Третьей женщине, кухарке У Дэ, окрещённой здесь именем Анны, было за пятьдесят. Она выглядела крепкой и суровой. У неё были гладко прибранные седеющие волосы и строгий взгляд.
Сердито погромыхивая посудой, У Дэ готовила утренний завтрак, Го Лин перетирала посуду, Тан Кэ вертелась перед зеркалом, в пятый раз перекалывая кружевной фартучек. Тихонько, так, что едва можно было разобрать слова, все трое напевали:
Девушка хорошая, смелая и юная,
С тёмными упрямыми дугами бровей,
Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,
Не растрать ты, девушка, нежности своей.
Эта жизнь весёлая нам совсем ненужная,
И тепло Шаньси не согреет нас.
Мы семью товарищей, тёплую и дружную.
Сохранимте, девушки, в этот грозный час.
Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,
Девушки хорошие, с жаркою душой.
Пение было прервано слабым звонком, донёсшимся со стороны ворот. Го Лин посмотрела на часы: время было раннее. Тан Кэ с любопытством выглянула в окно: У Вэй, на ходу застёгивая куртку, шёл отворять. Через минуту по главной аллее, скрипя ободьями по песку, проехал маленький жёлтый шарабанчик. Из него торчала прикрытая соломенной шапочкой женская голова. Волосы гостьи были собраны в высокую причёску. По этой причёске Тан Кэ безошибочно признала гостью.
— Стелла! — презрительно бросила она в кухню.
У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно отрезала:
— Плохой человек.
— Что ей может быть нужно? — с беспокойством пробормотала Го Лин.
На ступенях послышался дробный стук каблуков, и в кухню стремительно вбежала посетительница. На ней был изящный дорожный костюм, модная обувь; все мелочи её костюма соответствовали картинке новейшего журнала.
— Здравствуйте! — развязно воскликнула гостья.
У Дэ демонстративно отвернулась Тан Кэ сделала вид, будто не слышит. Только Го Лин несмело ответила:
— Здравствуйте, Сяо Фын-ин.
— Вы нарочно дразните меня? — сердито вскинулась гостья.
— Извините, — растерянно проговорила Го Лин.
— Сколько раз я сообщала вам: нет Сяо Фын-ин — есть Стелла Сяо! По-моему, это не так трудно запомнить.
Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:
— Мисс Стелла!
— По-моему, ничего смешного в этом нет, — надулась гостья.
— Да, конечно.
— Какой у вас всех скучный вид! Можно подумать, будто вы только что с похорон.
У Дэ пристально поглядела на неё:
— А у вас праздник?
Сяо Фын-ин фыркнула:
— Вы, Анна, способны испортить настроение кому угодно. — И так же демонстративно отвернулась от Анны, как та от неё. — Глядя на эту женщину с дурным характером, и вы, девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед нами открываются двери мира!..
— Замолчите, пожалуйста! — в гневе крикнула от плиты У Дэ.
Сяо Фын-ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные веки:
— О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я…
Она не договорила. У Дэ исподлобья вопросительно смотрела в её сторону:
— Ну что же, договаривайте.
Сяо Фын-ин вспыхнула:
— Удивляюсь, почему вас тут держат.
— А вы замолвите словечко, чтобы меня выгнали, — негромко проговорила У Дэ.
Несколько мгновений Сяо Фын-ин молча глядела на кухарку.
— Если бы не У Вэй…
Пальцы Анны, державшие поварёшку, судорожно сжались.
— Оставь моего сына в покое.
Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын-ин:
— Вы были сегодня в городе?
Та не сразу сообразила, что вопрос обращён к ней. Наконец ответила нахмурившись:
— Да.
После некоторого молчания Тан Кэ сказала:
— Говорят… на бульваре…
Она не договорила, но Сяо Фын-ин, видимо, сразу поняла, о чём идёт речь. Тень растерянности и смущения пробежала по её лицу, однако, тотчас оправившись, франтиха с наигранной небрежностью сказала:
— Ах, вы об этом…
Го Лин испуганно взмахнула своими густыми ресницами и приблизила руку ко рту, словно желая удержать собственные слова.
— Говорят… там двенадцать виселиц… — проронила она едва слышно.
— Двенадцать переносных американских виселиц, — сказала У Дэ. — На каждой уже не двое, а четверо наших.
Го Лин испуганно вскинулась:
— Тётя Дэ!
— Тётя! — вторя ей, так же испуганно воскликнула и Тан Кэ.
— Ну что, что! — глубоко сидящие глаза У Дэ сверкнули.
— Его превосходительство Янь Ши-фан поступил так, как советовал мистер Баркли, — сказала Сяо Фын-ин.
— Да замолчишь ты?! — крикнула У Дэ.
Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.
— Уведи отсюда тётю Дэ, — шепнула ей Тан Кэ.
Го Лин взяла У Дэ за локоть и потянула прочь, но кухарка гневно высвободила руку:
— Оставь, я скажу ей…
— Тётя Дэ, прошу вас, довольно! — строго сказала Тан Кэ и властно вывела кухарку.
Губы Сяо Фын-ин нервно дёргались. Она вынула сигарету. Несколько раз щёлкнула новенькой американской зажигалкой. Пламя в её вздрагивающих пальцах колыхалось и не попадало на кончик сигареты. Не обращая внимания на пристально следящую за нею Го Лин, она отодвинула стеклянную дверь холла и, войдя туда, с размаху бросилась в кресло. Го Лин стояла на пороге, в её глазах были страх и страдание. Она хотела что-то сказать и не решалась. Вошедшая Ма Ню нарушила молчание. Она спросила Сяо Фын-ин:
— Что вам угодно?
