– С каким человеком? На горе живет горный дух, с ним я и встречалась!
Я криво усмехнулся:
– Я и думаю, что он – злой горный дух, иначе как он мог так вас зачаровать? Это же уму непостижимо – весь день от заката до рассвета идти через горный хребет пять-шесть часов! Проделать такой тяжелый путь, да еще и с риском быть укушенной ядовитой змеей, и все это ради чего? Ради деградировавшего и развращенного элемента с крайне низкими моральными качествами!
Она опешила:
– А вы хорошо информированы! Я всегда готова взять ответственность за свои поступки. Да, я действительно хотела повидаться с ним, и что? Нельзя? Он же не преступник, да даже преступников можно навещать в тюрьме!
– Еще рано вам навещать его!
– А мне захотелось! Это мое дело, вас не касается!
– Тогда позвольте спросить, кем вы себя считаете? Известный математик, интеллигентная женщина, о которой проявляет дружескую заботу партия и страна, и связалась с развратником, да еще и не считает это позором, а, наоборот, считает это почетным для себя! Что за нелепость!
– Нелепостей вокруг очень много, вокруг вас их тоже полно!
Я знал, на что она намекает – на Сяо Юй, ведь она еще жива, а ей при жизни уже устроили «обиталище души». Но это нужно для революции! После того как я это сказал, она тут же ответила:
– А у меня тоже революционная потребность, моему телу надо, чтобы меня любили, и только тогда меня посетит вдохновение!
– Это не любовь, это погибель!
Она гневно взглянула на меня:
– Моя прежняя любовь к вам – это было бедствие, она ужасно извела меня, измучила.
Я помолчал, а потом серьезно сказал:
– Хуан Ии, я еще раз повторю: я надеюсь, что вы расстанетесь с ним!
Она, ни секунды не думая, упрямо ответила:
– Нет!
Я аж задрожал от гнева, трясущимися руками вытащил сигарету. Она не разрешила мне курить в комнате, но я не послушал и закурил. Она выхватила сигарету у меня изо рта, швырнула ее на пол и растоптала. Я не выдержал, вскочил и, злобно глядя на нее, прорычал:
– Хуан Ии, ответьте мне: что вы делаете?
Она, не показывая и виду, что испугалась, ответила:
– А как вы думаете?
– Вы будете взламывать код «Возродим былую славу № 1»?
– Буду! Почему нет? Не буду от вас скрывать, я сейчас более, чем прежде, хочу это сделать, и знаете почему? Потому что я хочу стать, говоря вашими словами, «выдающейся героиней», чтобы и другому помочь, и самой себе.
– Вы постоянно меняете свое решение, разве с таким настроем можно взломать код? Вы считаете, что «Возродим былую славу № 1» – это лишь сложная математическая задача? Играючи можно взломать? Мы из кожи вон лезли, чтобы перевести вас сюда, вы для нас – бесценное сокровище, вам предоставили высокую зарплату, прекрасный соцпакет, и обычно, если у вас есть какие-то просчеты или неправильные действия, то мы закрываем на это глаза, по возможности пытаемся понять вас, простить. Мы, насколько это возможно, создаем для вас максимально комфортные условия. Цель всего этого – чтобы вы всеми силами и всем сердцем погрузились в работу. А вы что делаете? Вы снова и снова, раз за разом ввязываетесь в неприятности. Сегодня ругаетесь с людьми, завтра показываете свой характер, бросаете все и уходите с работы. Разве так вершат великие дела? Вы же повидали мир и должны понимать больше других истину, скрытую в поговорке: «Когда Небо дает высочайшее повеление, надо трудиться до полного физического и морального изнеможения». Для нашей задачи требуется, чтобы вы вложили всю свою душу, ломали голову, глубоко и всесторонне все обдумывая. А вы? Вкладывали душу? Вы полагаете, что вы – небожительница? Подуете, и надежды превратятся в реальность?
Она хихикнула:
– Вы столько прописных истин только что сказали… Зачем? Я хоть и не небожительница, но и не ребенок, все эти истины понимаю. Единственное, чего я не понимаю, так это – на каком основании вы так нападаете на меня? Ну, повидалась я с ним, и что? Я сделала это в воскресенье, а не в рабочее время, в воскресенье я могу делать что захочу, и у вас нет права мешать мне!
– Но это неблагоприятно сказывается на вашей работе, вы не можете сосредоточиться, и у меня есть право вмешиваться!
– А я считаю, что это не влияет на мою работу, даже, наоборот, способствует ей.
Я даже поперхнулся и не нашелся что ответить, выпученными глазами уставившись на нее.
Она продолжила:
– Не надо так на меня смотреть, Ань Цзайтянь. Не надо судить о поведении других, исходя из своих представлений. В народе говорят: «В толпе из ста человек кого только нет». Естественно, я не такая, как вы. Вы можете ради осуществления мечты отринуть все на свете, можете заглушать желания, можете не выходить из дома, трудиться денно и нощно. А если я буду поступать так же, то у меня ничего не получится, потому что это ваш метод, а не мой. Путей, ведущих на небо, множество, а не один-единственный. У котов свои пути, у собак – свои. Вы идите по своему широкому тракту, а я пойду по своему мостику из одного бревна, никто никому не мешает. Так на каком основании вы тут машете руками и раздаете указания?
Я в крайнем негодовании посмотрел на нее, потом через какое-то время скрипя зубами сказал:
– Хорошо, тогда ходите туда. Можете хоть каждый день ходить!
