— Константин Устинович, по секрету, один вопрос: как давно вы курите?
— С девяти лет, Юрий Владимирович, — не без гордости ответил Черненко.
— И вы думаете, что это для вас бесследно пройдет? Посмотрите, какой у вас тяжелый, затяжной кашель. Товарищ Чазов (кремлевский врач и член ЦК) мне говорил, что у вас эмфизема легких на почве курения. Я это к тому, что если вы о других не думаете, то о себе хотя бы подумали.
Человек, сообщивший нам об этом эпизоде и сам знающий его из первых рук, добавлял, что разговор в Политбюро имел совершенно необычные последствия: Черненко бросил курить не только в присутствии Андропова, но и вообще — причем в тот же день. Он был заядлым курильщиком при заядлом курильщике Брежневе и он перестал им быть, когда его боссом стал враг курения. (Увы, это не спасло его, было слишком поздно — он умер от эмфиземы легких).
Услужливый и угодливый со своими хозяевами и равнодушный к насмешкам своих кремлевских коллег, Черненко становился совсем другим, когда разговаривал с подчиненными. Бывший заместитель Генерального Секретаря ООН, невозвращенец Аркадий Шевченко вспоминает как дрожал “подобно мыши" советский посол в этой организации Яков Малик, сам с имперскими замашками, когда его распекал приехавший в Нью-Йорк с ревизией Черненко, а в другой раз был свидетелем, как тряслась телефонная трубка в руках влиятельного помощника Громыко Василия Макарова, когда тот разговаривал с Черненко и на все отвечал быстрыми и покорными “да" — человеку, которого самого прозвали в Кремле “Да, Леонид Ильич“. О грубости в разговоре с подчиненными вспоминают все, кому “посчастливилось" с Черненко разговаривать или кто на этих беседах присутствовал. Многие отмечают еще одну его черту: Черненко очень любил стучать кулаком по столу. Похоже, что долгие годы раболепства и пресмыкательства не прошли все-таки для него даром, и на подчиненных он отыгрывался за свои унижения перед начальством.
Автобиография Черненко, как и его официальная биография, подробно, с указанием дат, рассказывает о том, что он делал и какие посты занимал до 1933 года включительно и с начала 40-х годов, однако полностью опускает середину и вторую половину 30-х годов — кульминацию сталинского террора. Этот странный, временной пробел бросался в глаза при самом поверхностном взгляде на опубликованную на первых страницах всех советских газет справку о Черненко посде его вступления на пост генсека. Вот соседние с этим хронологическим вакуумом цифры: 1929–1930, 1930, 1931, 1933–1943, 1945, 1948 и т. д. Где пропущенные 10 лет? Чем занимался Черненко с 1933 по 1943 год? В его биографии указано, что до 1933 года Черненко служил в пограничных войсках, а после окончания службы в армии был на партийной работе в Красноярском крае, откуда родом. Год окончания службы в армии, либо год начала его партийной деятельности не указан — поэтому вопрос о том, в чем именно заключались его обязанности на военной службе после ухода из пограничных войск, остается без ответа.
„Сразу же после его назначения на высший имперский пост советская пропагандистская машина, работая скорее по инерции, на холостом ходу, и пользуясь предыдущими трафаретами, начала создавать вялый культ Константина Черненко. Ораторы и журналисты стали по любому поводу и без оного упоминать его имя и цитировать — к примеру, московский партийный босс Виктор Васильевич Гришин в своем предвыборном выступлении 21 февраля 1984, всего через неделю после инаугурации Черненко, упомянул его имя 26 раз. “Правда" опубликовала большую статью его дочери Елены Черненко. Кинематографисты приступили к съемкам в Казахстане фильма “Паренек с границы" — о службе в начале 30-х годов на Китайской границе молодого пограничника-добровольца Кости Черненко и проявленном им мужестве в борьбе с антисоветскими бандами (то есть с партизанами-националистами, которые отчаянно, как сейчас афганские патриоты, боролись за независимость своих маленьких среднеазиатских стран от России). А так как во Второй мировой войне Черненко не участвовал и его эпизодическое пограничное прошлое было единственным романтическим проблеском в его заурядной партийной биографии, то именно на нем делали упор советские газеты и журналы.
За день до открытия сессии номинального советского парламента, который избрал Черненко номинальным Президентом, газета Министерства обороны “Красная Звезда" опубликовала статью Командующего войсками Дальневосточного пограничного округа генерал-лейтенанта Василия Донского: “Это было горячее время, и у наших пограничников были чуть ли не ежедневные стычки с врагами Советской власти. В этих сражениях с бандитами, Константин Черненко продемонстрировал мужество и отвагу. Он был метким стрелком, без промаха бросал гранаты. Отличный наездник, он всегда возглавлял отряды, которые посылались на границу". Увы, и в “Красной Звезде" карьера Черненко обрывалась на этом месте, и читатель снова оставался в полном неведении, как дальше в 30-е годы складывалась судьба этого меткого стрелка и ловкого наездника, пригодилось ли ему когда еще его умение обращаться с огнестрельным оружием. А это важно для понимания не одного только Черненко, но и всего поколения кремлевских геронтократов, к которому он принадлежал.
