– Что и сделал Эдинетт, – заключила Шарлотта, в ее глазах вновь появился страх. – Неудивительно, что Войси так ненавидит Томаса. Своим упорством в поиске улик против Эдинетта он поставил его в такое положение, что ему пришлось собственноручно отклонить апелляцию своего соратника. В конце концов, если трое других судей уже высказались против, его голос «за» все равно не спас бы Эдинетта. – На ее лице промелькнула горькая усмешка. – Ирония судьбы. Но я рада, что Мартин Феттерс не причастен к планированию насилия. Прочитав его статьи, я не могла не проникнуться к нему симпатией. И Джуно испытает облегчение, когда я расскажу ей все. Тетя Веспасия, можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы обеспечить ее безопасность или хотя бы помочь ей?
– Я подумаю об этом, – сказала леди Камминг-Гульд.
Какое бы значение ни имела безопасность Джуно, в данный момент ее занимали более неотложные проблемы.
Шарлотта с тревогой смотрела на пожилую даму, но та не была готова делиться с нею своими мыслями. По всей вероятности, она и вовсе не желала делиться ими с кем-либо. Некоторые соображения носят настолько личный характер, что их невозможно облечь в слова.
Веспасия поднялась с кресла. Шарлотта тут же последовала ее примеру, поняв, что время визита подошло к концу.
– Вчера ко мне приезжал Томас, – сообщила леди Камминг-Гульд. – Он хорошо выглядит…
Она заметила, как по лицу миссис Питт прокатилась волна облегчения.
– Судя по всему, в Спиталфилдсе о нем заботятся. Одет чисто, опрятно. – Она улыбнулась. – Благодарю тебя за то, что навестила меня, моя дорогая. Я тщательно обдумаю все, что ты мне рассказала. По крайней мере, для меня многое прояснилось. Если Чарльз Войси является лидером «Узкого круга», а Джон Эдинетт был его соратником, это объясняет, что произошло с Мартином Феттерсом и почему. И мы знаем, что Томас был прав. Я подумаю, чем можно помочь миссис Феттерс.
Шарлотта коснулась губами ее щеки, попрощалась и ушла.
Теперь Веспасии нужно было действовать. Та информация, которой она располагала, оставляла мало сомнений в том, что произошло. Долг принца Уэльского не существовал в действительности: долговая расписка, которую ей показал Питт, являлась фальшивкой, хотя и искусно выполненной, и не прошла бы в суде проверку на подлинность. Она была призвана убедить всех голодных и обездоленных в Спиталфилдсе в том, что они потеряли работу из-за расточительности королевской семьи. После того как разразится бунт, правда это или ложь, уже не будет иметь никакого значения.
В довершение всего Линдон Римус опубликует статью о герцоге Кларенсе и уайтчепелских убийствах – неважно, правдивую или лживую, – и бунт перерастет в революцию. «Узкий круг» будет манипулировать ситуацией до тех пор, пока не настанет подходящий момент для того, чтобы выйти на авансцену и захватить власть.
Веспасии вспомнился разговор с Марио Корена в опере. Когда она назвала Джеймса Сиссонса занудой, Марио сказал, что она ошибается и что если б она знала сахарозаводчика ближе, то восхищалась бы его мужеством, граничившим с готовностью к самопожертвованию. Как будто он знал, что Сиссонс в скором времени погибнет.
Леди Камминг-Гульд также вспомнила, как Питт описывал человека, которого он видел уходившим с сахарного завода перед тем, как обнаружил мертвого Сиссонса: пожилой, темные с проседью волосы, смуглое лицо с тонкими чертами, кольцо-печатка с темным камнем… По мнению полицейских, это был еврей. Но они ошибались: это был римлянин, страстный республиканец, который, вероятно, считал Джеймса Сиссонса добровольным участником заговора.
Когда Веспасия знала его в Риме, он не был способен убить человека. Но с той поры минуло пятьдесят лет, и за это время Корена мог измениться. Разочарование и утрата иллюзий могли отразиться на чем угодно, но только не на стойкости духа этой сильной личности. Однако обманутые надежды могли вызвать горечь в его душе.
Пожилая леди надела весьма изысканное серебристо-серое платье – шелковое, муарированное – и выбрала одну из своих любимых шляпок. Ей всегда шли шляпки с широкими полями. Затем она распорядилась подать к крыльцу карету и назвала кучеру адрес дома, где остановился Марио Корена.
Старый друг принял ее с радостью, смешанной с удивлением, – их очередная встреча должна была состояться не раньше следующего дня.
– Веспасия, – произнес Марио, вглядываясь в ее лицо и в широкие полы ее платья.
Шляпка вызвала у него улыбку, но он, как всегда, не стал комментировать внешность своей старой подруги. Правда, оценка все равно отражалась в его глазах. Затем, после того как он рассмотрел ее внимательнее, радость на его лице увяла.
– Что случилось? – негромко спросил Корена. – Только не говорите, что ничего. Я все вижу.
Между ними уже давным-давно не могло быть никакого притворства. Леди Камминг-Гульд так и стояла бы в этой прекрасно убранной комнате с видом на тихую площадь, на деревья с шелестящими листьями и газоны с зеленой травой. Стояла бы, испытывая чувство исполненного желания, которое всегда возникало у нее в присутствии Марио. Но сколько бы ни длился этот восхитительный миг, всему неизбежно приходит конец.
