«Член Реввоенсовета СССР еще в 1924 г., – так он начинал ту, свою первую статью о будущем маршале, перечисляя все высокие посты и военные заслуги будущего маршала, – член Петербургского областного комитета партии, командующий войсками Западного округа, заместитель Ворошилова, командующий войсками красных против армий адмирала Колчака и генерала Деникина, главнокомандующий Красной армией в боях против Польши, отброшенной от стен Варшавы самим Вейганом, усмиритель мужика, заливший кровью и улицы Кронштадта, и Тамбовский край, – Тухачевский вошел в историю. Тухачевский – действительно «красный маршал», как его назвал в вышедшей недавно в Берлине книге Роман Гуль»1100.
Приведенные Алексеевым характеристики Тухачевского были явно рассчитаны на то, чтобы представить его властным, авторитетным и влиятельным. И именно в силу этого далеко не во всем точны, преувеличивают значимость советского военачальника.
Известно, что Тухачевский стал членом РВС СССР в феврале 1925 г., а не в 1924 г., хотя эта ошибка, может быть, и не существенна. Тухачевский был командующим Западным военным округом в 1925 г. и с ноября этого года уже никогда туда не возвращался. Автор не уточняет, что Тухачевский был одним из трех заместителей Ворошилова и не 1-м. Тухачевский действительно «сыграл первую скрипку» в разгроме войск Колчака, но никогда не возглавлял всех советских войск на восточном, «колчаковском» фронте. Обращает на себя внимание в то же время весьма смягченная форма выражения в упоминании о поражении Тухачевского под Варшавой – «главнокомандующий Красной армией в боях против Польши, отброшенной от стен Варшавы самим Вейганом». Во-первых, Тухачевский, как известно, не был «главнокомандующим Красной армией» в этой войне. Во-вторых, «отброшенной от стен Варшавы» – сказано слишком мягко и расплывчато. Это был катастрофический разгром, независимо от того, кого считать его виновником, хотя ему предшествовали блестящие победы и наступление войск Тухачевского. Автор в своем стремлении смазать масштаб неудачи Тухачевского под Варшавой, в какой-то мере даже возвеличивает советского полководца: хотя и был «отброшен от Варшавы», но «отброшен» «самим Вейганом» (!) – одним из самых главных европейских «светил» в области военного искусства. Даже в выражении «усмиритель мужика, заливший кровью и улицы Кронштадта, и Тамбовский край» Алексеев подчеркивает властную решимость и властный потенциал Тухачевского – «усмирителя мужика». Вот, мол, человек, который сумел наконец подавить русскую мужицкую вольницу, «пугачевщину XX в…», стихию Русской революции, сокрушившей Империю. Свои оценки Алексеев завершает многозначительно, подчеркивая – как уже сложившуюся – значимость Тухачевского: «Тухачевский вошел в историю».
Завершая первый абзац своей статьи определением «красный маршал» из книги Романа Гуля, автор переходит к ее критическому анализу.
«Резкими штрихами, – пишет Алексеев, – и, в общем, совершенно правильно Гуль (в свое время перешедший от белых к красным, а теперь переметнувшийся в эмиграцию) дает характеристику лейб-гвардии поручика, мечтающего о лаврах Наполеона. Портрет – живой, хотя автор книги, наверное, с Тухачевским никогда не встречался, знает о нем от третьих лиц и фактические данные, в частности о пребывании его в плену, почерпнул из статей Н. Цурикова, появившихся в печати года 3 назад».
Сразу же и прежде всего, хочу обратить внимание читателя на общую оценку книги Р. Гуля о Тухачевском: «в общем, совершенно правильно… дает характеристику лейб-гвардии поручика, мечтающего о лаврах Наполеона», поскольку далее мне придется возвращаться к тексту этой статьи и этим оценкам Алексеева при сравнении с текстом статьи 13 февраля 1936 г.
«В своей книге Гуль1101 рассказывал эпизод, в котором Тухачевский изображается единственным офицером одного из лагерей, не снявшим с себя погоны до последнего дня пребывания в плену», – писал Алексеев и далее, утверждая, что «история с «погонами» изложена неверно», рассказал, как все было на самом деле.
«Дело обстояло так, – писал Алексеев. – Комендант лагеря гор. Бесков, куда Тухачевский был переведен после ареста, отдал распоряжение всем офицерам снять погоны. Не желая создавать конфликта, большинство военнопленных подчинилось приказу. Тухачевский с небольшой группой лиц погоны не снял, и их с него сорвали силой. Через некоторое время приказ коменданта был отменен распоряжением свыше: всем офицерам погоны были возвращены. Тухачевский же, всегда стремившийся стоять особняком и выделявшийся своими демонстративными выходками, надеть их отказался. Так, без погон он и оставался в германском плену до самого конца». Этот эпизод Алексеев вычитал в воспоминаниях Н.А. Цурикова, сидевшего в плену вместе с Тухачевским. Фрагменты его воспоминаний о Тухачевском ранее мне уже неоднократно приходилось цитировать. Процитирую эпизод со снятием погон, как он рассказывается Цуриковым.
