— А Гиз? — спросил папа, и глаза его блеснули.
Ровенни удовлетворенно улыбнулся:
— Герцог де Гиз явится на церемонию со своими приближенными… Его должны предупредить накануне — не раньше и не позже… И знаете, кому поручено оповестить герцога? Мне, святой отец!
— И что же? — спросил папа, делая вид, что не понял.
— Я просто-напросто ничего не стану сообщать Гизу.
Сикст V воздел к потолку руки и воскликнул:
— Господи, благодарю Тебя за то, что вернул достойного кардинала Ровенни в лоно церкви… Пусть тиара увенчает его благородную главу… главу предателя, иуды и лжеца!
Последние четыре слова Сикст произнес про себя, так что Ровенни остался в полной уверенности: папа благоволит к нему, а папская тиара вот-вот будет возложена на его голову.
— Весь вопрос в том, — продолжал кардинал, — сможет ли Ваше Святейшество…
— Не беспокойтесь, друг мой! Господь сотворит чудо и придаст мне силы. Впрочем, есть надежные люди… они помогут…
— Добавлю, Ваше Святейшество, что я употребил все мое влияние на то, чтобы поколебать заговорщиков… многие размышляют, сомневаются… они на перепутье…
— Прекрасно, прекрасно… Так где состоится собрание? В Париже?
— К счастью, нет, место выбрали уединенное, но неподалеку от столицы… один маленький монастырь на Монмартрском холме.
— Очень хорошо… я заранее пошлю туда моего человека.
— А как мы его узнаем?
— По кольцу. Я дам ему такое же кольцо, как дал вам. Теперь, дорогой Ровенни, мне осталось лишь узнать день… сообщите же дату…
— Именно за этим я и пришел.
— Когда же?
— Завтра! Если завтра в десять утра Ваше Святейшество посетит монастырь на Монмартре, вы застанете там всех мятежных кардиналов и епископов.
Лицо Сикста V как-то странно передернулось, и Ровенни не без страха спросил:
— Я и те, кто готов вернуться на путь истинный, должны дождаться вас, святой отец?
— Да! — твердо ответил папа. — Я явлюсь обязательно, даже если мне станет совсем худо — Господь придаст силы!
— Значит, сначала приедет ваш посланник и предъявит кольцо, а потом и вы сами, святой отец?
— Вы выполните любой приказ моего человека. Считайте, что распоряжения исходят от меня лично.
Кардинал Ровенни пал на колени, папа благословил его, и приближенный Фаусты покинул мельницу. У подножья холма Сен-Рок Ровенни сел на лошадь и направился в сторону Нового моста. Но перед тем как уехать, он обернулся, взглянул на мельницу и прошептал:
— Папа! Через два месяца я стану папой! Он думает, что протянет еще шесть месяцев… Но для этого нужно чудо, а времена чудес давно прошли!
Кардинал Ровенни поскакал в город. У городских ворот он что-то сказал стражникам, те поспешно опустили подъемный мост, и вскоре кардинал уже затерялся на парижских улицах.
…Едва гость вышел из комнаты, как согбенный старец выпрямился, стремительно поднялся с кресла и усмехнулся:
— Как же легко обманывать людей! Стоит пообещать — и они самого Господа предадут… Иуда! Обманщик! Какой из тебя папа! Потерпи — я еще жив! Шесть месяцев? Шесть лет подожди! Терпение, мой милый Ровенни, терпение, клянусь Мадонной! И вы потерпите, предатели! Погодите, приедете в Рим, я вас всех похороню — как положено, со всеми почестями! Мерзавцы. Эй, Каэтан!
Папа ударил молоточком в серебряный гонг, и в комнате появился Каэтан, доверенное лицо папы Сикста V. Читатели встречались с ним в начале нашего повествования во дворце Екатерины Медичи.
— Сколько у нас людей? — спросил папа.
— Двадцать, но можно вооружить лакеев — будет тридцать пять.
— Хватит и двадцати. Пусть приготовятся — завтра поедут сопровождать меня. А тебе, Каэтан, я поручу одно дело, дело рискованное…
— Моя жизнь принадлежит Господу и вам.
— Хорошо. Ты выедешь пораньше туда, куда я прикажу. Среди присутствующих найдешь одну женщину… именем Всевышнего и именем папы римского ты арестуешь эту женщину.
— Арестую, — холодно произнес Каэтан. — Кто она?
— Фауста, — ответил Сикст V.
Глава XVДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ОКТЯБРЯ 1588 ГОДА
С восьми утра кардинал Фарнезе ожидал в доме на Гревской площади посланца Фаусты. Мрачный мэтр Клод ходил из угла в угол. Он уже приготовился к отъезду: надел кожаную кирасу, дорожные сапоги, широкий плащ. К поясу его был прикреплен кожаный кошель, в котором лежал флакон с ядом.
«Как бы я хотел жить рядом с ней! — размышлял Клод. — Она будет счастлива… А я? Я ведь ничего плохого не сделал. Разве я виноват, что отец и дед передали мне свое ремесло? Я же переменился. Улыбка невинного ребенка помогла мне понять, что убивать грешно, и я отложил топор… Но все равно я остаюсь тем, кем был — присяжным парижским палачом. Если об этом узнает герцог Ангулемский, он откажется от нее… Ему будут мерещиться пятна крови на руках Виолетты… Я должен умереть… но сначала мне нужно убедиться, что она счастлива, что она в безопасности… а потом настанет очередь моего флакончика с ядом!»
