Контрразведывательные подразделения всегда стремятся выявить оперативного водителя в составе резидентуры иностранной разведки, так как выявление его дает возможность концентрации контрразведывательного наблюдения за конкретным автомобилем дипломатического или иного зарубежного представительства.
При планировании операции по обеспечению безопасности встречи Иванова с Розановой оперативный водитель вместе с офицером резидентуры, действующим под прикрытием вице-консула советского посольства, должен был доставить Иванова на указанную встречу вне контроля французской службы безопасности. При обнаружении наблюдения встреча, безусловно, отменялась, а Иванов, не возвращаясь в отель, где остановились советские писатели, должен был быть немедленно вывезен в посольство СССР в Париже и там ожидать ближайшего рейса "Аэрофлота" в Москву. Иванову был также заготовлен дипломатический паспорт на другую фамилию.
Сотрудники советской разведки не выявили контактов Синявского и его супруги с представителями французской службы безопасности. Не были выявлены и свидетельства подготовки компрометации Иванова представителями "антисоветской эмиграции". В назначенный день и час встреча состоялась.
Иванов предложил Розановой выбрать один из двух вариантов: либо сотрудничать с советской разведкой, которую интересует деятельность антисоветских зарубежных центров и отдельных их представителей из среды бывших советских писателей и диссидентов, либо быть скомпрометированной перед французскими властями и эмигрантской общественностью через публикации в советской прессе, где жена Синявского будет представлена как агент КГБ, длительное время сотрудничавший с советскими органами госбезопасности.
Розанова сказала Иванову, что затрудняется дать ответ сразу, тем более что согласием на сотрудничество с КГБ предаст собственного мужа. Иванов парировал тем, что супругу своему Розанова только поможет, поскольку в ответ на плодотворное сотрудничество с органами в КГБ положительно решат вопрос о публикации произведений Синявского в СССР, а в будущем разрешат супругам вернуться на родину.
Собеседникам стало понятно, что за одну встречу решить обсуждаемые проблемы им не удастся, и в назначенный день и час состоялась новая встреча. Резидент советской разведки во Франции и Иванов, успокоенные результатом предыдущей встречи, при подготовке второй встречи пренебрегли стандартными мерами безопасности. Осмелевший Иванов к месту встречи добирался самостоятельно на такси, дав водителю бумажку, на которой рукой переводчицы делегации советских писателей был указан адрес кафе. Отсутствовал при этой встрече и контроль в самом кафе со стороны советской резидентуры.
Войдя в кафе и увидев Розанову, Иванов даже улыбнулся: то, что она приехала первой, показалось ему хорошим знаком. Он удобно расположился в кресле, собираясь приступить к разговору, и не заметил появления за своей спиной двух мужчин, которые еще несколько секунд назад были заняты чтением газет и поеданием завтрака с обязательной во Франции чашечкой кофе. Рука одного из них тяжело опустилась на плечо Иванова.
Резко обернувшись, Иванов с неприязнью вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот что-то сказал по-французски, но не знающий французского Иванов смог понять разве что свою фамилию. Сердце его гулко застучало. Он невольно покосился на Розанову. Та улыбалась.
– Что он сказал? – растерянно спросил Иванов Розанову. – Я ничего не понял.
– Он сказал, что вы арестованы, господин Иванов, – ответила по-прежнему мило улыбающаяся собеседница Иванова.
На следующий день все центральные парижские газеты вышли с соответствующими заголовками. В названии каждой статьи присутствовала широко известная во всем мире аббревиатура КГБ. Не отставало от газет и французское, а вслед за ним и мировое телевидение.
Западные СМИ сообщали об аресте в Париже человека, который наверняка въехал во Францию под вымышленной фамилией, так как Иванов – одна из самых распространенных фамилий в России. Он является полковником грозного КГБ и прибыл в Париж с целью запугать бывших советских писателей, живущих и работающих во Франции и рассказывающих правду о жизни в СССР и о преследовании там за инакомыслие.
Несколько недель эта скандальная новость была предметом обсуждений журналистов, политических обозревателей и политиков во всех демократических странах. В то же время средства массовой информации Советского Союза и стран социалистического лагеря хранили по поводу скандала, организованного КГБ, горделивое молчание, как бы игнорируя провокации "западных спецслужб".
Два дня провел Иванов в парижской тюрьме, где его допрашивали представители французской службы безопасности. Их прежде всего интересовала информация о возможностях осуществления Ивановым разведывательной деятельности и попытках вовлечения КГБ в разведывательные операции против бывших советских граждан, проживающих во Франции.
