– Да? – спросил он.
Мы оба продемонстрировали нетерпение в своей лучшей придворной манере.
– Нам очень жаль вас беспокоить, – сказала я. – Я – Арианрод Хайд, а это Эмброуз Темпл, мы дети придворных волшебников…
– Мы сегодня утром должны были присоединиться к кортежу, – пояснил Грундо. – Не могли бы вы сказать…
– Здесь вы ни к чему не присоединитесь, – сказал дядька с таким видом, словно он не поверил ни единому нашему слову. – Что вы мне тут мозги пудрите? Король уже почти неделю как уехал, сразу после встречи с королем Уэльса.
«Почти неделю? – подумала я. – С ума сойти!» Однако я не забыла о придворных манерах и вежливо спросила:
– Тогда, возможно, мои родители оставили для нас сообщение? На имя Хайд или Темпла?
– К сожалению, нет, – ответил дядька. Было ясно, что ни малейшего сожаления он не испытывает. – Никто ничего не оставлял. Двор просто собрался и уехал.
Я не могла в это поверить. Мама наверняка оставила бы мне хотя бы записку со свежими кодами дальноговорителей! Когда я отправлялась в Лондон, к дедушке Хайду, мама обычно нанимала для меня машину и оставляла инструкции, как отыскать кортеж, даже если он отправится в самое неожиданное место.
Пока я пыталась сообразить, как это сказать повежливее, чтобы не вышло, будто я обвиняю этого дядьку во лжи, Грундо очень настойчиво спросил:
– Скажите, пожалуйста, а перед отъездом, случайно, не проводилось новых церемоний во Внутреннем саду?
– Проводилось, – признался дядька. – Было очень много народу, всех поили водой. Я и сам там был. А что?
– Нет, ничего, спасибо, – вежливо ответил Грундо.
Теперь я поняла, что произошло. Мама тоже выпила заколдованной воды и теперь делает только то, чего хочет Сибилла. А Сибилла всегда была только рада забыть обо мне и Грундо.
– Скажите, пожалуйста, – спросила я у дядьки, – а вы, случайно, не знаете, куда теперь направился кортеж? Хотя бы приблизительно!
– Понятия не имею! – сказал дядька и уже отступил назад, собираясь затворить дверь.
– А куда они собирались? – проворно вставил Грундо.
Дядька остановился. Я видела, что ему будет приятно нам это сообщить.
– Я только знаю, что они направились в какой-то крупный порт, – сказал он. – Король собирался устроить обсуждение, куда именно следует направиться. Может, в Саутгемптон. Может, в Ливерпуль. Короче, туда куда-то. Может, и в Ньюкасл. Больше ничем помочь не могу. Извините.
И дверь захлопнулась.
– Да вы ведь вообще ничем не помогли! – почти заорала я в закрытую дверь. – Грундо, он ведь врал, да?
– Не уверен, – ответил Грундо. – Надо бы выяснить, какое сегодня число.
– Ты хочешь сказать, что это как в сказках? – спросила я. – Что прошло больше времени, чем мы думали?
Грундо угрюмо кивнул.
Мы пошли обратно и подобрали свои вещи. Торчать здесь не было смысла. Мы побрели вниз по раскаленной гравийной дороге. На полпути к воротам Грундо сказал:
– Я не думаю, чтобы они, такие как твой дедушка, делали подобные вещи со временем нарочно. Просто для них время течет по-другому. Они, вероятно, просто ничего не могут с этим поделать.
– Это все хорошо, – сказала я, – но что теперь делать нам?
Часть 6Ник
Глава 1
Шагов через пять сразу за поворотом оказался самый странный город, в каком я когда-либо бывал.
Я очутился в многолюдной торговой галерее, посреди деловитых, спешащих куда-то людей. Больше я поначалу ничего не заметил, потому что все тут же уставились на меня. Я сперва не мог понять, чего они так пялятся, а потом случайно увидел свое отражение в витрине одного из навороченных бутиков, расположенных в галерее. Увидел я мокрого насквозь парня со взлохмаченными волосами и голубым огоньком на лбу. На такое любой бы уставился – тем более в совершенно сухой галерее.
Я сказал: «Черт!» – и каким-то образом ухитрился втянуть колдовской огонек в себя. Я не был уверен, что сумею зажечь его снова, но тут уж выбирать не приходилось. На меня смотрели весьма враждебно. А хуже всего то, что все люди вокруг были одеты просто роскошно. Женщины носили обтягивающие лифы с широкими рукавами и развевающиеся юбки ярких цветов, и все это буквально стояло колом от вышивки. На мужчинах были узкие куртки и мешковатые шаровары, тоже покрытые вышивкой. Никогда не видел столько вышивки в одном месте. И бутик, в витрину которого я гляделся, торговал рулонами замысловато вышитых тканей. Так что я тут смотрелся совершенно неуместно.
«Вернись и выбери другую тропу! Быстро!» – сказал я себе.
Но к тому времени толпа оттеснила меня довольно далеко от того места и почти прижала к перилам высотой по грудь, с толстенными столбами, по всей видимости отделявшим галерею от улицы. Я теперь не мог определить, где тропа. Я оглянулся, разыскивая ее, но тут все внезапно сделались тихими и чинными. Вокруг не было слышно ни звука, кроме шагов сотен ног да музыки, играющей в магазинах. Это напомнило мне то, какими законопослушными становятся вдруг водители на дороге, когда мимо проезжает полиция.