Принц Фарнезе сидел у открытого окна. Теперь он мог спокойно смотреть на Гревскую площадь, с которой у него были связаны такие страшные воспоминания. Ему казалось, что все несчастья остались позади… Он встретится с Виолеттой и Леонорой, заберет их с собой, в Италию…
Как и велела Фауста, Фарнезе надел кардинальское облачение. Он очень надеялся, что в последний раз носит церковную одежду. Через несколько часов он будет уже не епископом Пармы и Модены, а только принцем Фарнезе. Он обретет право любить, иметь семью, быть отцом и супругом!..
Небо над Парижем сияло голубизной, прохладный ветерок шелестел в кронах тополей, что росли на набережной Сены. Такие прекрасные дни бывают иногда осенью, когда природа словно подносит человеку последний подарок. В голубом небе проносились легкие белые облачка, и кардиналу Фарнезе казалось, что восходящее солнце улыбается ему, приветствуя начало новой жизни…
Итак, один из двух обитателей дома готовился к смерти, а другой рвался навстречу счастью.
Вдруг кардинал встал и произнес:
— За нами пришли!
Голос его звенел радостью. Клод вздохнул и подошел к окну: у дверей дома остановилась закрытая карета, и чей-то хриплый голос приказал:
— Спускайтесь!
Оба вышли на площадь, и какой-то человек вручил Фарнезе записку:
«Следуйте за подателем сего и выполняйте его указания».
— Садитесь в экипаж, монсеньор! — произнес посланец Фаусты.
Фарнезе и Клод разместились в карете. Но двинулась она не ко дворцу Фаусты, как полагал кардинал, а в сторону Монмартрских ворот. Выехав за городские стены, экипаж направился к бенедиктинскому монастырю. У Фарнезе не возникло никаких подозрений. Ехали они без всякого эскорта: только пассажиры да за кучера человек, доставивший записку. По дороге они никого не встретили. Утро было ясным, тихим, спокойным. Без всяких происшествий карета достигла главных ворот монастыря. Фарнезе и Клод вышли из экипажа, и их провожатый обратился к принцу:
— Простите, ваше преосвященство, но мне поручено привезти в аббатство одного только кардинала Фарнезе.
— Вы слышали, мэтр Клод? — сказал обрадованный кардинал.
— Ничего не поделаешь! — вздохнул бывший палач. — Я тут подожду, под дубом.
Фарнезе кивнул и пошел за посланцем Фаусты. Тяжелые ворота закрылись за ними. В обители царили покой и тишина. Фарнезе сгорал от нетерпения, а незнакомец неторопливо вел его мимо монастырских построек, по тропинке через огороды, к заброшенному садовому павильону…
— Войдите, монсеньор, — произнес человек.
Фарнезе с волнением узнал то самое место, где когда-то виделся с Леонорой. Он отворил дверь и застыл на пороге: в помещении находилось десятка полтора человек. Всех их кардинал прекрасно знал: епископы в фиолетовом облачении, кардиналы — в красном. Все смотрели на него мрачно и настороженно. Ему сразу вспомнилась та ужасная ночь, когда они обрекли его с Клодом на мучительную смерть от голода. Князья церкви сидели в расставленных полукругом креслах, а над их головами, на стене, висело огромное распятие.
Фарнезе поискал глазами Фаусту, но не нашел ее. Он еще улыбался, но в его сердце уже закралась тревога. Кардинал, здороваясь, обошел всех присутствующих, но ни один из них не ответил ему. Все молчали, неодобрительно глядя на вновь прибывшего.
— Господа, — растерялся кардинал, — признаться, я ожидал другого приема… мне странно, что я вижу враждебность на ваших лицах.
Тут один из епископов поднялся и произнес:
— Кардинал Фарнезе, вы ошибаетесь. Мы не настроены враждебно, мы лишь скорбим, что наши ряды покидает такой достойный человек.
Фарнезе с облегчением вздохнул. Кажется, он напрасно перепугался…
— Соблаговолите подождать, — продолжал державший речь епископ, — мы ждем его преосвященство кардинала Ровенни. Без него не может начаться церемония освобождения от сана, ради которой мы собрались здесь.
Фарнезе низко поклонился. В этот момент распахнулась дверца, которую кардинал прежде не заметил, и вошел кардинал Ровенни. Он казался бледным и взволнованным. При его появлении все встали и повернулись лицом к распятию, а Ровенни начал читать молитву.
Фарнезе, как и остальные, преклонил колени. Он молился, молился страстно, от всей души. Ровенни закончил, и кардиналы и епископы, встав с колен, удалились через ту самую дверь в глубине павильона. Фарнезе недоумевал.
— Что происходит? — пробормотал он. — Где Ее Святейшество? Ведь только в ее власти…
— Не волнуйтесь, — прервал его Ровенни. — Потерпите. Все будет так, как договорились.
— А как же мое освобождение от сана? Почему мы остались вдвоем?
— Церемония состоится. Но сейчас, наедине, я хочу спросить вас, Фарнезе, вот о чем: вы уверены в своем решении?
— Что вы имеете в виду, Ровенни? Вы же меня давно и хорошо знаете…
— Именно поэтому я и спрашиваю: «Фарнезе, вы действительно хотите покинуть лоно церкви?» Ведь вы глубоко преданы религии!