В связи с «кремлевским делом» Петерсон отделался на удивление легко (скорее всего, благодаря Ягоде): его сняли с поста коменданта Кремля не за близость к Троцкому, не за потерю бдительности и преступную халатность при исполнении служебных обязанностей, а всего лишь «за отсутствие большевистского руководства подчиненной комендатурой». Петерсон был переведен на должность помощника командующего Киевским военным округом. Командующим, взявшим к себе проштрафившегося коменданта Кремля, был член ЦК ВКП(б) И.Б. Якир, друг М.Н. Тухачевского и Я.Б. Гамарника.
Всех, кого обвинили в 1937 году в военном заговоре, связывала многолетняя дружба. Так, был близок не только к Енукидзе, но и к Тухачевскому начальник Московского военного округа А.И. Корк, а его помощник Б.М. Фельдман и вовсе был давним закадычным другом и долгое время подчиненным Тухачевского.
В «Клубке», связывающем крупных военачальников, важная нить вела к Яну Борисовичу Гамарнику – второму по рангу человеку в Красной Армии, руководителю ее политического аппарата. Он осуществлял политический контроль над Вооруженными силами.
До peволюции Ян Борисович вел подпольную работу, затем руководил крупными партийными организациями, возглавлял ЦК ВКП(б) Белоруссии. Со Сталиным у него были расхождения в 1923 году, из-за чего его на длительное время перевели из Киева во Владивосток. Затем их отношения наладились, и опальный военачальник вернулся.
Хорошие отношения сохранялись у Гамарника с Тухачевским (они были тесно связаны по службе), а также с Енукидзе. По воспоминаниям дочери Гамарника В.Я. Кочневой, к числу его ближайших друзей принадлежали Якир и Уборевич. В 1919 году Якир командовал Южной группой войск, членом реввоенсовета которой был Гамарник. Затем Якир командовал войсками на Украине; был избран кандидатом, а потом и членом ЦК ВКП(б).
А командующим Белорусским округом был Уборевич. Однако он был понижен в должности после того, как поступил донос о его бонапартистских наклонностях.
Конечно, вовсе не обязательно заговорщики-командиры устраивали тайные сходки, на которых обсуждали варианты убийства Сталина и его соратников. Скорее всего, они вовлекались в заговор постепенно (примерно так, как сговаривались Енукидзе и Тухачевский) и поначалу ограничивались личными встречами и обменом мнениями по поводу политической ситуации в стране и за ее пределами, обсуждением, а то и осуждением генеральной линии Сталина.
«Клубок» складывался постепенно, и не все его нити были одинаково прочны. Заговорщиков связывали прежде всего личные доверительные отношения.
Якир, вероятно, привлек к заговору В.М. Примакова, человека очень решительного, командира Червонных казаков в Гражданскую войну. Он руководил советским военным вмешательством в дела Афганистана в 1928 году.
Для Тухачевского не составило большого труда привлечь на свою сторону В.К. Путну – командующего Приморской группой войск на Дальнем Востоке, своего давнего приятеля и соратника. Так обозначилось ядро военного заговора, в центре которого находился Тухачевский. Не исключено, что некоторые из входивших в этот своеобразный штаб лиц не были ознакомлены со всеми вариантами заговора и его конечной целью. Главное, в нужную минуту они были готовы поддержать заговор.
Однако произвести государственный переворот силами одних лишь военных было слишком опасно. В сталинской системе руководства соблюдался определенный баланс между партийными органами, ведомством государственной безопасности и вооруженными силами, которые к тому же были связаны между собой.
Заговорщикам требовалось надежное прикрытие «с тыла». И оно нашлось.
На фотографиях руководства страны тех лет нередко можно было видеть, как во время официальных церемоний рядом с Тухачевским и Гамарником стоит человек, обладавший большой властью и огромным влиянием, а также колоссальными возможностями. Это – Г.Г. Ягода, с июня 1934 года – нарком внутренних дел СССР.
С Тухачевским Ягода близко познакомился еще в Гражданскую войну, когда занимал руководящие посты в Высшей военной инспекции. С 1922 по 1929 год Ягода возглавлял особый отдел ОГПУ, курировавший вооруженные силы СССР, и, по всей вероятности, был осведомлен о «бонапартистских» наклонностях Тухачевского. Согласно правдоподобной версии, Ягода совместно с Тухачевским проводил репрессивную операцию под кодовым названием «Весна» (тогда были арестованы многие бывшие царские и белогвардейские офицеры, в том числе вернувшиеся из эмиграции).
Что же связывало всех этих людей идейно?
По мнению Ю.Н. Жукова: «Часть наиболее сознательных, убежденных и вместе о тем самых активных коммунистов, особенно участники революции и Гражданской войны, сохраняли собственное мнение по всем возникавшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами…
Енукидзе и Петерсон, Ягода и его заместители по наркомату, начальники отделов относились именно к такой категории большевиков. К тем, кого называли непреклонными, несгибаемыми».
Недовольство вызывали перемены во внешней политике: вступление СССР в Лигу Наций (ранее считавшуюся буржуазной антисоветской организацией), сближение с Западом против Германии. Во внутренней политике не нравилась, как считает Ю.Н. Жуков, прежде всего подготовка к принятию новой Конституции. В ее проекте был отказ от жесткого классового принципа…
Хотелось бы возразить Жукову: вряд ли можно называть крупных советских руководителей 30-х годов непреклонными, несгибаемыми большевиками. Они во многом превратились в очень важных вельмож. Такое превращение в течение пятнадцати послереволюционных лет вполне естественно. Логично предположить, что возникновение «Клубка» не случайно относится к тем годам, когда страна испытывала серьезные трудности, руководящее положение Сталина оказалось под угрозой, а его генеральная линия (прежде всего во внутренней политике) стала вызывать серьезные сомнения. О замене Сталина и его сторонников думали не только партийные лидеры.
Вспомним события 1933 года в Германии: приход Гитлера к власти и последовавший за этим разгром Германской компартии. Это было серьезнейшее поражение Коминтерна за все годы его существования: он потерял свою вторую по численности секцию в Европе. B немалой степени это поражение было вызвано директивой Сталина, которая требовала от немецких коммунистов вести борьбу с социал-демократами вместо создания в союзе с ними единого антигитлеровского блока. По-видимому, Сталин опасался, что в коммунистические ряды может проникнуть социал-демократическая «зараза».
С Германией у некоторых наших военачальников были давние связи, и не всегда простые. Так, Тухачевский еще в 1920-х годах занимался разработкой планов возможной гражданской войны в Германии.
В секретном письме германского военного министра Фишера от 7 января 1926 года говорилось: «…Мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, воздухофлот и флот». Следовательно, к тому времени влияние это было уже немалым. Далее Фишер предлагал искать «через Уншлихта (зам. Ворошилова. – Авт.) пути к Ворошилову и к тов. Тухачевскому».
В 1932 году Тухачевский разрабатывал план операции по разгрому Польши (у него были свои счеты с Польшей, чьи войска в 1920 году наголову разгромили возглавлявшуюся им армию), в котором он предусматривал нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы». Тухачевский вообще питал пристрастие к тяжелой авиации. Это никак не соответствовало реалиям будущей войны, в которой огромную роль сыграли истребители и пикирующие бомбардировщики.
Вместе с тем Тухачевский подчеркивал: «…я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии».
Такое агрессивное настроение было достаточно характерно для целого ряда крупных советских военачальников тех лет. Они вольно или невольно поддерживали линию Троцкого на «экспорт революции». Их раздражала «примиренческая» позиция Cтaлина, стремившегося мирным путем построить социализм в одной отдельно взятой стране. Были известны симпатии Тухачевского к Германии. Он долго курировал секретное советско-германское сотрудничество в военной области (существовало до прихода к власти Гитлера). После официального прекращения этого сотрудничества 13 мая 1938 года (фактическое прекращение произошло раньше) на прощальном приеме германской военной делегации Тухачевский заявил:
– Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Немало высокопоставленных немецких военных разделяло такое настроение. Они с немалой долей неприязни смотрели на политические «игры» фюрера. Их не устраивала идейная конфронтация между Гитлером и Сталиным. Так что Тухачевский высказал в значительной мере и их точку зрения на необходимость тесного сближения вооруженных сил Германии и СССР. Осуществить это можно было только после свержения неуступчивых вождей.
И Гитлеру, и Сталину следовало опасаться военного переворота. Причем германским и советским военным, не обремененным тяжелым идеологическим грузом и предпочитавшим наступательные операции, не трудно было сговориться между собой. Это подтверждают слова Тухачевского, обращенные к германским коллегам:
– Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу.
Совсем иначе относился Тухачевский к Франции. Вот выдержка из рапорта французского военного атташе от 20 апреля 1933 года:
«13 апреля – представление вице-комиссару обороны Тухачевскому. Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу…
Тухачевский… долгое время пленный в Германии, представлял Красную Армию на маневрах рейхсвера, известен также как одно из орудий германо-русского соглашения… известен и своими крайне антипольскими настроениями».
Французы тоже без теплоты отзывались о нем. Офицер Французской контрразведки П. Фервак, товарищ Тухачевского по плену, достаточно проницательно отмечал: «У Тухачевского не было натуры Бонапарта. Этому молодому двадцатипятилетнему офицеру не хватало силы, «практицизма», соответствующей «школы», «культуры». Он не думал о тех необходимых жестоких уроках и задачах, которые мечтал и желал преодолеть. Это был мечтатель и фантазер. Он шел туда, куда влекло его собственное воображение».