Занимая высокий пост начальника госбезопасности, Андропов тем не менее был скован по рукам и ногам, контролируем в любой своей акции. Его власть преднамеренно ограничили, он был окружен надзирателями — от нижнего соседа Брежнева до брежневского земляка и свойственника Двигуна, и видел в этом горький парадокс судьбы: главный человек секретной службы, специалист по интригам, заговорам и подпольным операциям, к которому стекались доносы и жалобы со всего мира, сам стал объектом неустанной слежки и надзора. Андропов не мог сделать по собственной инициативе, о чем бы его первый заместитель Двигун не “настучал" тут же лично Брежневу либо опосредованно — через свою жену жене Брежнева, а та уже — “самому". В конце концов для Двигуна все это кончилось печально, ибо иметь при себе стукача шефу тайной полиции обременительно, особенно в решающий период борьбы за власть. В начале 1982 года Андропов Двигуна убрал.
А пока что, в самом конце 60-х годов, трезво взвесив свои возможности, он понял, что, находясь на двадцатых и даже ниже ступенях кремлевской иерархии, не имеет никаких шансов обойти могущественных соперников. И даже когда в 1973 году стал полноправным членом Политбюро и стоял уже приблизительно на 15-й ступеньке иерархической лестницы — все равно кремлевские вожди оставались для него неуязвимы, и если бы он, со всем незаурядным опытом интриг и подкопов, включился в борьбу за власть, то точно бы проиграл и потерял все, что так долго и усидчиво накапливал.
Тогда-то он, прокрутив все варианты и упершись в тупик, сделал замечательное открытие, выведшее его из полного мрака предположений и гипотез на яркий свет истины. Он изобрел универсальное средство против державных партократов и их ставленников: открыл источник их общей и абсолютной уязвимости. Так началась его знаменитая, хотя опять же поначалу скрытая, под национальными псевдонимами, борьба с коррупцией в южных советских республиках, которые послужили опытным полем борьбы с политической конкуренцией во всесоюзном масштабе. В конце 70-х годов Андропов перенес свой великий эксперимент в Москву, где одного за другим нейтрализовывал либо устранял политических соперников уже в Кремле — под тем же прикрытием борьбы с коррупцией и злоупотреблением властью. Безукоризненный предлог, дающий стопроцентную “продуктивность": в стране всеобщего дефицита — от продуктов питания и одежды до квартир и автомобилей — любой человек на руководящем посту подходил под обвинение в коррупции, а если даже и был неподкупен как скала, то неизбежен по крайней мере хотя бы один родственник, использующий его высокое служебное положение для приобретения привилегий и благ и бросающий густую компрометирующую тень.
Однако пока что Андропов и думать не мог о борьбе с кремлевской мафией — даже если, к примеру, роскошная жизнь и почти царские привилегии дочери Брежнева были не только налицо, но и напоказ. Он не обладал еще достаточными полномочиями, чтобы применить универсальное орудие дискредитации политического противника в Москве, не говоря уже о Кремле. Начинать приходилось издалека — в буквальном, географическом смысле слова.
Азербайджан и Грузия — две отдаленные закавказские республики. Одна — на побережье Каспийского моря, другая — Черного. Одна известна нефтяными вышками, другая — крупнейшим в СССР месторождением марганца и сбором 95 процентов советского чая. Одна — мусульманской веры, другая — старинной православной. Одна — с интернациональной исторической прививкой и большей русификацией, другая — сохранившая в чистоте уникальный язык и национальную принадлежность. Эти во многом отличные друг от друга советские республики и были выбраны Андроповым как экспериментальные площадки по борьбе с партократами под видом борьбы с коррупцией. Обе республики подходили для этого не только по причине удаленности от метрополии, но и по другой, не менее важной для оправдания карательных мер причине: коррупция, взяточничество, подкуп, протекционизм здесь уже стали темой фольклора, имели глубокие национальные и исторические корни. По всему Союзу были легендарно известны как грузинские подпольные миллионеры, так и бакинские валютчики.
Впрочем, рыба плыла к рыбаку — Азербайджан возник, как только Андропов лично познакомился с Гейдаром Алиевым, тогдашним председателем азербайджанского КГБ.
При близком знакомстве Алиев произвел на Андропова сильнейшее впечатление и был поэтому избран первым исполнителем пробного полицейского переворота на территории СССР.
В 1967 году Алиеву, когда он возглавил органы госбезопасности Азербайджана (а Андропов в том же году стал его шефом, бфициально возглавив Всесоюзный КГБ), исполнилось 44 года. Он был одним из самых молодых в стране функционеров на таком высоком посту да еще в генеральском звании. Биография его тем замечательна, что всю сознательную жизнь, начиная с 18 лет, азербайджанец Гейдар Али Рза оглы Алиев служил в секретной полиции, пройдя школу СМЕРШа и закалившись в военной разведке. В его лице — и вкупе с ним Эдуарда Шеварднадзе, министра внутренних дел Грузии, — был представлен высший продукт человеческой породы, выведенный в подпольных питомниках КГБ.
