ревича – это было бы немалой победой заговорщиков. К тому же это назначение показало бы, что Уборевич и Гамарник находятся вне всяких подозрений. С этой надеждой пришлось расстаться после выступления Сталина в защиту Блюхера.
С апреля по июнь 1936 года в Вооруженных силах СССР произошли некоторые загадочные и подозрительные события. В номере «Красной Звезды» от 6 апреля были помещены сразу два некролога – скоропостижно скончались высокопоставленные авиационные военачальники: Наумов (зам. начальника ВВС РККА) и Павлов (зам. инспектора ВВС, прославленный советский летчик, герой Гражданской войны). В мае неожиданно сняли с должности начальника штаба Московского военного округа Степанова, который почти сразу неожиданно умер. В июне смерть вырвала из рядов Красной Армии одного из высших руководителей ВВС Ливановского и начальника автобронетанковых войск Ленинградского военного округа Шаумяна.
Трудно поверить, что произошло случайное совпадение смертей этих нестарых или даже сравнительно молодых (скажем, Шаумяну было 36 лет) и крепких людей. Но кто и почему мог их тайно убить? Или кто-то из них покончил жизнь самоубийством?
«Эти смерти, – считает С.Т. Минаков, – не могли быть случайны и, как мне представляется, находились в связи с обострившимися отношениями и внутренней борьбой в высшем комсоставе РККА и между армейской элитой, с одной стороны, и И. Сталиным и К. Ворошиловым – с другой».
Однако сама по себе подобная внутренняя борьба между различными группировками в армии вряд ли может быть смертельной. Снятие с должности, перевод на другое место работы или в другую группу войск – вот основные методы такой борьбы, но уж никак не убийства. Иное дело, если эти люди так или иначе были связаны с заговором или знали о нем. Тогда от них следовало избавиться. И это вряд ли могло быть в интересах Сталина и Ворошилова: ведь им было бы очень важно и полезно допросить, а не уничтожать подобных свидетелей. А вот Ягода, к примеру, был бы кровно заинтересован в устранении ненадежных участников заговора или тех, кто знал о нем и отказался в нем участвовать. Ведь успешный военный переворот, как он ясно понимал, должен спасти его жизнь. А о том, что она в опасности, Ягода понимал уже достаточно давно.
Но все это остается в области предположений и домыслов. «Клубок» слишком сложно запутан, в нем переплетается много нитей. Не всегда можно отличить подлинные, «естественные» нити от искусственно «приплетенных» (вольно и невольно) теми, кто проводил расследование. Ведь тот же Ягода мог, заметая следы реального заговора, направлять следствие на ложные пути.
«Для осуществления этого переворота нужны будут все средства: и вооруженное выступление, и провокация, и даже яды, – говорил Ягода Буланову. – Иногда бывают моменты, когда нужно действовать медленно и чрезвычайно осторожно, а бывают моменты, когда нужно действовать и быстро и внезапно» (М. Сейерс и А. Кан. Тайная война против Советской России. М., 1947).
Как мы знаем, Ягода старался действовать разнообразно и вдобавок готовил как пути к отступлению, так и материалы на тот случай, если покушение на Сталина удастся. Можно только удивляться, что при всем этом ему, ловкому и предусмотрительному злоумышленнику и провокатору, не удалось осуществить свои замыслы и спасти свою шкуру.
Можно возразить: да не было у Ягоды никаких особых злодейских замыслов, ему их приписали, а он наговорил на себя и на других напраслину.
Оказывается, даже у этого беспринципного деятеля был свой «кодекс чести». Когда на суде его объявили иностранным шпионом и организатором убийства Кирова, Ягода отверг эти обвинения (хотя прекрасно знал, что и без того его приговорят к высшей мере):
«Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то, уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки…
Неверно не только то, что я являюсь организатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Кирова».
(Отметим, что если верить этим словам, сказанным незадолго до смерти, то надо бы вновь обдумать версии убийства Кирова.)
Глава 5Пейзаж перед битвой
Если завтра война, если завтра в поход,
Если черная сила нагрянет,
Как один человек весь советский народ
За свободную родину встанет.
На воде, в небесах и на суше
Наш напев и могуч, и суров:
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов.
«Роковой» 1937-й
Этот год стал за последние два десятилетия нарицательным. Официальная пропаганда у нас и за рубежом преподносит его как апогей кровавого сталинского террора, обрушившегося на советский народ.
Ложь чаще всего правдоподобнее правды. Лжецы имеют возможность выстраивать упрощенные версии, предельно приспособленные к восприятию обывателем. Подбираются нужные факты, замалчиваются противоречия, упрощаются схемы. Эти операции в наше время проводятся без особых трудов благодаря существованию специальных психотехнологий, помогающих наиболее эффективно обрабатывать массовое сознание.
Поиски правды-истины трудны. Они требуют напряженного внимания, отрешения от субъективных мнений и личных пристрастий, осмысления всего комплекса фактов (обычно – противоречивых), логического анализа, умения мыслить самостоятельно.
Пора всерьез подумать: а чем же таким ужасным для СССР отмечен 1937 год? Или он был страшен для врагов Сталина, СССР, советского народа? Для кого этот год был роковым?
В народной памяти ничего кошмарного и рокового не было связано с 1937 годом. Напротив, вся вторая половина 30-х годов для советского народа (исключая руководящие круги) представлялась временем больших успехов, улучшения жизненного уровня, веры в лучшее будущее.
Показательно, что в проникнутой антисоветским духом «Хронике человечества» Бодо Харенберга (1996) события в СССР 1937 года описаны так:
«В Москве состоялся второй процесс по делу «параллельного антисоветского троцкистского центра». На основании сфабрикованного обвинения в организации саботажа и диверсий 13 обвиняемых (из 17) приговорены к смертной казни…
Начала работу первая советская дрейфующая исследовательская станция Северный полюс…
Опубликовано сообщение о вынесении смертного приговора маршалу Советского Союза М.Н. Тухачевскому и группе других военачальников, обвиненных в шпионаже и предательстве…
Советские летчики совершили беспересадочные перелеты из Москвы в США…
Открыт судоходный канал Москва – Волга, построенный в основном заключенными…
Состоялись выборы в Верховный Совет СССР».
Кстати, характерная метаморфоза произошла с представлениями о строительстве чрезвычайно важного для столицы и всей страны канала Москва – Волга. Этому достижению была посвящена прекрасная комедия «Волга-Волга». Среди строителей канала было много заключенных, преимущественно уголовников. В те годы с ними встречались писатели (в их числе – М. Горький) и журналисты, да и сами заключенные писали о том, что они рады предоставленной возможности трудиться.
Кому-то такие слова покажутся лживыми. Но и позже, уже после смерти Сталина и «развенчании» культа его личности, не было никаких серьезных свидетельств очевидцев и участников стройки, жаловавшихся на каторжный труд. И понятно: неужели лучше гнить в тюремных камерах, чем трудиться? Только ворам в законе это было делом, недостойным настоящего «урки».
Мне, Р. Баландину, довелось встречаться с двумя замечательными людьми, трудившимися тогда на канале: другом В.И. Вернадского, геологом и географом, профессором Ленинградского университета Б.Л. Личковым и академиком Белорусской АН Г.И. Гарецким. Они были осуждены как националисты (русский и белорусский). Ни о каких ужасах того времени они мне в доверительных беседах не говорили. Это, конечно, частность, но показательная. Обширная переписка Личкова с Вернадским (у меня хранятся две толстенные папки) доказывает, что у политического заключенного условия жизни и работы были совсем не каторжные. Это конечно же не оправдывает тех, кто осуждал невиновных. Но значительная часть таких карателей, кто осуществлял репрессии против русских интеллигентов и лояльных к советской власти царских офицеров, была репрессирована именно в 1937 и 1938 годах (а с ними и многие доносчики).
Вот что записал в своем дневнике 7 июля 1937 года великий русский ученый-мыслитель В.И. Вернадский: «Вчера впервые более точные сведения, которым можно верить, о закрытом заседании судебного процесса (по делу Тухачевского. – Авт.)…
Ягода входил в заговорщический центр и принимал меры, создавая ложные судебные процессы и губил людей, чтобы охранить центр: «Тухачевский – Гамарник – Ягода»… Среди интеллигенции ясно слышится и распространено убеждение, что политика Сталина – Молотова – русская и нужна для государства. Их партийные враги – враги и русского народа, если брать его государственное выражение, несомненно, связанное с культурой».
…Обратимся к свидетельству известного немецкого писателя Лиона Фейхтвангера (еврея по национальности). Книга его называется «Москва. 1937» с подзаголовком «Отчет о поездке для моих друзей». Она была издана сначала в Амстердаме и почти одновременно – в Москве. Мы вновь обращаемся к ней, потому что объективно, вне своего замысла, автор будто предугадал, что ровно через полвека Москва 1987 года станет в значительной мере антиподом той, которая была в 1937-м, и миллионы обывателей с ужасом будут говорить о чудовищном терроре, царившем в стране полвека назад, и будут мириться с любыми деяниями своих бездарных и продажных правителей, лишь бы не повторился кошмар 1937-го.
Тогда через 4 года грянула самая разрушительная и кровавая война в истории человечества. Советский Союз в ней победил, умножив число дружественных социалистических государств. А через 4 года после 1987-го без явной войны СССР – вторая сверхдержава мира – был расчленен на куски, его население оказалось в экономическом и культурном провале, а русские стали вымирать.