Собственно, примерно это и произошло. Толпа расступалась, давая проход двум людям в ярко-желтом, которые медленно шагали по галерее. Их одежда тоже была украшена вышивкой – официального вида щиты и какие-то гербы на передней части их высоких фуражек. Однако самым примечательным в них были желтые сапоги из кучерявой овечьей шкуры. От этого казалось, что ноги у них здоровенные. Я вспомнил, как папа как-то раз говорил, что полицейского всегда узнаешь по сапогам. Я никогда не видел полицейских, которые бы выглядели так, но сразу понял, что передо мной именно полицейские.
И еще я понял, что на глаза им лучше не попадаться. Я решил, что самый хороший способ от них скрыться – это перейти через улицу, поэтому я продолжал отступать к перилам вместе с толпой. Но, дойдя до перил, я испытал настоящий шок. Улицы за ними не было. Там была пропасть.
Она уходила вниз и вниз, на сотни футов. А на противоположной стороне она на столько же уходила вверх. То, что я принял за ряд магазинов на другой стороне улицы, оказалось всего лишь такой же галереей, одной из многих, выстроенных друг над другом на стенах пропасти, ряды магазинов, ряды домов вверху и внизу, а в самом низу – ряды унылого вида фабрик. В отдельных местах через пропасть были переброшены железные мостики с коваными перильцами, чтобы люди могли перебраться с одной стороны города на другую.
Оглядываясь на приближающихся полицейских, я перегнулся через ограждение, чтобы заглянуть подальше. Все это место состояло из множества ущелий, уходящих в разных направлениях, с домами и магазинами, растущими из стен этих ущелий, и соединяющими их мостиками. Как будто земля была расколота множеством трещин и люди почему-то решили поселиться именно в них. Зрелище было впечатляющее. В пространствах, образованных массивными столбами, поддерживающими каждый уровень зданий, виднелись огромные грузовые подъемники, а может, и лифты. Это были довольно сложные механизмы, раскрашенные в яркие цвета.
Когда полицейские прошагали мимо и удалились, я услышал снизу, из глубины, шум и скрежет. Я подумал, что, видимо, там, внизу, течет река, и лег животом на перила, чтобы посмотреть вниз.
Это была не река, а поезд – точнее, два поезда, похожие на длинные серебристые пули, которые медленно подъезжали к платформе далеко-далеко внизу. Я видел, как из поездов на платформу, залитую молочным электрическим освещением, высыпали крошечные люди.
Теперь мне уже действительно стало интересно. Никто на меня, похоже, больше не глазел, так что я решил, что еще немного побуду здесь. Два подъемника на противоположной стороне пропасти пришли в движение: они везли наверх людей, сошедших с поездов, – и я сказал себе, что буду искать тропу, когда подъемники остановятся. И еще я сказал себе – зная, что это просто отмазка, – что пьяница ведь говорил, что мне надо по пути помочь еще двум людям, а уж тут-то точно найдутся двое, которым я смогу помочь. Так что я остался висеть на перилах.
Даже если бы я не смотрел, то все равно мог бы определить, когда подъемники остановились на том уровне, где я находился. Толпа в галерее внезапно сделалась вдвое гуще. Я оглянулся посмотреть – и увидел, что она за несколько секунд из обычной толпы превратилась в толкучку. Люди протискивались мимо меня в обе стороны, наступали мне на ноги, цепляли своими сумками. Стоял такой гомон, что голова пошла кругом.
И тут, всего в футе от меня, мимо прошел Романов.
Я ринулся следом за ним. Я толкался, пихался, кричал: «Эй! Извините! Погодите минутку!» каждый раз, как думал, что он может меня услышать. Не терять его из виду было нетрудно, потому что его куртка была белой, расшитой красно-синим цветочным орнаментом. Вокруг было очень мало людей в белом. Я держал его в поле зрения на протяжении примерно ста ярдов, но догнал, только когда мы поравнялись с одним из мостов. Ему пришлось замедлить шаг, чтобы повернуть туда, потому что вместе с ним почему-то были двое детей и он заботился о том, чтобы они не отстали. Когда он протянул руку, чтобы взять за плечо младшего из мальчиков, я подобрался достаточно близко, чтобы коснуться его вышитой спины.
– Извините! – пропыхтел я.
Он обернулся – и оказалось, что это не Романов. И даже не очень похож. Волосы у него были не особенно черные, и он носил очки. Глаза за очками были водянисто-голубые, а лицо – бледное, надменное, но не похожее на зигзаг молнии. И стоял он не как Романов. Романов был натянут и выгнут, точно лук. А этот держался напряженно и прямо, словно аршин проглотил. И смотрел он на меня с крайним возмущением. Я почувствовал, как лицо у меня заливается краской. И как я мог дать такого маху?
А потом оказалось, что дело выходит за рамки обычной неловкости. Мальчишки тут же ухватили меня за руки и завопили. У того, что побольше, голос был кудахчущий, а маленький верещал, как паровозный свисток. От этого все люди, кто стоял вокруг, тоже завопили. Тот пацан, что поменьше, был настоящий крысеныш. Он исподтишка щипал меня, да еще и с вывертом. В конце концов я не выдержал и пнул его. На это он заверещал громче прежнего, и половина тех, кто стоял рядом, тоже вцепились в меня. На меня буквально навалилась куча народу, и я беспомощно трепыхался, пытаясь их с себя стряхнуть.