я"
Во многих своих воспоминаниях Глазунов указывает, что на следующий день после его звонка Андропову он был принят могущественным руководителем КГБ СССР. Это значит, что в ведомстве, о чем Глазунов не стал рассказывать Никите Михалкову, его давно и хорошо знали.
При личном обращении советских граждан к конкретным руководителям различного уровня советской госбезопасности прежде, чем встретиться, готовилась подробная справка на данного человека. Лишь после этого решался вопрос о личной встрече. Хотелось бы отметить, что в данном случае речь не шла о приеме заявителей в приемной КГБ СССР на Кузнецков мосту. Там заявителей принимали круглосуточно, при необходимости приглашая офицеров соответствующих подразделений. Мы же говорим о личном приеме руководства, когда действовал описанный мною порядок. Так что в огромном здании на площади Дзержинского Глазунова хорошо знали еще до первого его звонка Андропову.
Как мы уже рассказывали, общество "Память" было проектом КГБ, подконтрольным госбезопасности. Однако созданный Глазуновым патриотический клуб "Родина" был тоже подконтрольной КГБ структурой. Валерий Ганичев, главный редактор "Комсомольской правды", писатель, затем доктор исторических наук и председатель Союза писателей России вспоминает:
"Илья Сергеевич Глазунов помогал создать тот знаменитый клуб "Родина"... Конечно, клуб находился под пристальным вниманием КГБ. Тем не менее, там многие из молодых ребят получили закалку, как многие считают, это клуб стал базой для будущей "Памяти"... реальным идеологическим центром..."
Из записи беседы В. Ганичева и В. Бондаренко. Газета "Завтра", 4 июня 2002 года
Из цитат других участников клуба "Родина" становится понятно, в чем именно эта идеология заключалась. Российский писатель Олег Патонов пишет:
"Для меня и моих друзей... интересы еврейских комиссаров были... нам чужды, их кумиры скучны и фальшивы... Мы же, русская молодежь, жаждали своих кумиров. И мы обрели их. Помню первыми нашими кумирами стали великий русский художник Илья Сергееич Глазунов и замечательный русский публицист Михаил Петрович Лобанов...
После Глазунова и Лобанова среди русской молодежи большой популярностью пользовался писатель Владимир Алексеевич Солоухин. Впервые я его увидел в каком-то студенческом клубе (возможно МАИ), где он выступал вместе с нашим кумиром Глазуновым в рамках клуба "Родина"...
Мы не знали, что уже тогда Солоухин собирал материал для книги "Последняя ступень ", где остро поставил вопрос о еврейском засилии в России, о стремлении иудейских вождей к мировому господству над человечеством... Среди активистов клуба "Родина", наверное впервые в СССР, стала распространяться антисионистская литература.
Солоухин рассказывал мне, что именно здесь он впервые познакомился с "Сионскими протоколами". Именно здесь я впервые увидел замечательных русских общественных деятелей того времени Василия Дмитриевича Захарченко (главного редактора журнала "Техника-молодежи"), Виктора Алексеевича Виноградова и Олега Игоревича Журина. Два последних были архитекторами, учениками [Петра] Барановского, впоследствии видными активистами общества "Память"...
Нашим последним университетом и национальным клубом стало Всероссийское общество охраны памятников истории и старины (ВООПИиК). Созданное в 1966 году в ожесточенной борьбе с либерально-еврейским подпольем (объявляющей его антисоветской организацией), ВООПИиК включило в свое руководство почти всех главных кумиров русской молодежи – Глазунова, Солоухина... Здесь можно было получить редкую национальную литературу, например, произведения славянофилов, а также антисионисткие издания. Именно здесь мне впервые дали почитать книги [Андрея] Дикого "Евреи в России и СССР" и [Александра] Селянинова "Тайная сила масонства".
О. Платонов. "Русское сопротивление на войне с антихристом"
Факт возможного сотрудничества Глазунова с КГБ, похоже, никого кроме Солоухина, не смущал. Важнее было сохранить незапятнанным образ великого патриота России просветителя Глазунова. Станислав Куняев, главный редактор журнала "Наш современник", пишет:
"Скажу то, чего до сих пор никому не говорил. Вы даже не знаете, что в начале [19]90-х, когда в редколлегию вошел Владимир Солоухин, он сразу же предложил мне опубликовать [свою] повесть "Последняя ступень", в которой главный герой – талантливый фотохудожник, "мыслитель и историк" – является в то же время человеком, тайно связанным с КГБ, чуть ли не провокатором.
Когда из разговора с Солоухиным, да и из самой повести, мне стало ясно, что прототипом этого обаятельного героя является знаменитый русский художник [Глазунов], ужас объял меня.
– Я не верю! – закричал я Солоухину. – И никогда не буду этого печатать! Возьмите рукопись назад и, умоляю, никогда не публикуйте ее!
К сожалению, Солоухин не послушал меня, и рукопись в несколько смягченном варианте все-таки стала книгой".
Деликатный момент: сам Станислав Куняев, как мы уже указывали, с середины 1970-х годов был агентом много раз нами упоминаемого офицера КГБ Николая Никандрова. Так что понятно его нежелание разоблачать коллегу по агентуре художника Глазунова.