Затем Иванова выслали и он был объявлен Францией персоной нон грата, а советский посол в Париже был вызван в МИД Франции, где ему была вручена нота с недоумением по поводу произошедшего и надеждой на то, что советское правительство исключит проведение подобных операций во Французской Республике в будущем.
Казалось бы, операция Иванова-Струнина закончилась позорным провалом. Но так могло показаться только не посвященным в тонкости службы в КГБ. По возвращении Иванова руководством 5-го управления КГБ были организованы его выступления перед коллегами, во время которых он рассказывал о своей заграничной эпопее.
В основном его рассказ сводился к описанию времени, проведенного во французской тюрьме. Он увлеченно рассказывал, как мерил шагами небольшую камеру-одиночку, перебирая в голове возможные варианты развития событий. Ему не было известно, какие меры предпринимаются для его освобождения, поскольку ему было отказано во встрече с представителями советского посольства во Франции, и он опасался, что будет осужден французами как советский шпион.
Меньше чем через месяц за проведение операции в Париже закрытым (секретным) указом Президиума Верховного Совета СССР Иванов был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Вскоре после этого ему было присвоено очередное воинское звание – полковник. Несколько позже он был переведен на работу в ЦК КПСС, в отдел административных органов, курирующий всю правоохранительную систему Советского Союза: прокуратуру, Верховный суд, КГБ и министерство внутренних дел. Это была очередная компенсация за проваленную в Париже операцию и двухдневные допросы в парижской тюрьме.
Юрий Новиков, Владимир Торопыни, Валентин Лазуткин
В 5-м управлении КГБ служило немало сотрудников, имевших влиятельных родственников из числа представителей партийной, советской и государственной элиты, а также сотрудников госбезопасности всех уровней. 1-й отдел 5-го управления, который в числе других объектов оперативного обслуживания (так это называлось по терминологии, принятой в КГБ) курировал Центральное телевидение, являлся элитным в силу того, чем этот отдел занимался.
Одно дело, согласитесь, заниматься религиозными сектантами, националистическими экстремистами, террористами, антисоветчиками и диссидентами. Совсем другое – обеспечение безопасности крупных культурных и спортивных мероприятий международного уровня: кинофестивалей, фестивалей молодежи и студентов, книжных ярмарок, соревнований фигуристов, хоккеистов, выездами в составе различных делегаций за границу. Одним словом, дела отдела были на виду, в отличие от дел других бойцов невидимого фронта. Поэтому попасть в этот отдел было пределом мечтаний многих.
Во внутренней структуре отдела были наиболее привлекательные подразделения (отделения) и малоперспективные (так их называли) участки работы. Несмотря на порядковый номер три, 3-е отделение 1-го отдела, бесспорно, являлось наиболее престижным. Не случайно, поэтому большая часть его сотрудников имела весьма влиятельных родственников. Начальником отделения в эти годы был Евгений Иванов, его заместителем – Георгий Калачев, имевший, как и его начальник, влиятельных родственников по линии жены. Отец Калачева был генералом КГБ, начальником одного из периферийных органов. Под стать им были и их подчиненные, в том числе Владимир Торопыни и Юрий Новиков. Оба не спешили рассказывать о своих родственных связях.
Отец Торопыни был армейским полковником, родственники жены-армянки – инженерами-конструкторами в авиационном КБ Андрея Туполева. Мать Торопыни после войны закончила юридический факультет МГУ имени Ломоносова и работала народным судьей одного из московских судов. Училась она в одной группе с начальником 9-го отдела 5-го управления КГБ Василием Шадриным, довольно скоро ставшим заместителем начальника 5-го управления и генерал-майором.
До поступления на службу в КГБ Шадрин был прокурором подмосковного города Жуковский. Естественно, бывшие однокашники не теряли друг друга из вида, и когда для отслужившего на флоте и окончившего юридический факультет Торопыни-младшего пришло время решать, где приложить свои знания, выбор, конечно же, пал на КГБ. Но для этого нужно было пройти специальные двухгодичные высшие курсы КГБ.
Зачисленные на эти курсы предварительно получали офицерские звания и, постигая азы оперативной деятельности и шлифуя или приобретая знания иностранного языка, имели офицерское денежное содержание, в отличие от слушателей других, менее престижных курсов в Минске, где курсанты жили в отрыве от семей на территории учебного заведения, практически на казарменном положении.
Обучение на минских курсах было краткосрочным, одногодичным, без изучения иностранных языков. Естественно, все стремились попасть именно на двухгодичные курсы. Но попадали на них далеко не все желающие, а, как правило, те, кто имел какую-либо поддержку при поступлении на службу в органы КГБ.