— Я действительно предпочитал драться в одиночку.
— Ну, теперь другие времена. Этак многого не добьёшься.
— Мы никогда не отказывались от разумных планов, готовы действовать сообща, — тоном примирения проговорил Ачес, но тут же поспешно прибавил: — Если нас не пытаются оставить в дураках.
— Ну, Дин, с такими малыми, как вы, Рокфеллер, кажется, может не бояться, а?
Гопкинс, в волнении ходивший по кабинету, устало опустился в кресло.
— Поскольку речь идёт не о какой-нибудь южноамериканской республичке, а о мире, Дин, о целом мире, то нельзя лезть в это дело очертя голову. Только овладев всем, вы сможете поделить между собою и все сокровища. Иначе рискуете остаться и без мира и без его сокровищ. Понимаете?
— Я-то все понимаю, но мне сдаётся, что не все понимаете вы, Гарри.
— Например?
— Вы не понимаете, что не выборы президента, а ситуация в Европе — вот главное на сегодня.
— В этом мы сходимся. Я только не соглашусь с тем, что одно не связано с другим. На чорта вам будет выгодная ситуация в Европе, над созданием которой мы столько потеем, если в Штатах не станет умного человека, способного её использовать. А такой человек у нас один.
— Мы бросили бы свою гирю на его чашу, если бы были уверены…
Ачес, не договорив, вопросительно уставился на Гопкинса. Тот неохотно спросил:
— Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?
— Да.
— Поговорю.
— Не откладывая.
— Да.
— И откровенно.
— Он чертовски щепетилен.
— Нам миндальничать некогда.
— Грубостью у него можно провалить все дело.
— Тогда мы будем знать, что делать.
— Пояснее, Дин.
— Мы бросим гирю на другую чашу выборных весов.
— При нынешнем настроении американцев это не решит дела в вашу пользу. Американцы за Рузвельта.
— Тогда напомните ему, что американские президенты не бессмертны! — угрожающе выпалил Ачес.
Гопкинс приподнялся было в кресле с гневно сжатыми кулаками, но тут же в бессилии упал обратно. Задыхаясь, проговорил:
— Ваше счастье, что мы одни…
— Я же адвокат, Гарри, — с недоброй усмешкой заметил Ачес.
— Ваше счастье…
— Хорошо, можете не напоминать об этом ФДР, достаточно того, что вы будете помнить о судьбе Гоу. — И прежде чем успел прийти в себя ошеломлённый Гопкинс, Ачес поспешно предложил: — Вернёмся к делу?
Гопкинс пробормотал что-то невнятное.
— Вы должны сказать президенту, — продолжал Ачес, — что, по нашему мнению, главенство в мире обеспечено той державе, которая господствует в Тихом океане.
— Это ему понравится.
— Тем скорее он поймёт, что все разговоры о независимости Филиппин нужно оставить. То-есть болтать-то можно что угодно, но мысль о самостоятельности островов — бред. Филиппины — ключ. Владея им, мы владеем Тихим океаном. Океан требует флота. Мы за флот.
— Это ему тоже понравится.
— Тем лучше. Мы за то, чтобы корабли понесли американский флаг туда, где сейчас полощутся вылинявшие тряпки святого Георга.
— И это ему понравится, — монотонно ответил Гопкинс.
— Тем лучше. С американским флагом укрепятся и американские порядки. От этого не станет хуже и вашему Моргану. Дальше: океан — путь на Восток, Восток — это Китай.
— И Япония, — поправил Гопкинс.
— О джапах — отдельно. Сначала Китай: дать там по рукам англичанам.
— Хозяин будет в восторге.
— Тем лучше. Англичанам должны дать тумака джапы.
Гопкинс рассмеялся.