«…На форту Цорндорф, приехав туда первый раз, – вспоминал Цуриков, – я и услышал впервые от поручика Б. о «Мише» Тухачевском. Поручик Б., человек уже немолодой, призванный из запаса, офицер, если не ошибаюсь, и мирного, и военного времени, 3-го стрелкового гвардейского полка, воззрений весьма правых, отзывался о Тухачевском всегда с большой любовью, если не восхищением». «Славный мальчик, – с одобрительным восхищением рассказывал поручик Б. – непреклонный и упорный, тоже «бесковец». – Какой бесковец? – Разве вы не знаете?! Беспогонник! – Нет. – С вас снимали погоны? – Да. То есть мы сами сняли по приказу нашего генерала Г-на… – Охота была слушаться. Мы никаких этих «высокоавторитетных» советов не послушались, отказались снять и со всех лагерей Германии было собрано человек 100 в лагерь Бесков…В каждую «штубу» вошел конвой, нас поочередно проводили в комендатуру и там держа за руки и за ноги срезали погоны, и так со всем лагерем. Кое-кто был побит. А на другой день нам их вернули с приказом надеть. Это они для поддержки «престижа» произвели, уже после «амнистии». Ну, уже дудки. Мы заявили всем лагерем, что пока мы находимся в германском плену, где не уважают пленных врагов и офицерской чести, – мы погон и кокард не наденем!.И каждый комендант при въезде уговаривает надеть погоны, говоря, что офицеру неудобно быть без погон! Неудобно! Но мы «бесковцы» – связаны словом. Тухачевский молодец, поддерживал честь полка, долго они с ним возились, в сущности, и в полку-то он был без году неделю, но понял, что для офицера погоны, настоящий гвардеец. Он и среди бесковцев выделялся…». Такова была подлинная «история с погонами Тухачевского», рассказанная ее непосредственным участником и свидетелем.
Н.А Цуриков действительно опубликовал свои воспоминания о пребывании в плену вместе с Тухачевским в газете «Россия» в сентябре 1927 г. (для точности: не за 3, как указывает Алексеев, а за 5 лет до появления его статьи) под названием «Генерал Тухачевский. Листки воспоминаний»1102.
Заявляя претензии на исключительную достоверность своих сведений, Алексеев далее пишет: «Книга Гуля вызвала во мне много воспоминаний. Я много слышал о Михаиле Тухачевском от его родных и товарищей по дореволюционной службе и от сослуживцев его по Красной армии». Ссылка на свидетельства «родных и товарищей», особенно на «родных», была бы, наверное, более убедительной, если бы автор назвал этих свидетелей. Однако, к сожалению, он этого в большинстве случаев не делает. Далее же Алексеев фрагментарно пересказывает положительно оцененного им и порой мягко критикуемого Гуля.
«Пенза, – продолжает он. – Казенная гимназия. Тухачевский в одном из старших классов. Он среднего роста – совсем не такой большой, каким его представляют по обычным описаниям. Коренастый, очень крепкий, с хорошей мускулатурой. Всегда слегка надменный, молчаливый, замкнутый. Товарищей презирает. Любит покрасоваться: особенно в глазах гимназисток. Тщеславен». Все сказанное мы находим в книге Гуля, однако далее Алексеев приводит действительно факт, отсутствующий в книге Гуля и в воспоминаниях других авторов.
«И это тщеславие и желание прослыть «героем», – пишет он, – еще в те далекие годы обошлось ему дорого. Помню, как-то один из двоюродных братьев Тухачевского мне рассказал, за что его кузен был исключен из гимназии. В Пензу приехал цирк Чемпионат французской борьбы. «Дирекция предложила 25 рублей тому, кто…» На арену вышел любитель – «черная маска». Тухачевский, правда, не победил борца, но и чемпион, щадя его, а может быть, по предварительному уговору, не положил на ковер. Все же Тухачевский узнан. Все гимназистки в восторге. Он – герой. Начальство, однако, посмотрело на «героя» косо, и он был изгнан из гимназии».
Свидетельство интересное, но оно расходится с общеизвестной версией: Тухачевский оставил гимназию, в которой он учился плохо, упросив отца выполнить его мечту стать офицером и для этого перевести его в кадетский корпус и обещая хорошо учиться. Кто этот «двоюродный брат Тухачевского», Алексеев не называет. Известно, что у отца маршала был брат Константин и сестра Ольга. Очевидно, речь идет о ком-то из сыновей или брата, или сестры Н.Н. Тухачевского. О судьбе этих родственников маршала ничего не известно. Есть сведения о двух Тухачевских, оказавшихся в эмиграции и там умерших: это – Тухачевский Александр Михайлович (1860–1941), бывший камергер Высочайшего Двора, похороненный в Белграде, и его сестра Тухачевская Надежда Михайловна (1859–1924), также похороненная в Белграде1103. Оба являлись двоюродными братьями отца маршала, Н.Н. Тухачевского, детьми генерал-майора Михаила Александровича Тухачевского, также проживавшими до 1918 г. в Смоленской губернии.
Так или иначе, все сказанное Алексеевым о Тухачевском-юноше создавало весьма привлекательный образ симпатичного, сильного, незаурядного, волевого молодого человека Созданный образ не мог не импонировать читателю из русского зарубежья, рождая ностальгию о чем-то близком из своего русского дореволюционного детства.
Однако основной раздел статьи, в котором автор как раз и намерен был дать «квинтэссенцию» личности Тухачевского, содержал следующие сведения и характеристики.