Поэтому, опасаясь, что на месте смещенного Блюхера окажется или Гамарник, или Тухачевский, Сталин поменял свое решение. Он оставил Блюхера в прежней должности, даже вопреки сильному желанию Ворошилова. Он добился своего: поссорил Блюхера с другими маршалами, обозначив себя единственным его защитником. Старый и примитивный до банальности, но и поныне эффективный политический метод: «Разделяй и властвуй!»
Возвращаясь к вопросу о переводе Якира в Москву по предложению Тухачевского, следует отметить, что Сталин в то же время получал возможность, в случае чего, всегда сослаться на то, что это предложение исходило от Тухачевского. Таким образом, можно было способствовать заодно и некоторому охлаждению отношений Якира и будущего маршала. Во всяком случае, тогда, в 1935 г., Тухачевский и Якир могли, по крайней мере, выглядеть, в некоторой степени, как противники, а не как соратники. Однако в данном случае важно главное – Якир казался Сталину наиболее политически опасной фигурой среди военных и политически наиболее значимой. По сути дела, Якир был «военным министром» на Украине и к тому же членом ЦК ВКП(б). Косвенным образом это проявилось и на судебном процессе: первым среди обвиняемых шел Якир, а уже за ним Тухачевский. Именно его следовало лишить возможностей как-то влиять на политические процессы в стране, лишить реальных войск и Украины. Но Сталин полагал, что время еще не пришло. Оно пришло в 1936 г., когда начались с июля 1936 г., с ареста комдива Д. Шмидта, аресты высшего (а также старшего) комсостава в Киевском и Харьковском военных округах – на Украине. Начался, так сказать, «отстрел» командиров, в той или иной мере близких к Якиру.
«…Я считаю Тухачевского очень опасным военным заговорщиком…»
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – все бог!
Преданные соратники Сталина, пожалуй, в личных оценках и характеристиках Тухачевского следовали за «хозяином», безусловно доверяя ему в этом, а потому в определенной мере подтверждали его оценку «маршала-изменника». «…Тухачевский – рафинированный дворянин, – вспоминал Каганович, – красивый, грамотный, умный, способный»1308. На соответствующий вопрос собеседника: «А Тухачевский?» Молотов гораздо лаконичнее, более скупо, но выразительно ответил: «Тот больше аристократ»1309.
«Бонапартистский потенциал» Тухачевского был хорошо известен Сталину еще с 1923 года. Он хорошо запомнил и понял опасность Тухачевского, зная, что «падение» Троцкого было обусловлено «военной тревогой» осени 1923 г. и позицией, занятой тогда в отношении Троцкого и его штаба командующим Западного фронта (Смоленск, Белоруссия) Тухачевским и командующим войсками Украины и Крыма Фрунзе.
В 1935–1937 гг., в обстоятельствах новой «военной тревоги», ситуация складывалась аналогично: Якир (Украина), Уборевич (Белоруссия), а в центре Тухачевский. Однако Сталин знал также и то, что Тухачевский осторожен и никогда сам не инициирует государственный переворот, если к тому не подведут его обстоятельства и не подтолкнут внутрипартийные оппозиционеры и особенно другие высшие чины Красной армии. Пока генералы будут разобщены, пока они будут соперниками в карьере, в славе, в чинах и должностях, вряд ли они объединятся вокруг какого-либо лидера, даже вокруг Тухачевского, не без оснований полагал Сталин. Большинство генералов его не любили и по многим причинам. Поэтому, ценя способности Тухачевского, лишив его реальных войск, рассорив с другими лидерами, Сталин вполне мог быть спокоен: Тухачевский ни на какой заговор не пойдет и никакой переворот не устроит, а его выдающиеся военные данные могут быть с успехом использованы.
Тухачевский находился в неприязненных отношениях с Ворошиловым. Вряд ли Уборевич чувствовал себя неуязвленным и сохранял к Тухачевскому абсолютно дружеские чувства после того, как его, Уборевича, сместили с должности замнаркома и отправили на округ, а Тухачевского назначили на его место в 1931 г. Эта неприязнь, обида и соперничество лишь усилились, когда Тухачевскому было присвоено звание Маршала Советского Союза, а Уборевичу – лишь командарма 1-го ранга.
У Тухачевского были враждебные отношения с Буденным, неприязненные – с А.И. Егоровым. Не говоря уж о том, как к нему, гвардейцу-золотопогоннику, относились крестьяне, бывшие «партизаны» гражданской войны: Ковтюх, Кутяков, Белов, Дыбенко и им подобные. Поэтому Сталину нечего было опасаться Тухачевского, который был политически одинок Опасным он мог стать лишь в том случае, если все генералы согласятся признать его своим лидером, а он согласится принять на себя эту роль. Вот тогда «имя» Тухачевского становилось опасным для Сталина. Поэтому искать главную причину действий Сталина против Тухачевского в 1937 г. следует именно в этом.
Ворошилов в своем докладе 1 июня 1937 г. упомянул совещание, когда «Тухачевского поставили» (цитата приводилась выше). Имелось в виду совещание в Политбюро 7 мая 1937 г. Однако заседание Политбюро ЦК ВКП(б), запланированное на 7 мая 1937 г., содержало в своем плане лишь один вопрос «О секретаре Комитета обороны», который решался «опросом»1310. В тот же день, согласно «Журналу записей лиц, принятых И.В. Сталиным», 7 мая 1937 г. Сталин встречался лишь с Н.И. Ежовым. Встреча была недолгой, всего в продолжении 20 минут, с 14.50 до 15.10. Очевидно, она содержала служебную информацию Ежова и никакого ее обсуждения не было. Зато вполне можно рассматривать как совещание ограниченного круга лиц, входивших в состав Политбюро, совещание у Сталина на следующий день, 8 мая.