— Для этого джапам понадобится усиление армии и флота. Усиление армии — стратегическое сырьё. Стратегическое сырьё — Рокфеллер. Готовый флот требует нефти. Нефть — тоже Рокфеллер…
— Мы с вами — не дети, Гарри. В конце концов мы готовы со своей стороны сделать все, чтобы запах нефти не казался вам таким отвратительным. Мы ценим ваш ум, вашу энергию, ваши связи…
— Оставьте в покое мой ум и мои связи, — раздражённо произнёс Гопкинс. — Они уже оплачиваются.
— Морганом?
— Нет, президентом.
— За счёт Моргана.
— Нет, за счёт федерального казначейства.
— Значит, и за наш счёт.
— Безусловно.
— Вы циник, Гарри. Тем лучше: мы можем повысить ставку. Это не значит, что вы должны отказаться от денег Моргана, то-есть я хотел сказать: от денег казначейства.
— К делу, Дин!
— Я хотел бы, чтобы за те деньги, которые вам платит федеральное казначейство из нашей доли налогов, вы внушили Тридцать второму…
— Я не гипнотизёр.
— Тогда просто расскажите ему: чем дальше джапы влезут в Китай, тем лучше. Двоякая выгода, Гарри: слабеет Китай, слабеет и Япония.
— И усиливаются позиции России в Азии.
— Ни в коем случае! До этого дело не должно дойти. Чтобы этого не случилось, ослабленным Японии и Китаю понадобится доппинг. Доппинг — это…
— Опять сырьё и нефть Рокфеллера.
— И кредиты банков Моргана.
— Разумно.
— Если в Китае произойдёт что-нибудь подобное инциденту с «Пенеем», надо ещё раз проглотить пилюлю, хотя она и довольно горькая.
— Это не понравится хозяину.
— Тем хуже! В большой игре не стоит обращать внимания на булавочные уколы.
— Президент заботится о достоинстве звёзд и полос.
— Значит, ему должно понравиться: пусть японцы потопят сегодня ещё пять американских «Пенеев», чтобы укрепить нашу возможность завтра пустить ко дну весь японский флот.
Гопкинс в сомнении покачал головой:
— ФДР может ответить: я хочу потопить японский флот, не потеряв ни одной канонерской лодки.
— А вы скажете ему, что в наших интересах потерять пять, десять, даже пятьдесят канонерок. Чем больше, тем лучше… для Моргана.
— А для вас?
— Мы большие альтруисты, Гарри.
— Вам прямая дорога в монахи, Дин.
— Я и то собираюсь.
— Как было бы хорошо!
— Вам?
— Я был бы избавлен от разговоров с вами.
— В сутане иезуита я допёк бы вас вдвойне. Сейчас я дьявольски сдержан… Но вернёмся к делу. По японским следам мы должны пробраться в Синьцзян и Индонезию…
— Уже и в Индонезию? — с деланым удивлением спросил Гопкинс.
— Рано или поздно джапы должны разинуть на неё пасть. Пусть разевают. Потом придём туда мы.
— Что там есть, кроме нефти?
— Все, что нужно нам и Моргану.
— Дальше.
— Упаси бог Тридцать второго повторять ошибки его предшественников. Тафт и Теодор Рузвельт были крикливыми крохоборами. Они наделали кучу ошибок. Нам приходится их исправлять. В наше время требовать часть — значит не получить ничего. «Требуйте все, чтобы получить что-нибудь», — сказал Христос.
Гопкинс покачал головой:
— Если бы Иисус был жив, он привлёк бы вас за клевету.
Ачес со смехом ответил:
— Не беда. Всякий американский судья оправдал бы нас: это единственно здравая позиция. Изречение должно войти в американское издание евангелия.
— Ладно, сойдёмся на том, что «формула Христа» не противоречит нашим интересам, — согласился Гопкинс.
— Тем лучше… Было бы опасно повторить ошибку Вильсона в отношении России. Нужно не приглашать батальон гангстеров к участию в дележе России, а взять её себе целиком — вот единственно здравая и приемлемая для нас схема.
