крестинского. Все остальные продолжали совещаться и после ухода Тухачевского с Крестинским, поскольку, очевидно, были приглашены к Сталину не только в связи с поездкой маршала.
Примечательно и то, что на совещание у Сталина 28 февраля 1936 г. по итогам поездки Тухачевского были приглашены те же лица, а также Л.М. Каганович, нарком тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе, нарком по иностранным делам М.М. Литвинов (вместо своего 1-го зама Крестинского), а также начальник ГУПВО (пограничной охраны и войск) НКВД М.П. Фриновский и начальник Политуправления МВО Г.И. Векличев1061.
Как выше отмечалось, миссия Тухачевского предусматривала не только официально обозначенные переговоры с английским и французским высшим политическим и военным руководством, но и попытку выхода на германское политическое и военное руководство. Соответственно, Тухачевскому во Франции нужно было выйти на представителей руководства РОВС, которые имели бы хорошие связи с германскими спецслужбами. Последние, в свою очередь, как он предполагал, должны были обеспечить ему контакты с германским политическим и военным руководством. Единственный из старых приятелей-однополчан Тухачевского, через которого можно было начать действия в этом направлении, был ранее уже упоминавшийся капитан Н.Н. Ганецкий.
Ганецкий не относился к числу убежденных фанатиков «белой идеи», и потому Тухачевскому, хорошо знавшему свойства личности бывшего офицера-семеновца, его нравственный и мировоззренческий настрой и в 1918-м, и в 1936-м было легче, чем с кем-либо из других своих старых товарищей, сослуживцев по л-гв. Семеновскому полку говорить на щекотливые темы и ожидать содействия. Пожалуй, именно Ганецкий и просветил своего старого приятеля Тухачевского в том, кто из руководства РОВС имеет хорошие контакты с германскими спецслужбами и, следовательно, может помочь Тухачевскому изыскать возможность, при их содействии, устроить советскому маршалу встречу с представителями германского политического руководства.
Контакты Тухачевского с представителями РОВС как возможными посредниками в установлении неофициальных связей с политическим и военным руководством Германии1062 нашли свое выражение и в его встрече с еще одним однополчанином-семеновцем, уже неоднократно ранее упоминавшимся, генерал-майором А.А. фон-Лампе. Доказательством не только самой их встречи в Берлине 20–21 февраля 1936 г., но и конспиративно-политических действий Тухачевского в СССР и их целей могут служить некоторые завуалированные свидетельства самого фон-Лампе. Они просматриваются в письме генерала к другому, достаточно известному деятелю белой армии – генералу Шинкаренко.
Однако прежде чем анализировать содержание разговора Тухачевского с фон-Лампе, в котором обозначились принципиальные политические установки Тухачевского, косвенно и завуалировано просматриваемые в письме, полагаю целесообразным обратить внимание на некоторые сведения, содержащиеся в следственных материалах по делу о «военно-фашистском заговоре» в Красной армии.
В показаниях некоторых подследственных говорится о связях Тухачевского с РОВС. Однако, что бросается в глаза: в показаниях о контактах Тухачевского с представителями РОВС ни разу не упоминаются ни его Председатель генерал-лейтенант Е.К Миллер, ни генерал-майор Н.В. Скоблин, ни генерал-майор А.А. фон-Лампе, ни капитан Н.Н. Ганецкий. Ведь именно этих представителей и руководителей РОВС называют в числе тех, с кем встречался Тухачевский во время своей лондонско-парижской поездки в январе-феврале 1936 г. Независимо от степени достоверности сведений об этом, важно, что именно эти белые офицеры оказались персонажами рассказов и слухов о конфиденциальных встречах Тухачевского с представителями РОВС. Согласно же следственным материалам НКВД (1937–1938 гг.), основным источником сведений о контактах Тухачевского с РОВС, в которых, правда, фигурировали иные персоны, были показания Н.А Семенова, бывшего в 1936–1937 гг. военным атташе СССР во Франции, но, как ни странно, не Венцова-Кранца, являвшегося советским военным атташе во Франции во время визита Тухачевского.
Арестованный 8 декабря 1937 г. Николай Александрович Семенов (1893–1938), комбриг (1935), был бывшим штабс-капитаном, участником Первой мировой войны. В РККА официально он числился с 1918 г., а членом РКП(б) – с 1919 г. В 1923 г. он окончил Военную академию РККА. В 1924–1925 гг. работал в Оперативном управлении Штаба РККА, а с 1925 по 1927 гг. являлся начальником 1-го (войсковой разведки) отдела 4-го Управления (Разведуправления) Штаба РККА. В 1927–1932 гг. он был командиром полка, затем начальником 1-го отдела штаба Ленинградского военного округа и заместителем начальника штаба ЛВО. С 1932 г. Семенов находился на военно-дипломатической работе, занимая должности военного атташе в Литве (с 1932 г.), в Польше и во Франции (с 1936 г.). Был арестован 8 декабря 1937 г. и расстрелян 25 августа 1938 г.1063
Первоначально от Семенова добились показаний лишь о том, что он был связан с «заговором Тухачевского» с 1936 г. через С.П. Урицкого, начальника Разведуправления РККА, которому подчинялись военные атташе и через которого, т. е. не лично, а опосредовано, он был связан с Тухачевским1064.
Затем, на следующих допросах, Семенов «дополнительно показал», что в заговорщическую связь с Урицким он вошел в 1932 г., согласовав это лично с Тухачевским, возглавлявшим «военно-офицерскую организацию», в которую он, т. е. Семенов, уже вошел в 1930 г.1065 В этих показаниях Семенов отметил свои контакты с представителем РОВСа генералом Эрдели в январе 1937 г. Хотя Семенов и говорил о связи Тухачевского с Эрдели, однако это, судя по показаниям Семенова, была опосредованная связь, через начальника управления внешних сношений Наркомата обороны СССР комкора А.И. Геккера и флагмана 1 ранга Орлова, который был в Париже в январе 1937 г.1066 Иными словами, Семенов, таким образом, фактически не мог указать на непосредственные контакты Тухачевского с Эрдели.
На допросе 7 марта 1938 г. Семенов давал уже более подробные показания по «офицерской организации», которую возглавлял Тухачевский. Очевидно, речь шла о той «группе Тухачевского», в которую входили арестованные в августе 1930 г. Н.Е. Какурин и И.А. Троицкий1067. Семенов показывал на допросе, «что в 1930 году он участвовал в подпольном совещании актива офицерской организации, созванном Тухачевским у него в кабинете командующего ЛВО»1068. Здесь же Семенов показал, что он якобы «выполнял задания Тухачевского по связи с белоэмигрантскими кругами (генералом Эрдели)»1069. Как это видно из характера показаний, связь Тухачевского с Эрдели обрисована в общих чертах, расплывчато, без всякого намека на личные контакты Тухачевского с генералом Эрдели. Однако из всех показаний Семенова, касающихся связи Тухачевского с РОВС, вытекает самое главное и важное: следствие, в большей или меньшей мере, было вовлечено в вопрос о контактах Тухачевского с представителями РОВС, было в этом уверено, убеждено и не сомневалось, совершенно точно зная о таковых. Но ни один представитель РОВС, ни одно лицо из его руководства, с кем всту