— Вам решать, конечно, — заговорил он, — но у меня есть дело к Самилосу, помощнику Петера, поэтому мы можем идти вместе или порознь, но пути наши пересекутся. Почему бы нам, достойные госпожи…
— Ладно, ладно, — кивнула Габриэль. — Кажется, нам сюда? Так пошли наконец!
— Пора бы, — присоединилась к ней Кидавия и тронулась в дорогу. Златовласый воришка затейливо выругался и засеменил следом.
Скоро он куда-то исчез, но стоило Габриэль с облегчением подумать, что Геларион пропал, как он появлялся, словно на зов: сбоку или на полшага впереди. Каждый раз девушка вздрагивала от неожиданности, а рыжеволосая Кидавия только смиренно вздыхала и продолжала идти.
Лавка торговца пергаментом оказалась гораздо меньше, чем можно было ожидать: Габриэль увидела всего лишь крохотную комнатку, шесть шагов в длину, четыре в ширину, от пола до потолка забитую полками с готовыми свитками. В ней не было окон, только узкие щели под самой крышей, сквозь которые сюда проникал свежий воздух. Между полками оставались узкие проходы, над головой тоже громоздился пергамент. Девушка искренне надеялась, что Петер надежно уложил свой товар. В комнате лежали развернутые свитки, стопки необработанных шкур, стебли папируса, тонкий бежевый пергамент, отшлифованные палочки, причудливые резные стилосы — словом, все, что только может понадобиться писцу и поэту. За этим изобилием притаилась полка с особыми свитками — в них были записаны истории, а еще дальше хранились глиняные печати, которые подмастерья обмакивали в чернила или воск и прикладывали к листам, в мгновение ока украшая их картинками.
К счастью, Габриэль нигде не заметила пакостного свитка, стоившего Петеру свободы.
Геларион протиснулся мимо девушки и скользнул в заднее помещение, откуда слышался непрекращающийся скрежет и летела стружка.
— Самилос! Эй, ты здесь?
— А кто еще поднимет такой шум? — раздался в ответ грубый голос.
Габриэль возвела глаза к низкому потолку и улыбнулась приятельнице:
— Э-э… Кидавия, верно? Ты хочешь быть представлена амазонкам? Почему?
Уголки губ женщины приподнялись, хотя глаза остались мрачными. Она нетерпеливо откинула с рыжих волос бледно-голубое покрывало.
— Хочу сбежать от помешанной на лошадях родни и скучного супруга и оказаться там, где разводят настоящих скакунов. Хочу мчаться куда глаза глядят. Хочу быть амазонкой.
— Погоди-ка, — Габриэль искоса взглянула на нее. — Твой муж и семья занимаются лошадьми. Ты выросла у конюшен, но тебе не позволяют ездить верхом, так?
— Отец мечтает разбогатеть. Мужа он мне выбрал по расчету, — сухо ответила Кидавия.
— A-а, понятно, — сочувствующе протянула девушка. — Родня велит тебе остепениться и стать солидной госпожой, а ты не хочешь.
— Точно, — мрачно подтвердила Женщина. — Дай мне выбор, и я умчалась бы вдаль на белом коне. Как амазонки.
— Красивая мечта, сохрани ее, — мягко посоветовала ей новая подруга. — Может, и сбудется, главное — очень захотеть.
Тут Габриэль вспомнила, что ей предстоит, и печально закончила:
— А у меня сейчас одна дорога, и та мне не очень-то нравится. Нужно пробраться во дворец к царице. Проводником служит он, — девушка указала на воришку.
— Ох, да ты что! Ни в коем случае! — решительно возразила Кидавия.
— Как это?
— А вот так. Может, он и выведет тебя куда нужно, а я-то проведу наверняка. Я лично знакома с Ипполитой.
— Правда?
— Ну… Она знает меня, насколько царицы знают жен богатых торговцев, — призналась женщина с тихой усмешкой. — Но мне кажется, я ей нравлюсь, потому что у нас есть общие интересы: лошади, к примеру. А это значит, что я могу открыто приходить во дворец, когда пожелаю. Кстати, женщин моего ранга обычно сопровождает служанка, — хитро прищурившись, добавила Кидавия, — скажем, юная девушка с меня ростом, со светлыми волосами под скромным покрывалом, действительно принадлежащим моей служанке, и в темном пеплоне, скрывающем одежды амазонки.
Габриэль рассмеялась:
— Ух ты! Здорово!
— Ничего не выйдет, — объявил Геларион, появившийся прямо перед болтушкой и заставивший ее подпрыгнуть на месте. — Не слушай глупых предложений. Она… Вспомни, что случилось с бедным торговцем!
Девушка взглянула на уверенно сложившего на груди руки мальчишку:
— Кидавия не виновата, это все ее муж. Кстати, история и правда уморительная. Я сама живот надорвала от смеха.
— Ты не можешь… Впрочем, поступай как знаешь, — равнодушно ответил юноша. — Может быть, тебе удастся проникнуть во дворец, поговорить с Ипполитой и даже выбраться обратно. А что потом?
— А потом навсегда расстанусь с тобой, и я этого жду не дождусь, — парировала Габриэль.
— Представь, что, сидя во дворце, ты захочешь отправить весточку… своей подруге, из самого сердца вражеского лагеря. Как ты это сделаешь? — тщательно выбирая слова, спросил прославленный вор.
— Ну… я… Э-э, — Габриэль, ища поддержки, бросила быстрый взгляд на Кидавию. Женщина так замотала головой, что рыжие косицы разлетелись в стороны. — Тогда мы… А что мы сделаем?