На этом совещании присутствовали: Ворошилов, Молотов, Каганович, Якир и Ежов1311. Раньше всех пришел в 17.00 Ворошилов, покинувший кабинет Сталина в 21.00 вместе с Молотовым, Кагановичем и Ежовым. Скорее всего, Сталину нужно было обсудить какой-то, видимо, конфиденциальный вопрос, так или иначе касавшийся военного ведомства. Наверное, до совещания Сталин считал необходимым согласовать этот вопрос (или несколько вопросов) с Ворошиловым. Судя по тому, что на этом совещании, дважды – с 18.10 до 18.40 и с 19.30 до 20.10 – присутствовал командарм Якир, не являвшийся членом Политбюро, Сталин, во всяком случае, мог обсуждать с Ворошиловым и вопрос, персонально связанный с Якиром. Молотов прибыл в кабинет Сталина на 15 минут позже Ворошилова, в 17.15, и покинул совещание, как было указано выше, вместе с Ворошиловым, Кагановичем и Ежовым в 21.00. Каганович прибыл в кабинет Сталина одновременно с Якиром, в 18.10, а Ежов вошел в кабинет в 19.20. Очевидно, что вопросы, по которым, так или иначе, требовалась информированность Ежова, т. е. вопросы, касавшиеся компетенции НКВД, начали обсуждаться в 19.20.
Некоторые предположения появляются в связи с воспоминаниями Кагановича. Предварительно следует пояснить, что сам Каганович признавался, что он «с Якиром дружил»: «Он был моим другом. Я к нему очень хорошо относился в последние годы», хотя «в первые годы (имеются в виду 20-е, примерно в 1923–1925 гг. – С.М.) я к нему относился подозрительно»1312. Возвращаясь к обстоятельствам 1937 года, приведу другой фрагмент воспоминаний Кагановича. «В тридцать седьмом году, – рассказывал он Ф. Чуеву, – когда было дело Тухачевского и Якира, меня вызвали в ЦК. Там Ворошилов, Калинин, Молотов. Сталин меня спрашивает: «Как вы относитесь к Якиру?» Я говорю: «Я – хорошо». – «Что же это – хорошо?» – «Я знаю его как крепкого командира». Я говорю:
– Вы, товарищ Сталин, хорошо помните, что я возражал против Якира в двадцать пятом году, и вы мне писали письмо, в котором просили принять Якира командующим и что Фрунзе за него ручается. Вы знаете, как я отношусь к вашему слову. Я ему поверил, бывал у него на военном совете, он бывал у меня. Я ему доверял.
Сталин так посмотрел:
– Верно, верно. Я писал письмо. Вопрос исчерпан»1313.
Каганович утверждает, что это разговор состоялся в ЦК. Однако, судя по составу присутствовавших на этом разговоре, это было совещание нескольких членов Политбюро ЦК. Скорее всего, это и было то самое совещание в Политбюро 7 мая 1937 г., о котором вспомнили во время упомянутого выше выступления Ворошилова на Военном совете в июне 1937 г. Если это так, то на этом совещании, происходившем, как отметил Каганович, «когда было дело Тухачевского и Якира» (т. е. в мае 1937 г. Именно с начала мая начались следственные действия с арестованными на предмет дачи показаний против Якира. – С.М.), обсуждался вопрос о «назначении» (новом назначении) не только Тухачевского, но и Якира.
Как отмечено выше, Якир прибыл в кабинет Сталина, где уже присутствовали Ворошилов и Молотов, вместе с Кагановичем в 18.10. В течение получаса все присутствующие обсуждали какой-то вопрос, участие Якира в обсуждении которого было необходимым. Что это был за вопрос? Весьма вероятно, это был вопрос, касавшийся смещения Тухачевского с поста заместителя наркома обороны и перевод его на должность командующего Приволжским военным округом. Судя по тому, что совещание с участием Якира и уже с приглашением Ежова возобновилось в 19.30, возможно, основания для снятия Тухачевского, которые были представлены Якиру, его не убедили. Потребовалась специальная информация Ежова. Какая это была информация?
Известно, что 7 мая была арестована «гражданская жена» Тухачевского Ю.И. Кузьмина, а еще 31 января 1937 г. был арестован адъютант Тухачевского Я. Смутный. Это могло служить вполне достаточными формальными основаниями для смещения Тухачевского с занимаемой должности.
Согласно некоторым сведениям, 28 мая 1937 г. Якир будто бы получил официальный запрос по «делу Тухачевского». Он ответил, что ни секунды не сомневается в невиновности Тухачевского, но против суда не возражает, рассматривая его как наилучшее средство для выяснения всех обстоятельств1314. В моем распоряжении не было официальных или иных более или менее достоверных источников, подтверждающих данную информацию. Первое, что настораживает, так это то, что 28 мая 1937 г. был арестован сам Якир. Поэтому вряд ли в этот день с ним согласовывали вопрос о предании суду Тухачевского, уже арестованного и находившегося под следствием. Кроме того, мнение Якира еще представлялось важным при решении таких вопросов, когда он был командующим Киевским военным округом, не только располагая реальными вооруженными силами, но пользуясь популярностью в войсках, у населения, когда занимал влиятельное положение в правительстве Советской Украины, водил близкую дружбу с начальником украинского НКВД В.А Балицким. Однако, как известно (забегая несколько вперед), 10 мая 1937 г. Якир был переведен с Украины на новую должность командующего Ленинградским военным округом. Сам по се