«Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мной настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.
21/1-31 г. Берлин.
Б. генерал Николай Владимирович Скоблин».
Срочная шифровка из парижской резидентуры разведки ОППУ:
«Мне стали ясны огромные возможности «Фермера» и перспективы его многолетнего использования. Он добросовестный и, если хотите, талантливый агент.
При условии хорошего руководства и если не допустим каких-либо ляпсусов, «Фермер» станет таким ценным источником, каких в рядах РОВС, да и в других эмигрантских организациях, мы еще не имели…
Биль».
Нет абсолютно никаких оснований подозревать, будто «Фермер» или его жена решились стать секретными агентами СССР из корыстных побуждений или из-за страха за жизни. Они были вполне обеспеченными, если не сказать богатыми, людьми, а какие-либо угрозы не могли запутать храброго боевого офицера, многократно рисковавшего жизнью.
О том, по какой причине «Фермер» и его жена стали шпионами, частично свидетельствует такой документ:
«Расписка
Постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданства мне объявлено.
Настоящим обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете.
21/1—31 г. Берлин.
Б. генерал Н.Скоблин».
Был ли он одним-единственным в своем роде? Нет. Даже среди высшего звена РОВСа был по меньшей мере еще один тайный агент Кремля.
«Центр. Андрею.
Мы пришли к мысли выписать из Софии в Париж генерала Тукула, командира дроздовцев, которого «Фермер» будет использовать «вслепую». А «Фермер» плюс Тукул – это такой кулак, который, выражаясь словами самого «Фермера», может разнести весь РОВС».
Действительно, имея таких помощников, можно было не только справляться с агентурой РОВСа, засылаемой в СССР, но и воздействовать на его руководителей, а также выявлять их связи с иностранными разведками.
Вот еще одно сообщение в Центр.
«21-го вечером на квартире Сергея (он в отъезде) произошла встреча (гостиница или другие места, конечно, не подходили): чета «Фермеров», Биль и я… Оба великолепно информированы обо всем, что делается в белых кругах, знают подноготную многих интересующих нас лиц. Беседа длилась с восьми вечера до часу ночи за хорошо сервированным столом. Оба почти ничего не пьют.
Объявление им о персональной амнистии ЦИК СССР произвело хорошее впечатление. Поклялись в верности нам, в выполнении каких угодно заданий и распоряжений. Мое впечатление – они не врут».
Интересно упоминание о выяснении «подноготной» многих интересующих советскую секретную службу лиц. По-видимому, таким образом производилась «разработка», вербовка новых агентов. Но главное, пожалуй, было другое. Вот шифровка из Москвы в Берлин, резиденту.
«В том случае, если вы будете связываться с «Фермером» до его поездки в Софию, укажите ему на необходимость уделения максимального внимания выявлению лиц, ведущих активную разведывательную работу против СССР, выяснению путей проникновения агентов на нашу территорию и способов связи с ними.
Центр».
Самое удивительное, что «Фермерам» удалось долгое время оставаться вне подозрений – настолько надежно была организована их работа.
Последнее сообщение парижской резидентуры разведки НКВД относительно Скоблина и Плевицкой поступило в Центр в 1940 году. Оно касалось смерти «Фермерши»:
«Перед смертью ее исповедовал православный священник. Есть основания полагать, что исповедь, в которой она все рассказала, была записана французской контрразведкой с помощью скрытых микрофонов».
Судя по всему, «Фермерша» все-таки была под подозрением. Но и советская резидентура, как видим, не дремала.
Успехи Советской России со временем стали воодушевлять и радовать многих бывших «белых», хотя они, оставаясь в эмиграции, вынуждены были скрывать свои чувства. Впрочем, даже в годы Гражданской войны немалая часть бывших царских генералов и офицеров встала на сторону Красной Армии.
После того как страны Антанты начали военные действия против Советской России, многие белогвардейцы осознали, что их используют в своих целях антироссийские силы. (Конечно, большая часть населения России была вне политических полюсов, определявших суть Гражданской войны, однако именно большевики и Красная Армия были в максимальной степени представителями «простого народа», а не привилегированных классов.)
Вот и «Фермер» со своей женой смогли, по-видимому, убедиться, находясь за рубежами Родины, что бывшее белое движение выродилось в антироссийскую организацию. Ведь СССР был полноправным правопреемником Российской империи. Развал или разгром СССР стал бы поражением не только «Совдепии», но и великой России, которую растащили бы по кускам хищные буржуазные державы.
