У меня не было ощущения несправедливости или какой-то неудовлетворенности таким окончанием дела, не высказывал я и обиды. Я полагал, что оно решилось так, как и должно было, и искренне, от всего сердца радовался за твоего отца. Однако для твоего отца это стало тяжелым психологическим бременем. Ему все казалось, что он присвоил мою славу, украл ее, что он виноват передо мной. Поначалу он все пытался как-то изменить ситуацию, даже обращался к двум руководителям с просьбой пересмотреть приказ о награждении, чтобы разделить со мной славу. Но это легче сказать, чем сделать. Скажу попросту: если вышестоящее начальство признает, что в приказе ошибка, с этого момента они будут на ней настаивать, тем более они считают, что не совершают ошибок. Я не роптал, это лучшее доказательство того, что в приказе о награждении не было ошибки. И эта мысль, без сомнения, была правильной. А то, что правильно, должно выполняться, о нем следует рассказывать всем, прославляя и дальше. Поэтому слава, словно прилив, волна за волной обрушилась на твоего отца, словно ураган, пронеслась по всем подразделениям – высшим и низшим, она добралась до всех уголков, до которых могла долететь.
Вопреки ожиданиям, из-за этого паника в душе твоего отца нарастала. Можно сказать, что сначала его беспокойство было вызвано сочувствием ко мне, поэтому он всеми силами пытался загладить эту несправедливость. Однако потом в его беспокойстве произошли качественные изменения – он стал мрачен, храня в сердце тяжелую тайну, как будто у меня в руках была зацепка, и если вдруг я потеряю душевное равновесие, то расскажу все обстоятельства. Не стоит и говорить о том, что я поставил его в затруднительное положение, ведь тогда и он, и вышестоящее начальство станет посмешищем для всех. В итоге мы действительно перемудрили, твой отец со всех сторон считал себя низким человеком: по его мнению, он был в долгу передо мной, а также он боялся, что если правда выйдет наружу, то плохо будет всем. И хотя я приложил массу усилий и даже перед ним показательно сжег все свои записи о его словах, сказанных во сне (без сомнения, это было самое мощное оружие, которое и поставило его в такое трудное положение), но все равно не смог полностью излечить его от беспокойства и тревоги. Естественно, теоретически говоря, сожжение оригинала не означало, что где-то не хранится тайная копия, и что могли гарантировать мои устные заверения? Я не говорю, что твой отец настолько не доверял мне, просто он был твердо уверен, что вся эта ситуация нанесла мне серьезную обиду. А раз так, то, возможно, мои чувства к нему изменились, и я даже испытываю к нему вражду, и нас ждет «смертельная схватка», и все в таком духе. В итоге он всеми возможными способами стремился компенсировать мне моральный ущерб, постоянно пытался меня подбадривать, напоминал и даже умолял не упоминать о «том деле», «проглотить» его, чтобы оно переварилось у меня в животе. И даже перед смертью он так же настойчиво упрашивал меня.
Ну что тут еще скажешь? Наша честность и совесть сыграли отрицательную роль. Под воздействием совести все запуталось и пришло в смятение. Я искренне сожалею, что не записывал его слова во сне на магнитофон. Если вернуться в прошлое, знай я заранее, что все так получится, разве стал бы я отказываться от славы? Но, как я уже говорил, то было тогда, а сейчас уже все по-другому. В то время я действовал, руководствуясь уважением к фактам, а также своим уважением и любовью к твоему отцу. Почему я отказывался от почестей? Потому что я слишком уважал и любил его, мне было стыдно присваивать себе его заслуги. Кто же мог знать, как все обернется? И это тоже вызывает во мне чувство стыда.
Однако я должен сказать, что все это, абсолютно все натворили не мы с твоим отцом, а те недобрые и неискренние люди, уделявшие слишком большое внимание тому, что происходит «в миру». Иногда мне казалось, что для твоего отца взлом кодов был не так страшен, он больше боялся того, что лежит вне кодов. Так, он не мог вести нормальную, здоровую жизнь вне стены. Выйти из-за стены и дешифровать внешнюю жизнь, мысли людей, их слова и поступки – вот это было для него настоящее мучение, представляло трудность и вызывало беспокойство. А что касается настоящих кодов, то, как мне кажется, ни один не вызывал в нем чувства тревоги. Тебе ведь известно, что твой отец в итоге опять вернулся за красную стену. На самом деле он опять занялся дешифровкой, на сей раз это был код «Пустыня-2», другое его название «Жара», это запасной вариант для кода «Огонь». И, поскольку он был запасным вариантом, спустя практически двадцать лет после начала использования «Огня», в целом можно сказать, что от него почти полностью отказались. И даже если бы противник узнал, что мы взломали «Огонь», они все равно не стали бы его использовать. Потому что в то время они уже в ближайшем будущем собирались начать разрабатывать новый код «Солнечный свет 111». И в этой ситуации, если бы они узнали, что мы уже дешифровали «Огонь», и приняли бы решение сменить код, то не выбрали бы «Жару», потому что «Огонь» и «Жара» – коды одного поколения. И так как старший брат уже взломан, разве можно надеяться на то, что младший избежит той же участи? Таким образом, в то время практически отсутствовала возможность использования этого кода и ценность его взлома равнялась нулю. Но почему же твоего отца попросили все же взломать его? Говоря словами начальника Вана, для того чтобы найти ему дело, которым он мог бы заниматься. Ты и сам в курсе, в каком состоянии тогда был твой отец. Если бы так продолжалось и раньше, то его здоровье ухудшалось бы и в результате уже ничего было бы не исправить. Начальник Ван сказал мне, что он правда опасался, что болезнь твоего отца перейдет в стадию, когда ее уже нельзя будет вылечить. Поэтому он и придумал этот план – устроил его обратно на работу – взламывать «Жару». Целью этого было заставить твоего отца погрузиться с головой в процесс дешифровки, чтобы его не одолел демон болезни. Другими словами, в организации решили лечить его с помощью кодов, убрать вероятность приступов болезни, чтобы он мог в добром здравии встретить спокойную старость. Но человек предполагает, а Бог располагает. Кто мог предположить, что радость от взлома «Жары» вызовет у него сердечный приступ и заберет его жизнь? От возвращения твоего отца за стену до взлома «Жары» прошло всего сто с лишним дней. Естественно, такой скорости способствовал опыт уже проведенного ранее взлома «Огня», но, с другой стороны, это свидетельствовало о том, что твой отец – великий мастер дешифровки.