— Тогда, — продолжил юноша, — вы просигналите Гелариону из царского окна.
Он приложил к носу указательный палец и трижды почесал его кончик:
— И Геларион передаст весточку воительнице и ее друзьям. Ты же считаешь себя девушкой умной и находчивой: придумаешь способ сообщить новости мне.
— Лучше я придумаю способ поколотить тебя! — вступилась сердитая Кидавия, сжимая кулаки. Габриэль мигом оказалась между ней и воришкой, изобразив на лице наивную улыбку:
— Что ж, отлично. Я знала, что втроем нам будет легче. Геларион, по дороге на глаза не показывайся, но только не уходи далеко, — девушка и воришка обменялись язвительными взглядами. — Иначе знаешь, что сделает с тобой Зена? Вот и правильно, лучше об этом не думать.
Геларион со вздохом покачал головой:
— Ладно, ладно, я с вами. А это еще что? — спросил он, заметив, что узкая полоска света, проникавшая в лавку сквозь приоткрытую дверь, внезапно исчезла.
Глава 6
Явился Петер. У него был слегка потрепанный вид и усталое лицо. Торговец тихо шагнул в лавку, протиснулся меж длинными полками с рабочими принадлежностями и бессильно опустился на пол. Усевшись у ближайших полок, он принялся неразборчиво ругаться на странном, должно быть, родном, языке.
Габриэль поспешила к другу, уселась рядом, провела рукой по щеке изможденного бедняги. Едва заметная светлая щетина кольнула ее пальцы, Петер слабо улыбнулся.
— Не сомневался, что ты выполнишь обещание, Габриэль. Спасибо, что заглянула в лавку. Однако все уже позади, — добавил он, пытаясь улыбнуться. — Что им еще оставалось делать, кроме как отпустить меня восвояси и оставить в покое? Надеюсь, не передумают.
Торговец поднял глаза и увидел Кидавию. Страдалец сморщился и выдавил улыбку. Женщина твердо заявила:
— Я велела Бердрису раз и навсегда забыть о мести. Дело касается тебя и меня, но никак не моего чванливого мужа. Я не сержусь на тебя, торговец. Муж тебя больше не тронет.
— Приятно слышать, — устало ответил Петер и поднял глаза, заметив своего тощего, как спица, помощника. Самилос вышел из задней комнаты и с любопытством уставился на хозяина. Из-за его плеча выглядывал любимец Гермеса, и это заставило Габриэль поежиться от неприятного предчувствия.
— Не смей ничего утянуть, светловолосое горе! — серьезно предупредил торговец. — Чтоб не тронул ни черепка, ни обрывка!
— Ой, зачем мне эта чепуха? — обиделся Геларион. — Писать не умею, читать тоже, учиться не собираюсь. Пергаментом себя не прокормишь.
— С чего ты взял? — удивился Петер, давненько державший лавку.
— Ладно, забудем. Я уже клялся, что не трону ни кусочка папируса, господин, — ответил воришка, и последнее слово прозвучало едва ли не обиднее брани.
— Ну обещал, — проворчал Петер, — а я все равно тебе не доверяю. И ты это прекрасно знаешь.
Тут торговец обратился к Габриэль:
— Не надо было выходить из дома днем, опасно. Я вообще думал, что вы с Зеной давно уже покинули Афины.
— Ну… — протянула девушка и зарделась.
Болтун улыбнулся, и вокруг его голубых глаз собрались морщинки:
— Решили нам помочь, да? Так и знал, что стоит вам выслушать Кратоса и его близких, вы не уедете.
— Попробуем помочь, — ответила Габриэль и многозначительно посмотрела на его помощника.
— Он абсолютно надежен. Но! Завален работой, потому что нам заказали новые свитки. Верно, Самилос? — уловив намек, помощник что-то пробубнил и удалился. Гелариона тоже не было: он незаметно исчез чуть раньше.
— Думаю, тебе нужно знать: Зене все это не нравится. Конечно, она поможет, но… Нет, она не бросит Кратоса, его маму и прочих на произвол судьбы, только… Лучше не злить ее лишний раз.
Петер понял подругу с полуслова:
— Хорошо, я не стану мозолить глаза воительнице.
Габриэль тем временем продолжала:
— Хотела бы я знать, почему вы ничего не предпринимаете? Уселись сложа руки, и все тут! А что, если б мы с Зеной не приехали в Афины? Или не попали бы в темницу, или Бердрис не подал бы жалобу?
— Что ломать голову? Это судьба, — торжественно ответил Петер, чуть усмехнувшись. — Наша встреча предначертана богами…
— Выдумал тоже! Станут боги вмешиваться в такое безобразие, — фыркнула девушка. — Теперь они нам не помогут. Пусть сначала отсмеются: боюсь, со стороны мы выглядим глупо.
— Ерунда! — возразил торговец. — Мои боги тоже любят посмеяться, но это не значит, что они не станут помогать.
— Лучше подумай о Зене, ей уж точно не до смеха, — прервала бесполезный спор Габриэль. — Так что постарайся не попадаться ей на глаза и расскажи наконец, почему все в этом городе сиднем сидят и ничего не делают, чтобы помочь несчастным?
— Лавку видишь? — спросил Петер, обводя руками помещение. — Не велико богатство, однако нажито собственным трудом. Стоит перейти дорогу «Покровителям», и мне придется брести домой, в лачугу дядюшки Эркка. А мне что-то совсем не хочется. Добряки финикийцы пустят меня на корабль и перевезут через море за удовольствие послушать россказни. Но другие народы не так отзывчивы. Валькирии, северные девы — богини войны, не дадут мне умереть спокойно: сначала они наиграются всласть.