Это порода убежденных имперцев-космополитов, несмотря на их диковинные даже для русского уха имена: оба учились в русских школах, оба лишены всякой почвенной основы, всяких народных корней, каждый рассматривает свою республику как составную и неотъемлемую часть советской империи. Оба; но особенно Алиев, нетерпимы к национальным особенностям, традициям, характеру и стилю жизни своих народов — для них это не более чем предрассудки, пережитки прошлого, досадные и подлежащие устранению препятствия к созданию универсальной и наднациональной советской империи. Типичное “кагэбэшное" мировоззрение, которое, не исключено, разделяет и сам Андропов: идеологический флирт с московскими шовинистами был для него только средством, а не целью. Наглядно демонстрируя энергетическую отдачу, которую могут выжать органы госбезопасности из своих функционеров, новая порода полицейского офицера, в лице Алиева и Шеварднадзе, отличается высокой, почти чеканной исполнительностью, организаторскими талантами и незаурядной работоспособностью. И оба безмерно честолюбивы, что тоже увеличивало их энергетический потенциал честолюбием более высокого порядка, чем у коллег в центре. Для того чтобы добиться московских назначений, им надлежало образцово проявиться внутри республиканских границ, которые предстояло пересечь в северо-западном направлении. Родные республики служили им чем-то вроде стартовых площадок, ибо их честолюбие, как и мышление, было имперско-интернациональным, не ограниченным национальными пределами.
Но генерал КГБ Алиев, в отличие от грузинского, человечески более обозначенного коллеги, представал почти идеальным, механическим исполнителем — без сомнений и осечек, не знавший убеждений иных, нежели официальный минимум имперской идеологии. Он был также эффективен и полон исполнительской энергии, как натянутая и дрожащая стрела перед тем, как ей сорваться с тетевы. Дождавшись удобного момента, Юрий Андропов в 1969 году эту стрелу наконец спустил, пробив шефа тайной полиции Азербайджана партийным руководителем республики.
Ровно через месяц после назначения первым секретарем азербайджанского ЦК Алиев выступил перед партийным активом с несколько необычным — по сравнению с предшественником да и с партийными коллегами из других регионов — пессимистическим обобщением экономического и идеологического состояния республики. Оказалось, что “почти в каждой отрасли хозяйства дела плохи“, министерства не справляются с возложенной на них работой, огромная часть чиновников на местах берет взятки и покрывает преступников. И докладчик тут же объявил новый курс полицейского управления: “Мы должны сорвать маску со смутьянов, клеветников, заговорщиков и карьеристов, которые наносят серьезный ущерб нашему делу. Мы должны развернуть решительную, непреклонную борьбу с имеющимися у нас случаями взяточничества и искоренить условия, которые к этому ведут“.
Так начались азербайджанские чистки — царство террора по всей республике. Поначалу они велись по случайным “локальным" гнездам, но постепенно объекты укрупнились, и непрерывная полоса увольнений началась уже на министерском уровне. Так ушел на вынужденную пенсию министр промышленного строительства и всего через два месяца уволен министр здравоохранения по довольно серьезному обвинению “в фальсификации отчетов", неудовлетворительной организации здравоохранения и низком уровне медицинского обслуживания". Демонстрируя суровую неподкупность, Алиев снимает с работы министра внутренних дел, близкого своего сотрудника в те дни, когда сам возглавлял параллельное ведомству — КГБ, а вместе с ним увольняет и обоих его заместителей, полностью обновив, таким образом, руководство министерства.
После семи месяцев непрерывных чисток на всех уровнях азербайджанского руководства Алиев наконец приближается вплотную к центральному органу партии — республиканскому бюро. Если вспомнить старую священную эмблематику Комитета госбезопасности — щит и меч партии, то в случае с генералом КГБ Алиевым, как позднее — с грузином Шеварднадзе и еще позднее — с начальником секретной службы СССР Юрием Андроповым, КГБ перестало быть щитом, а меч обратило против тех, кого призвано защищать, — державных партократов.
Алиев смещает сразу несколько членов бюро республиканского ЦК, включая председателя Совета Министров Азербайджана и партийного секретаря Баку, столицы республики. В это время, по собственному его признанию, возникает “скрытое сопротивление" крутым полицейским мерам на самом высоком партийном уровне, и, чтобы сразу, одним махом покончить с крамолой, он увольняет президента республики и немедленно расширяет зону партийных чисток до районных и городских зон, где прежде всего снимает с должностей первых секретарей, зачастую вместе со всеми их заместителями и ближайшими сотрудниками. Фактически за полтора года Алиев полностью обновил партийное и государственное руководство республики, заменяя освободившиеся посты “своими людьми", обычно около 50 лет, главным образом — сотрудниками азербайджанского КГБ. Они представляли новое поколение и, что более важно, новый тип руководителей — циничных, честолюбивых. И полностью лояльных Алиеву, а через него — Андропову.