Неожиданный ответ на этот интригующий вопрос можно найти в вышедшей в 1958 году в Западной Германии на русском языке брошюре под названием "Ежовщина". Книга посвящена кровавой вакханалии, которую чекисты устроили в Днепропетровске и подписана соответствующим псведонимом "А.Днепровец" — прозрачный намек на то, что ее ' следует рассматривать не как журналистское либо историческое исследование, но как прямое свидетельство очевидца, либо чудом выжившей жертвы.
Подробности, которые приводил пожелавший по понятным причинам остаться неизвестным автор, также свидетельствовали о ее документально-мемуарном характере. Среди прочего, он рассказывал о расстрелах, которые происходили по ночам в гараже Днепропетровского НКВД. За исключением нескольких членов этой карательной организации, двух шоферов и дежурного по гаражу, туда никто больше не допускался. Прямо из "черного ворона" политических заключенных выталкивали одного за другим в секцию для мойки машин со связанными руками и с резиновой грушей во рту. Их расстреливали в упор из мелкокалиберных винтовок, трупы сваливали на грузовик и, покрыв брезентом, отвозили на местное еврейское кладбище. После расстрела дежурный смывал шлангом кровь, чтобы наутро никто не мог догадаться о том, что происходило в гараже ночью. Эти расстрелы в самом НКВД называли "свадьбами", потому что к утру "хозяева" были вдрызг пьяны либо находились под действием кокаина. Участие в этих "свадьбах" было добровольным и носило характер садистского спорта.
Среди дюжины упомянутых в этой книжке палачей значится фамилия "Черненко" — по свидетельству анонимного автора, в конце 30-х годов он работал заместителем начальника отдела кадров Днепропетровского НКВД. А к 1958 году, моменту выхода этой книжки, Черненко был мало кому известным партийным чиновником в Москве — так что, намеренность нападок на будущего кремлевского лидера с целью его дискредитации полностью исключена. И хотя у нас нет прямых доказательств, что упомянутый в этой книжке "Черненко" и шестой советский вождь одно и то же лицо, ряд косвенных обстоятельств, особенно когда они сложены вместе, указывает, что это именно так.
1. Сам факт сокрытия в официальных биографиях, в автобиографии и в воспоминаниях сослуживцев того, чем занимался Черненко в разгар сталинского террора, находясь на военной службе — если при Сталине подобным прошлым гордились, то после его разоблачения Хрущевым его опасались и тщательно скрывали.
2. Пограничные войска, в которых Константин Черненко служил до 1933 года, находились и продолжают находиться в прямом подчинении и под непосредственным командованием тайной полиции. Причем, когда к середине 30-х годов с реальными врагами Советской власти, типа среднеазиатских партизан-националистов, было покончено и Сталин начал расправу со своими личными врагами, объявив их “врагами наро-да“, многие бывшие пограничники были переброшены на этот внутренний фронт, то есть в рамках все той же тайной полиции, но в ее карательные органы.
3. 21 ноября 1972 года в “Правде" был опубликован некролог Семена Задионченко, который в конце 30-х годов был Первым секретарем Днепропетровского обкома партии. Его подписали те, кому пришлось работать с покойным на разных этапах его карьеры; среди подписавших был и Константин Черненко. Как доказал известный английский советолог Леонард Шапиро, единственной точкой пересечения карьер Черненко и Задионченко мог быть только Днепропетровск конца 30-х годов. К этому следует добавить, что Леонард Шапиро не знал о существовании книжки “А.Днепровца" и его исследование носило непредвзятый характер.
4. Если последняя подпись под некрологом Задионченко принадлежала Константину Черненко, то первым его подписал Леонид Брежнев, вся жизнь которого, как известно, была тесно связана с Днепропетровском — именно здесь он начал свою партийную карьеру под началом Задионченко заведующим отделом (биографы Брежнева умалчивают, каким именно), Вторым секретарем, а после войны Первым секретарем. Вот почему Днепропетровск стал арсеналом кремлевских кадров после того, как Брежнев сменил Хрущева на посту партийного лидера страны.
Имена многих членов этого многочисленного днепропетровского клана мы находим под некрологом “днепропетровца" Задионченко — секретаря ЦК Кириленко, генералов Николая Щелокова и Константина Грушевого, Управляющего делами ЦК Георгия Павлова. В том числе — Константина Черненко, с которым, принято считать, Брежнев познакомился в Молдавии. Однако в Молдавии, как позднее в Казахстане, Брежнев проработал партийным лидером всего два года и, хотя несколько своих тамошних приятелей пристроил в Москве, сколотить “молдавскую" или “казахскую" мафии не успел, в то время как “днепропетровская" долгое время была прочным фундаментом его власти, пока Андропов не начал его методично расшатывать. Да и трудно объяснить то всеобъемлющее доверие, которым одарил Брежнев Черненко, коротким, шапочным знакомством с ним в Молдавии после войны. В Молдавии эта дружба была укреплена, а началась она, несомненно, еще до войны в Днепропетровске, где оба были в возрасте, когда легче всего завязываются знакомства и где Черненко служил в органах, а Брежнев их курировал по партийной линии, о чем он признается в своих мемуарах: “…приходилось заниматься и такими вопросами, которые нее связаны с хозяйством… но которые тоже были важны", и прямо называет “органы безопасности". Именно благодаря этой — давней дружбе не блещущий особыми талантами приятель и собутыльник Брежнева оказался в конце концов в Москве на высших партийных должностях и в последние годы сопровождал своего покровителя почти во всех поездках по стране за одним исключением — Днепропетровска.