Впрочем, такую беспринципную "деликатность" Куняев проявил только в отношении "патриота" Глазунова. В отношении писателей "демократического" лагеря Куняев (открыто поддержавший ГКЧП), был "принципиален" и требовал назвать завербованных госбезопасностью агентов. Вот описанный Куняевым разговор с полковником КГБ Сергеем Васильевым вскоре после провала путча 19-21 августа 1991 года:
"– Сергей Федорович! В писательском мире давно блуждают слухи о тайном сотрудничестве с Комитетом некоторых наших собратьев по перу... На дворе революция. Что произойдет завтра с кадрами и структурами ведомства – никому не известно. Пока в государстве безвластие, пока не уничтожены списки осведомителей, их личные дела – можно подержать их в руках, заглянуть в них?
– А какие имена вас интересуют? – спросил полковник.
– ...Ну, к примеру, Евгений Евтушенко, Юлиан Семенов, Генрих Боровик, Виталий Коротич, Андрей Вознесенский. Ну, не может быть, чтобы они не работали на ваше ведомство... Дайте мне в руки хоть какие-нибудь факты, списки, документы. Ведь Вы патриот-государственник, а эти люди сейчас все делают, чтобы разрушить наше государство! Надо показать их двуличие!"
С. Куняев. "Предательство – это продажа вдохновения"
Но "патриот государственник" Васильев списков и документов Куняеву не дал. Не имел права. А собственного личного дела Куняев у Васильева не попросил, так как знал его содержание.
Литературная дискуссия "Классика и мы" или политическая провокация?
Здание Союз писателей РСФСР в Москве
Фото: NVO / Wikipedia.org
Дело Александра Сосновского
Был 1976-й или 1977 год. Вызвал меня к себе в кабинет заместитель начальника 1-го отдела 5-го управления КГБ подполковник Николай Николаевич Романов, сменивший на этом посту недавно отбывшего в Болгарию Виктора Гостева. Романов сообщил мне, что в аэропорту Шереметьево-2 при возвращении из Франции у члена профкома литераторов при московском отделении Союза писателей СССР Александра Сосновского были изъяты материалы, не подлежащие ввозу в СССР.
В подобные профкомы при творческих союзах часто принимались те, кто не являлся членом самих союзов, но нуждался в формальной работе, так как иначе мог быть обвинен в тунеядстве, со всеми неприятными последствиями, на основании советского законодательства тех лет. Мне было дано указание отправиться в Шереметьево, забрать задержанные материалы, доставить их в 5-е управление КГБ и сделать по ним соответствующие заключения.
Следует кое-что пояснить. Романов за несколько лет до этого был переведен в 5-е управление КГБ из дальневосточного региона. Начинал он службу надзирателем в следственном изоляторе, что, однако, не мешало ему быстро продвигаться по служебной лестнице, несмотря на уровень интеллекта, который существенно не изменился с годами. Возможно, карьере его способствовал благообразный внешний вид: был он высок и статен, обладал крупной головой с высоким и открытым лбом. При этом умом он не обладал, и в коллективах, которыми ему довелось руководить (а это были со временем 4-й (религиозный) и 11-й (спортивный) отделы 5-го управления КГБ), был он люто ненавидим.
Кстати 4-й отдел Романов был вынужден оставить после того, как весь оперативный состав буквально восстал против своего начальника. Имел он среди офицеров и соответствующее его характеру прозвище – Иудушка Головлев, так как был он таким же ханжой и лицемером, как его литературный прототип Порфирий Головлев из произведения Михаила Салтыкова-Щедрина.
Так вот, Иудушке Романову, который на новом месте еще недостаточно ориентировался, я был вынужден пояснить, что 2-е отделение, к которому я отношусь, курирует Союз писателей (СП) СССР и РСФСР. Московское отделение СП РСФСР и объединение литераторов при нем курируются 5-м отделом УКГБ по городу Москве и Московской области, то есть это не наша епархия. Доводам моим, естественно, Романов не внял, так как в случае согласия с ними он должен был перезванивать в соответствующие службы Шереметьево, что выдало бы его некомпетентность.
Одним словом отправился я в Шереметьево-2, который, как известно, является международным аэропортом. Во всех соответствующих пунктах несли службу пограничные подразделения, в числе которых наличествовали в описанные годы группы политического контроля. Эти подразделения и рассматривали различные предметы, которые вызывали сомнения у таможенных служащих при пересечении границ СССР въезжающими в страну гражданами.
Разыскав соответствующее подразделение контрольно-пропускного пункта (КПП) "Шереметьево-2" и дежурного по нему, я ознакомился с материалами, которые были задержаны пограничниками. Они представляли собой три журнала эротического содержания, изданные во Франции, и небольшого формата, но достаточно многостраничные, еженедельник, содержащий дневниковые записи их владельца. Среди них обращали на себя внимание цитаты из опубликованной на Западе книги Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". В СССР данное произведение было признано антисоветским. Соответственно, цитаты из "Архипелага ГУЛАГ" подпадали под понятие "распространение антисоветских измышлений " и ввозу в СССР не подлежали.