Многие эмигранты сознавали, что Сталин является ключевой фигурой на данном этапе существования России – СССР, а его падение чревато самыми печальными последствиями для страны, ослабления которой только и ожидают многие противостоящие ей государства. И дело, конечно, не в каких-то мистических способностях Сталина, а в том, что он в те годы являлся «цементирующим началом» руководства СССР, лидером, с уходом которого были неизбежны внутренние раздоры, разлад или даже новая Гражданская война. Ведь внешние и внутренние враги России исповедовали ту же формулу, которой руководствовались многие революционеры, посильно создавая в царской России взрывоопасную ситуацию: «Чем хуже (стране), тем лучше (революции)».
О том, что враги СССР готовы были использовать любые средства для уничтожения первого в мире социалистического государства (пример которого грозил свержением диктатуры капитала в других странах), свидетельствует такой документ:
«Совершенно секретно.
НКВД СССР.
Главное управление государственной безопасности.
Иностранный отдел.
Спецсообщение
Иностранным отделом ГУГБ получены сведения, что генерал Миллер в беседе сообщил своему заместителю адмиралу Кедрову, что при свидании с немецким журналистом он указывал последнему, что Германия может справиться с ненавистным ей коммунизмом коротким ударом по большевистской головке.
Зам. нач. ИНО ОГУГБ НКВД…»
Нетрудно догадаться, что для такого заявления у Миллера были достаточно веские основания.
Но кто мог нанести этот «короткий удар»? По-видимому, некая группа, способная быстро осуществить правительственный переворот. Эти люди должны были иметь доступ к правящей группе в СССР, быть приближенными к ней или даже входить отчасти в ее состав. И при чем тут Германия? Не при том ли, что члены этой тайной группы заговорщиков симпатизируют ей или даже имеют с ней тесные связи?
Такие вопросы, конечно, возникали и у ответственных работников НКВД, и у Сталина, которому докладывали о подобных сигналах.
Вряд ли случайно разговор этот состоялся между военными руководителями РОВС. Логично предположить, что «короткий удар» могли нанести по сталинской группе либо крупные военачальники СССР, либо столь же крупные руководители НКВД, либо те и другие вместе. Так обычно устраиваются дворцовые перевороты.
Кто же предположительно были эти люди?
Из числа советских военачальников высокого ранга с комплексом «бонапартизма» и уклоном в германофильство можно назвать прежде всего И.П. Уборевича – командарма 1-го ранга. Другой советский военачальник сходного типа – М.Н. Тухачевский.
Из руководителей органов безопасности «особо подозрительным» был Генрих Генрихович Ягода (Генрих-Енох Гершевич Иегуда) – руководитель НКВД СССР в 1934–1936 годах, а до этого несколько лет – заместитель тяжелобольного В.Р. Менжинского, руководителя органов госбезопасности. Жена Ягоды – Ида Авербах – работала в прокуратуре Москвы.
Имеется ряд документов, косвенно подтверждающих версию военного заговора (правда, не все исследователи признают неопровержимость этих документов). Если советские разведчики работали непосредственно в руководстве антисоветской эмиграции, то наверняка должны были существовать и разведчики антисоветской эмиграции среди крупных деятелей СССР, кто лишь формально поддерживал сталинский режим, а в глубине души желали его свержения «коротким ударом».
Советский «бонапартизм»
К концу 1918 года в Красную Армию было призвано более 22 тысяч бывших офицеров царской армии. За годы Гражданской войны число их возросло до 100 тысяч. Некоторые из них стали видными военачальниками Красной Армии: М.Д. Бонч-Бруевич, С.С. Каменев, Д.М. Карбышев, Б.М. Шапошников, А.И. Егоров, В.Н. Егорьев, В.М. Гиттис, В.М. Альтфатер, П.П. Лебедев, А.П. Николаев, И.И. Вацетис, Ф.Ф. Новицкий, А.А. Таубе и др.
Офицеры и генералы царской армии по праву назывались «военспецами». Благодаря им сохранялись некоторые традиции русской армии в новых социальных условиях. Однако это обстоятельство нравилось далеко не всем.
Инициаторами массовых репрессий командиров-военспецов Красной Армии (и это приходится с сожалением констатировать) выступил Иероним Петрович Уборевич.
Обратим внимание на знаменательные высказывания германского посла в Москве фон Диркина в его письме от 17 октября 1931 года:
«Ворошилов устроил обед… Мы встретили там еще Енукидзе, здешнего «Мейснера» (Мейснер был своего рода министром двора и доверенным лицом президента Германии фельдмаршала фон Гинденбурга. – Авт.), Крестинского, Тухачевского – преемника Уборевича на посту начальника Управления вооружений, заместителя Председателя военного Совета…
Я беседовал особенно много с Тухачевским, который имеет решающее значение в деле сотрудничества с «Рейнметаллом» и для того учреждения, которое возглавлялось до сих пор Нидермайером (разведка Германии. –