Старая женщина повернулась к хозяину дома и заглянула ему в глаза. На мгновение ее решимость поколебалась. Он не изменился, и казалось, их римское лето было только вчера. За эти годы одряхлели их тела, покрылись морщинами лица, но сердца были исполнены той же страстью, той же надеждой, той же жаждой борьбы, самопожертвования и любви, той же готовностью терпеть боль.
– Марио, полиция намеревается арестовать Исаака Каранского или какого-нибудь другого еврея по обвинению в убийстве Джеймса Сиссонса, – сказала леди Камминг-Гульд. – Я не допущу этого. Пожалуйста, не говорите мне, что для всеобщего блага можно пожертвовать одним человеком. Если мы позволим повесить невинного и обречь на нищету и одиночество его жену, это будет насмешкой над справедливостью. И что тогда мы предложим людям? Разве сможем мы создать тот новый порядок, о котором мечтали? Если мы используем свое оружие во зло, оно навсегда утратит свою силу. Мы присоединимся к врагу. Я думала, вы знаете это…
Марио молча смотрел на гостью с помрачневшим лицом. Она ждала его ответа, и боль в ее душе разрасталась, словно шар, готовый вот-вот взорваться.
После некоторой паузы Корена тяжело вздохнул.
– Я знаю это, дорогая моя. Вероятно, на какое-то время я забыл, кто враг… – Он опустил голову. – Сиссонс хотел отдать жизнь за дело свободы. Ссужая деньги принцу Уэльскому, он знал, что они не будут возвращены ему. Он хотел выставить его себялюбивым паразитом, каковым тот и является. Сиссонс знал, что в результате многие люди лишатся работы, но был готов заплатить за это собственной жизнью.
Марио взглянул на Веспасию, и в глазах у него вновь появился блеск.
– Но в последний момент у него сдали нервы, – продолжил он. – Сиссонс не был героем, каким хотел быть. Ну да… я убил его. Все было сделано чисто, быстро, без боли и страха. Лишь одно мгновение он сознавал, что я собираюсь сделать, и потом все было кончено. Я оставил на столе написанное его рукой предсмертное письмо и долговую расписку принца. Должно быть, полицейские спрятали их. Не могу понять, как это случилось. На заводе дежурил наш человек, который должен был проследить за тем, чтобы это выглядело как самоубийство и невинные люди не были обвинены в убийстве.
На лице Марио отразилась целая гамма чувств – смятение, отчаяние, душевная боль, страх… Веспасия была не в силах смотреть на него.
– Он пытался, – сказала она. – Но пришел слишком поздно. Кто-то обнаружил Сиссонса раньше и, осознав, какие беспорядки могло вызвать предсмертное письмо, уничтожил его. Но, видите ли, убийство этого человека все равно не получилось бы выдать за самоубийство, поскольку у Джеймса Сиссонса не гнулись пальцы правой руки и ночной сторож знал это. – Пожилая дама встретилась взглядом с собеседником. – И я видела долговую расписку. Подпись принца на ней подделана. Правда, фальшивка выполнена мастерски и вполне могла бы послужить тем целям, в которых вы пытались использовать ее.
Корена хотел было что-то сказать, но передумал. По мере осознания смысла слов гостьи выражение печали на его лице уступило место гневу. Марио понимал, что негодовать по поводу того, что его обманули, нет никакого смысла: Веспасия видела это по его глазам. У нее подкатил комок к горлу. Она любила его так отчаянно, что это чувство поглощало всю ее, за исключением крохотного светлого участка в глубине сердца. Если она сейчас уступит, скажет, что это ничего не значит, что они не имеют к этому отношения, то потеряет его – и больше того, потеряет себя.
Пожилая леди зажмурилась до боли в глазах.
– Мне нужно кое-что исправить, – прошептал ее друг. – До свидания, Веспасия. Я буду носить вас в своем сердце всюду, куда бы ни забросила меня судьба.
Он поднес руку леди Камминг-Гульд к губам и вышел, предоставив ей возможность прийти в себя и собраться с мыслями, чтобы потом вернуться в окружающий мир.
История принца Эдди и Энни Крук не выходила у Грейси из головы. Она представляла себе обычную девушку, немногим обеспеченнее, чем те, что заполняли улицы в пору ее детства, – может быть, чуть более опрятно одетую и чуть более образованную, которая тем не менее в глубине души не рассчитывала ни на что иное, кроме как на традиционную, прозаичную жизнь: работа, замужество и снова работа. И вдруг однажды ее познакомили с робким симпатичным молодым человеком. Должно быть, она быстро догадалась, что он джентльмен, пусть даже и не думала, что перед нею принц. Но он тоже отличался от других, находясь в изоляции из-за своей глухоты. Они нашли что-то друг в друге – вероятно, дружеские чувства, которых не могли найти больше ни в ком. Они полюбили друг друга. Но их союз был невозможен. В самых страшных снах не могли они представить себе те ужасы, которые ожидали их.
Грейси все еще не могла до конца избавиться от воспоминаний о том, как она стояла на Митер-сквер, смотрела на освещенное газовым фонарем лицо Римуса и до ее сознания постепенно доходило, за кем он охотится. Как и тогда, у нее все сжалось внутри, хотя было четыре часа дня и она сидела в теплой кухне на Кеппел-стрит, пила чай и старалась думать о том, какие овощи следует приготовить к ужину.