— У меня есть дело к хозяйке этого дома.
— Ко мне? — удивилась Ма.
Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и сказала Ма:
— Я буду здесь жить.
Ма поспешно воскликнула:
— Я не хотела бы этому верить!
— Теперь я секретарь его превосходительства Янь Ши-фана.
От изумления Ма могла только издать односложное:
— О-о!..
— Вы же сами хотели, чтобы его превосходительство Янь Ши-фан оказал честь этому дому своим пребыванием под его кровлей.
— Значит… сегодня генерал будет здесь? — едва слышно выговорила Ма и на минуту задумалась. — Я все приготовлю…
— Прошу вас не думать, будто уговорить его было так легко, — сказала Фын-ин.
Ма взглянула на неё вопросительно.
— У меня накопились счета, которые я никому не могу показать… — опуская глаза, сказала Фын-ин.
— Вы получите деньги.
— Значит, вечером… мы приедем вместе.
С этими словами Фын-ин вышла и уселась в свой жёлтый шарабанчик.
Когда У Вэй, затворив за нею ворота, повернул обратно, Ма быстро прошла в гараж.
— Ещё немного, и я не выдержу, — сказала она У Вэю.
— Стыдно так говорить, Ню, — спокойно ответил он.
— О, мне ничего не стыдно! Раньше я стыдилась самой себя, а теперь… — она безнадёжно махнула рукой.
— Зачем ты так говоришь? — с ласковой укоризной произнёс он и привлёк её к себе. — Я же знаю…
Она не дала ему договорить:
— Откуда тебе знать, как это страшно, когда меня все презирают, все считают изменницей… Это так страшно, так страшно…
Он ласково погладил её по голове:
— Прошу, успокойся.
Она закрыла глаза, и на лице её отразилось утомление, вокруг рта легла резкая складка.
— Если бы не ты, — тихо произнесла она, — у меня нехватило бы сил.
— Все будет хорошо.
— Да. Лишь бы нам быть вместе. Но… твоя мать…
— Она поймёт: ведь иначе ты не могла. Ты должна была выполнить приказ.
— Она ненавидит меня.
— Я объясню ей.
— Объяснишь?.. Она ненавидит меня с каждым днём сильней. И тут не о чём спорить: так и должно быть. Меня все ненавидят, все, все. Ты сам знаешь: У Дэ сказала…
— Мало ли что могла сказать мать, пока не знает.
Ма повела плечами как будто от холода, хотя на улице стояла жара.
— Постоянно чудится, будто кто-то меня выслеживает. И свои и враги — все меня подкарауливают. Не знаю, откуда мне ждать пули: от людей Янь Ши-фана или от янки? Мне страшно.
Голос её задрожал. У Вэй нежно обнял её:
— Бедная моя!
— Я знаю, — прошептала она, — нужно справиться. Непременно нужно справиться! И я справлюсь. Только не уходи от меня.
— Я же с тобою.
Он подвёл её к скамеечке у ворот гаража и, заботливо усадив, сел рядом.
Оба молчали. В саду было тихо. Птицы прятались в листву от лучей поднимающегося солнца. Надвигался жаркий весенний день. Аромат роз висел неподвижный и душный.
Ма улыбнулась.
— Когда я смотрю на все это, мне хочется верить, что все… все будет хорошо.
— Разве можно в это не верить?
4
Цзинь Фын нужно было миновать патрули войск Янь Ши-фана на южных подступах к городу и проникнуть в миссию так, чтобы её никто, решительно никто не видел. Девочка хорошо знала дорогу. Она знала, что пройдёт, если только ничего не случится на пути от лавки, в которой она взяла овощи, до Зелёного бульвара. Там снова вход под землю. Эта галлерея не только проведёт её мимо патрулей, но приведёт и в самую миссию. Нужно пройти к Зелёному бульвару парком. Там никто не обратит внимания на продавщицу овощей.
Но как только девочка свернула на улицу Маньчжурских могил, то сразу увидела, что туда лучше не ходить. Что-то случилось там. Её намётанный глаз сразу различил в толпе нескольких агентов полиции. Она вернулась и пошла в сторону вокзала. По дороге она услышала разговор о том, что и в парке обыскивают прохожих.
Она не может дать себя обыскать! У неё в корзинке лежит электрический фонарик. «Зачем фонарик обыкновенной девочке?» — спросит полицейский. Значит, ей следовало обойти и парк.
Цзинь Фын миновала улицу, именовавшуюся теперь улицей Чан Кай-ши, и подошла к харчевне на углу. Здесь она сделала вид, будто рассматривает выставленные в окне кушанья. А сама косилась вдоль улицы: свободен путь или нет? На перекрёстке стоял полицейский. Девочка знала, что, попадись она ему на глаза, он её непременно остановит, возьмёт за ухо, заглянет в корзину, потребует сладкую морковку, а может быть, начнёт копаться в корзинке, найдёт фонарик… Нет, полицейского тоже нужно миновать. Она зашла в харчевню и предложила хозяину овощей, хотя была заранее уверена, что её попросту выгонят. Так оно и случилось. Очутившись снова на улице, она увидела, что полицейский все ещё на своём месте. Но она знала, что это не в привычке полицейских — стоять на солнцепёке; рано или поздно он уберётся.