Она, казалось, чувствовала себя легко и непринужденно.
– Зачем мне туда ходить каждый день? Я буду ходить по воскресеньям.
– Вы ведь хотите быть с ним? Если каждый день к нему ходить, то разве это не будет идеальный вариант?
– Мне надо работать. Надо взломать код. Вы ведь говорили, что если я его взломаю, то стану «выдающейся героиней» и смогу его спасти? Тогда мы сможем пожениться и покинуть это место, начать жизнь с чистого листа, и больше не надо будет вести эту непонятную жизнь, в которой все перепуталось – и люди не люди, и демоны не демоны.
Я вытаращил на нее глаза: я и не думал, что она настолько одержима этой навязчивой идеей! Я возмущенно поднялся и покинул ее квартиру, потому что еще немного, и я мог бы взорваться от злости…
Ничего не поделаешь, мне пришлось подать рапорт начальнице Ло о том, что Хуан Ии тайно ходила на задний склон горы навещать Вана. Услышав это, она пришла в ярость:
– Ну куда это годится?! Разве это не отразится на ее работе?
И сразу же вынесла решение: пусть заместитель Чжун, занимающийся административной работой, пошлет людей, чтобы выгнать Вана обратно в его родную провинцию Цзянсу, пусть едет домой.
Это была еще одна моя вина перед Хуан Ии! Если бы Ван остался и Хуан Ии однажды взломала «Возродим былую славу № 1», возможно, в их отношениях наступил бы тот самый благословенный день воссоединения. А теперь Ван поедет домой, где целыми днями будет с женой и детьми, и вероятность счастливого «воссоединения» сильно снизится. Но дело уже было сделано.
Вернусь к моему рассказу. Ван уже уехал, а Хуан Ии по-прежнему пребывала в неведении. В воскресенье она накупила разных подарков, надела свою соломенную шляпу, на руку повесила армейский термос и отправилась на задний склон горы. Я не препятствовал ей и не рассказал правду, пусть идет. Я подумал: «Когда „ткнешься носом в золу», останешься ни с чем, тогда и выкинешь из головы напрасные надежды!»
Но и в четыре часа дня она еще не вернулась назад, а я в этот момент увидел, как сгущаются за окном тучи и как качаются туда-сюда под порывами ветра деревья за окном. Скоро начнется ливень! Я забеспокоился: вдруг с ней что-то случилось? Сразу же вызвал джип и отправился на задний склон искать ее. Когда мы выехали за ворота подразделения 701, начали падать капли дождя диаметром с медную монету. Они стучали по крыше машины так, что она вся наполнилась этим грохотом.
Когда мы добрались до въезда в долину на заднем склоне, джип остановился, так как кончилась дорога. Мы с водителем надели дождевики, выскочили из машины и под проливным дождем зашагали по крутой и опасной извилистой тропинке в направлении свинофермы. И когда все так же, под ливнем, мы перешли через две горные вершины, наконец-таки увидели Хуан Ии – в белоснежном тумане, там, где небо сливается с землей, она брела, спотыкаясь и падая, словно пьяница. Соломенной шляпы на голове не было, она промокла до нитки. Она падала, с трудом поднималась, поднималась и снова падала. Казалось, что она превратилась в человека, чья душа покинула тело, осталась лишь пустая оболочка, скитающаяся под безжалостным дождем.
Я громко закричал, бросился вперед и обнял ее. Она открыла глаза и туманным взглядом посмотрела на меня; ее губы дрогнули, как будто она хотела что-то сказать, но в итоге не смогла вымолвить ни слова и упала в обморок. На лбу у нее была рана, кровь из которой, смешиваясь с дождевой водой, запачкала ее всю с головы до ног. Моя душа была словно объята пламенем, обнимая ее, я крикнул:
– Хуан Ии, очнись! Ии, очнись!
От крика во рту пересохло, к горлу подступили слезы, а она так и не приходила в себя.
Она очнулась лишь в больнице, когда ей зашили рану, сделали укол и поставили капельницу. Стоя у ее больничной кровати и указывая на ее забинтованный лоб, я шутливо произнес:
– Вам наложили два шва, теперь через рану открыта дорога к Небу, это значит, что вам будет благоволить удача!
Хуан Ии бросила на меня холодный взгляд и отвернулась. Я знал, что она сейчас ненавидит меня, но все равно, отбросив стыд, продолжал ее смешить:
– Ии, а вы знаете, кто героически принес вас с гор?
Она мрачно хмыкнула, отвернулась в другую сторону, повернувшись ко мне задом, и закрыла глаза.
Внезапно на душе стало тоскливо, я сел на краешек кровати и, глядя на шумящий за окном мелкий дождик, сказал:
– Ии, когда я сегодня нес вас в горах, то всю дорогу мне хотелось заплакать. Знаете почему? Мне вдруг показалось, что я несу не вас, а свою дочь… Ей в этом году исполняется девять, но я никогда вот так не носил ее на спине, а мне хотелось бы это сделать, исполнить свой отцовский долг. Ии, это – невидимый глазу фронт, линия жизни, гарантирующая безопасность партии и всего государства. И раз мы выбрали этот путь, значит, выбрали жизнь революционеров, то есть отныне все личные интересы, желания, мечты более не важны, все должно быть подчинено нуждам революции! Революция предполагает жертву, предполагает дисциплину, это значит – не должно быть более эгоизма, надо забыть о нем. Только когда отдельные «маленькие Я» вольются в революционное «большое Я», только тогда оно вспыхнет ярким светом и отдаст больше тепла.