— А как же Гитлер?
— Взломщик! — безапелляционно заявил Ачес. — Тип для грязной работы. Повесим, как только откроет нам ворота России.
— Это едва ли понравится хозяину.
— То, что Гитлер прикончит Россию, или то, что мы его повесим? — спросил Ачес.
Гопкинс уклонился от прямого ответа. Только сказал:
— ФДР не выносит ефрейтора и боится коммунистов.
Ачес поднялся с кресла.
— Мы можем быть уверены, что эти предварительные соображения будут переданы ФДР?
— Да.
Голос адвоката сделался вкрадчивым:
— Гарри, дружище, а вы не могли бы устроить мне свидание с ним, чтобы я сам мог внести полную ясность?
Гопкинс демонстративно смерил Ачеса взглядом с ног до головы и с наслаждением проговорил:
— Не выйдет! ФДР дьявольски чистоплотен. — Заметив, как густо покраснел Ачес и задрожали кончики его усов, Гопкинс смягчил тон: — Если вас не устраивает откровенность, могу привести вполне официальную причину отказа: на-днях мы отправляемся в небольшую предвыборную экскурсию на юго-запад. Оттуда прямо в Уорм-Спрингс. Вот!.. Вы не обиделись, Дин?
Ачес презрительно выпятил губы.
— Дорогой Гарри, на вас?..
И, не прощаясь, вышел из комнаты.
2
Пятна последнего снега ещё смутно белели кое-где у корней деревьев. Пар от просыхающей земли заволакивал лес прозрачной дымкой. Было знобко Руппу казалось, что Клара иногда вздрагивает, и ему было неловко, — будто в этом был виноват он. А, пожалуй, Рупп и был немного виноват: кто же, как не он, затеял эту беседу с функционерами-подпольщиками? Кто дал ему право пригласить сюда вдову Франца? Разве сам он не мог провести это собрание? Ему казалось, что передача директивы, пришедшей из тюрьмы, от самого Тельмана, — такое многозначительное событие! Хотелось, чтобы товарищи услышали слова вождя из уст старого партийца — Клары, лично знавшей Тельмана. Она работала с ним, наконец, она была вдовой и сподвижницей такого человека, как Франц Лемке…
Все, что говорила Клара, звучало особенно многозначительно. Молодёжь, — а все пятеро пришедших на беседу в лесу были молоды, — слушала, затаив дыхание.
Рупп уже был знаком с директивой Тельмана. Он больше смотрел на Клару, чем слушал её. Вглядывался в её исхудавшее лицо и думал о Лемке. С сыновней нежностью мысленно гладил её уже совсем-совсем седые волосы.
Клара говорила негромко. Так, чтобы только было слышно пяти близко подсевшим к ней товарищам.
Подробно обрисовав политическое положение, создавшееся внутри Германии и за её пределами в результате гитлеровской политики развязывания войны, Клара решила перейти к теме, ради которой они тут и сошлись, — к разъяснению лаконичной записки, полученной от Тельмана подпольем компартии.
— Товарищ Эрнст Тельман, — проговорила она, и при этих словах все пятеро её слушателей поднялись и сняли фуражки. Клара тоже встала и, прикрыв рукою задрожавшие веки, несколько мгновений помолчала. — Товарищ Тельман, — продолжала она, — вынужден быть лаконичным. В своей записке он говорит: «Политическое положение угрожающе для германского народа, для будущего Германии. Нужна мобилизация сил партии на разъяснение немцам необходимости всеми средствами бороться с агрессией Гитлера. Эта агрессия приведёт к потере Германией национальной самостоятельности. За спиною Гитлера стоят иностранные подстрекатели. Гитлер действует на американские деньги. Внимание в сторону Америки. Проработайте статью Сталина „К международному положению“, примерно 24-25-й годы. Сделайте выводы. Очень важно. Да здравствует германский народ! Слава нашей партии! Тельман».