Эх, жизнь ради кодов и смерть из-за кода – возможно, это было единственным подходящим вариантом для твоего отца. Темным пятном же в этом было то, что он до самой смерти не смог взломать свой собственный код – «то самое дело». Отгадка крылась в том, о чем я говорил, но он в это никогда не верил. Поэтому я сейчас надеюсь, что душа твоего отца на Небе видит это мое письмо к тебе, и, возможно, сейчас он все-таки поверит мне. И, может быть, теперь его душа не будет терзаться стыдом, для которого нет никакого основания. Но, как бы там ни было, ни в коем случае не давай Сысы читать это письмо, потому что тогда она обнаружит, что в жизни вашего отца была еще одна печаль, и это принесет ей еще больше страданий…
Часть третьяЛОВЕЦ ВЕТРА
Проснувшись рано утром, такое счастье обнаружить, что ты жив! Каждое наше действие, вполне вероятно, может стать последним. Дело, которым мы занимаемся, самое загадочное и жестокое на земле. Любой несвоевременный чих может заставить нас поплатиться головой. Смерть не страшна, потому что мы уже давно не принимаем жизнь во внимание…
Глава 4.ДУША ЗУИ ФУ
Второе ущелье делилось на западную и восточную части. Восточная с первого взгляда напоминала учреждение – там располагались административные здания, общежития, стадион, повсюду сновали люди и слышны были разные звуки. Это было царство Вана – тренировочный центр. А вот западная часть ничем не напоминала учреждение, небольшие, стоявшие далеко друг от друга домики скрывались среди густых зарослей деревьев, здесь не было видно людей и стояла гробовая тишина. Однако тишина эта была наполнена не праздностью и спокойствием, она была суровая и строгая. Когда я в первый раз оказался здесь, увидел этот глухой, безлюдный уголок, я и подумать не мог, что именно здесь находится оперативный отдел. Я был уверен, что отдел 701 принимает здесь высокое начальство.
– Если никого нет, то как же проводится оперативная работа? – спрашивал я.
Ответ был: если сотрудники сидят здесь, в офисах, то разве это может быть оперативным отделом?
Как говорится, не в бровь, а в глаз.
Человек, который дал мне этот ответ, был моим земляком, занимавшимся агентурной работой, звали его Лао Люй, а люди называли его Старый Батат.
Лао Люй был молчалив, возможно, из-за многолетней подпольной работы. Он не курил. Рассказывали, что в семидесятые годы, когда наша страна «противостояла Америке и поддерживала Вьетнам», он «работал» во Вьетнаме, собирал агентурные сведения. Однажды в холле одной гостинцы он закурил сигарету, предложенную некой дамой, в результате чего потерял сознание и чуть не лишился жизни. С тех пор Лао Люй больше не курил и не пил. На работе он всегда одевался в строгий костюм, на шее – фотоаппарат, на запястье – часы и цепочка, на голове – шляпа по сезону, в нагрудном кармане – две ручки. Он напоминал туриста, который время от времени ездит в путешествия. Были ли все эти вещи оружием или просто инструментами для сбора агентурных сведений, не могу сказать точно. Я спрашивал Лао Люя, он отвечал: нет, но разве могу я верить его словам? Ведь он же старый разведчик, «старый батат». Истина – перед глазами, а не на словах.
У Лао Люя был интересный фотоальбом. Во-первых, он выглядел старомодным: его обложкой служила грубая ткань, сотканная вручную, а страницы представляли собой ужасно пожелтевшие листы бумаги, переплетенные пеньковой нитью. Казалось, он весь выполнен кустарным способом. Во-вторых, он был странным. Хоть и назывался он фотоальбомом, но внутри по большей части были не фотографии, а разные записки и вырезки из газет. На титульном листе была приклеена половина картонки с пачки сигарет, на которой виднелись написанные от руки слова: