Многие биографы Тухачевского с восторгом отзывались о его культуре, образованности, военно-стратегических талантах. Все это – голословные утверждения. Как стратег и полководец он вообще себя не проявил, поскольку поднимался с головокружительной быстротой по служебной лестнице благодаря протекции Троцкого, Енукидзе и умению угодить начальству. Быть может, он являлся крупным теоретиком военного дела и великолепным преподавателем? Однако он даже не имел высшего военного образования, а вдобавок и надежного опыта рутинной работы на должности командира батальона, полка, дивизии.
Нередко Тухачевский не умел грамотно сформулировать даже тривиальные мысли. Так, на ХVII съезде ВКП(б), выступая 4 февраля 1934 года, он завершил свою речь словами: «Товарищи! Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организационным воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас».
Интересно, каким образом даже под напором партии и под воздействием Сталина он собирался «обломать ресурсами бока любой стране»?
Все это определенно отдает крикливой демагогией и лицемерием, если учесть, что в том году Тухачевский держал в своих руках главные нити антисталинского заговора. Впрочем, эту ложь в данном случае можно считать военной хитростью, дурно пахнущей дымовой завесой.
О способности Тухачевского менять убеждения в угоду целесообразности говорит отзыв о нем ответственного сотрудника штаба сухопутных войск рейхсвера полковника Х. Миттельбергера: «Он является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают себе отчет в том, что у него хватит мужества, способности и решимости пойти на риск разрыва с коммунизмом, если в ходе дальнейшего развитая событий ему это покажется целесообразным».
Можно было сказать кратко: «беспринципный карьерист».
Его умение нравиться начальству – даже иностранной армии – отметил в своих воспоминаниях немецкий генерал К. Шпальке. И в то же время, по его словам: «Менее приятное впечатление он, видимо, оставил у общавшихся с ним немецких офицеров более низкого ранга. Мой многолетний сотрудник… полковник Мирчински описывал Тухачевского как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».
Подчеркнем еще раз: у тех советских военачальников и партийных деятелей, которые замышляли произвести государственный переворот, не было единой прочной идеологической основы. Их объединяло более всего недовольство некоторыми аспектами генеральной линии сталинского Политбюро. Некоторые, прежде всего Тухачевский, лелеяли честолюбивые мечты. Другие не верили в то, что Сталин сможет удержаться у власти под объединенным напором оппозиционеров. Третьи стремились установить военную диктатуру и начать завоевание других, более слабых государств. Четвертые продолжали верить своему бывшему вождю Троцкому…
После 1933 года решимость заговорщиков все более слабела. Они опасались, что, даже если удастся произвести «дворцовый переворот», их не поддержит подавляющее большинство партийцев и трудящихся, приученных к культам Ленина и лично товарища Сталина. Но на этот счет у заговорщиков имелись свои разработки.
Компромат на Сталина
В 1956 году оставшийся на Западе резидент разведки НКВД А. Орлов выступил с сенсационной статьей, в которой утверждал, что Сталин был до революции агентом царской охранки. Будто бы в ведомстве Ягоды была обнаружена папка со сталинскими донесениями жандармскому полковнику Виссарионову.
По утверждению этого перебежчика, данная папка была передана Якиру, который ознакомил с ней Гамарника и других высших военных руководителей. Возмущенные столь грязным прошлым генсека и вождя, эти люди решили устроить антисталинский заговор.
В таком случае понятна и та ярость, с которой обрушился Сталин на многих военных руководителей. Он стремился уничтожить всех, кто знал о существовании такого компромата.
Эта тема в свое время (которое подозрительно точно совпадает с активными выступлениями Хрущева и его сторонников против культа личности Сталина) рассматривалась достаточно детально в отечественной и зарубежной прессе, публицистике, исследованиях. Мнения высказывались разные, но ясно одно: ни тогда, ни сейчас нет достоверных улик, подтверждающих провокаторскую деятельность Сталина до революции и его сотрудничество с царской охранкой.
Нe исключено, конечно, что, как это водится с предателями, А. Орлов «запустил» дезинформацию в угоду своим новым хозяевам, чтобы до предела унизить бывшего руководителя СССР, а заодно и тех, кто считал его великим человеком. Соответствующие документы так и не были предоставлены общественности, а находившиеся под судом и следствием крупные советские военачальники ни словом не обмолвились об их существовании.
Ряд авторов сходится на том, что эта загадочная папка действительно была или даже существует до сих пор. Последнее кажется маловероятным, ибо с начала «перестройки» разного рода политики, публицисты, писатели и некоторые ученые постарались так густо очернить Сталина, что непременно растиражировали бы столь выигрышные для них документы. Очернение шло с самых верхов партийного руководства, так что для компрометации сталинистов открылись бы любые архивы.
Может быть, Сталин и сымитировал сотрудничество с царской охранкой с благословения своих товарищей по революционной борьбе: надо же было внедриться в стан противника, но гораздо вероятнее, что компромат на Сталина был сфабрикован соответствующими специалистами.
«В конце концов это не столь важно – достоверны они или фальшивка, – высказал свое мнение С.Т. Минаков. – Важно, что эти документы должны были скомпрометировать И. Сталина. Эти документы могли хранить в качестве компромата на И. Сталина у себя В. Менжинский и Г. Ягода…»
Наличием этой «папки» можно было бы мотивировать смерть В. Менжинского в мае 1934 года, виновником которой на бухаринском процессе 1938 года публично признал себя Г. Ягода.
«Вероятнее всего, – пишет Минаков, – заинтересованность в антисталинском компромате была у Г. Ягоды. Именно Г. Ягода уже давным-давно мог разыскать в своей резиденции столь опасную для И. Сталина «папку Виссарионова» или, если таковой в природе не существовало, – изготовить, а в нужный момент представить возможность… «случайно» обнаружить эту папку, в расчете на последующую вскоре после этого атаку против И. Сталина бывших «сталинцев», возмутившихся дореволюционными «преступлениями» И. Сталина против партии и революции».
Если данная папка действительно была сфабрикована (или распространялись слухи о ее существовании), то это призвано было, судя по всему, скомпрометировать не живого генерального секретаря и вождя, а мертвого. Такая акция была бы очень эффективной.
Вот что показал в 1937 году Н.Н. Кузьмин, который с конца 1929 по конец 1930 года был генеральным консулом СССР в Париже:
«1 ноября 1930 года был в Ленинграде на квартире И. Тухачевского и обедал у него. Эту дату я помню хорошо…
Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Суварином в Париже. Я прямо сказал ему, что Суварин в беседах со мной просил передать ему привет от Троцкого и его личный, что он проинформирован о том, что группа наиболее талантливых военных во главе с ним находится в опале, что пора перейти к активной борьбе, что провал сталинской политики ведет страну к гибели, что кризис переживает не только партия в СССР, но и компартии за границей.
Тухачевский на это мне ответил, что те методы и формы борьбы, которые применяли троцкисты, ничего реального, кроме разгона по тюрьмам, дать не могут».
Приведя эти слова, Минаков добавляет, что, по имеющимся сведениям, Кузьмин «действительно встречался с Б. Суварином – одним из лидеров французской компартии, ярым сторонником Троцкого».
Что имел в виду Тухачевский, критикуя методы, применявшиеся в то время троцкистами? Это была открытая (хотя бы частично) и подпольная оппозиционная идеологическая борьба против сталинской генеральной линии. А что можно было противопоставить этому? Если не восстание, то по меньшей мере «дворцовый переворот» и ликвидацию Сталина и наиболее активных его сторонников.
Чем можно было оправдать в глазах общественности убийство Сталина? Самое простое, удобное и надежное – уличить его в каких-то серьезных преступлениях, направленных против партии большевиков или Ленина. После 1917 года вся жизнь Сталина проходила, можно сказать, на виду, и даже его конфликт с Лениным (в связи с Крупской) носил частный характер и убедительно объяснялся болезненным состоянием Ильича.
Другое дело – дореволюционная работа Сталина как экспроприатора на Кавказе. Здесь можно было отыскать правдоподобные детали, подобрать некоторые факты таким образом, чтобы представить Сталина-Кобу-Джугашвили двурушником, а отсутствующие «неопровержимые» документы сфабриковать.
Нельзя исключить, что к созданию такого компромата приложил руку, а вернее свои знания, Авель Енукидзе. Ведь он был до деталей знаком с революционной деятельностью Сталина на Кавказе.
Есть еще одно косвенное свидетельство того, что заговорщики собирались убить Сталина.
В Москве и за границей с конца 1936 года активно распространялись слухи о тяжелой или даже смертельной болезни Сталина, о скорой его смерти. В этой связи предполагалось, что тогда власть перейдет к генералам.
Вряд ли такие слухи возникли сами по себе, безо всякой причины. Ведь слишком многие знали о хорошем здоровье Сталина, встречались с ним, слушали его. Представить Сталина тяжелобольным человеком было выгодно или даже необходимо в том случае, если предполагалось отравить или убить его во время «дворцового переворота». Помнится, что и Павел I, по официальной версии, умер от апоплексического удара. Удар действительно был, но только иного рода.