После ареста Ягоды «Клубок» стал разворачиваться все быстрей и быстрей. В апреле 1937-го были арестованы М.М. Ольшанский (заместитель начальника автобронетанкового управления РККА), Г.Н. Кутателадзе (командир 9-го стрелкового корпуса Московского военного округа), К.В. Паукер (бывший начальник отдела охраны правительства), Р.А. Петерсон, а затем дивизионный комиссар М.А. Имянинников (заместитель коменданта Московского Кремля).
Все это время оставался на своем посту Тухачевский. Уже были собраны некоторые косвенные материалы, указывающие на его причастность к заговору. Например, в середине января 1937 года Сталин получил от корреспондента «Правды» в Берлине А. Климова письмо, в котором со ссылкой на достоверные источники в Германии тот сообщал о связи немецких правящих кругов с руководством Красной Армии и лично с Тухачевским.
По-видимому, сходные сведения были получены и от генерала Скоблила («Фермера») из Парижа. В послании упоминались циркулировавшие в белоэмигрантских кругах слухи о том, что в СССР готовится военный переворот. В апреле 1937 года начальник Главного управления РККА комкор С. Урицкий доложил Сталину и Ворошилову, что в Берлине поговаривают об оппозиции советскому руководству среди высшего комсостава Красной Армии.
На Тухачевского скопилось уже много компромата, и кольцо вокруг него стало сжиматься. На параде 1 мая, как мы знаем, поведение маршала ясно показывало, что он это понимает. Еще раньше Тухачевский стал чересчур «баловаться» коньячком, чего ранее за ним не водилось. Сестре он высказал сожаление, что не стал в юности музыкантом (как известно, он неплохо играл на скрипке и даже сам мастерил эти музыкальные инструменты).
Только 11 мая нарком обороны К.Е. Ворошилов подписал приказ о смещении Тухачевского и Якира. В ночь на 14 мая был арестован командарм 2-го ранга А.И. Корк.
Уже 16 мая, через день после ареста, Корк написал два заявления Ежову. Первое – о намерении произвести переворот в Кремле. Второе – о штабе переворота во главе с Тухачевским, Путной и Корком. По его словам, в заговорщическую организацию его вовлек Енукидзе, а «основная задача группы состояла в проведении переворота в Кремле».
Далеко не один Корк «раскололся» так быстро. Вот несколько примеров.
Сравнительно долго, около месяца, не давали признательных показаний работники НКВД Гай и Прокофьев (им, безусловно, требовались особая осторожность и предусмотрительность), но все-таки они сообщили о преступных связях своего шефа Ягоды с Тухачевским. Тогда же Волович показал на Тухачевского, как на участника заговора, обеспечивавшего поддержку заговорщиков воинскими частями.
Арестованный 6 мая комбриг запаса М.Е. Медведев (исключенный из партии за разбазаривание государственных средств) через день заявил о своем участии в заговорщической организации, «возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б.М. Фельдманом» («Известия ЦК КПСС», 1989, № 12).
Если Корк поспешил признаться в заговоре и назвал своих подельников, то хитроумный Ягода стал давать показания на Енукидзе, Тухачевского, Корка и Петерсона примерно через полтора месяца после ареста. А вот заместитель командующего МВО Б.М. Фельдман, арестованный 15 мая, уже на четвертый день признался в заговоре и начал выдавать соучастников.
Следствие, а вместе с ним и аресты новых подозреваемых одновременно шли по трем линиям.
По «Клубку» проходили Енукидзе, Корк, Петерсон, Медведев, Тухачевский, Путна, Якир. По «заговору в НКВД» – Ягода и его ближайшие подчиненные, в том числе начальник отдела охраны правительства К.В. Паукер и его заместитель З.И. Волович. А по делу «о военном заговоре» – Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман, Примаков, Путна.
20 мая Ворошилов издал приказ о перемещении Уборевича на должность командующего Среднеазиатским военным округом, а Гамарника – на должность члена военного совета того же округа. 22 мая были арестованы Тухачевский и Эйдеман.
Через три дня заключенный № 94 внутренней тюрьмы НКВД подписал признательные показания о руководстве заговором с целью государственного переворота. Этим № 94 был Тухачевский.
28 мая арестовали Якира, на следующий день – Уборевича.
30 мая Политбюро ЦК ВКП(б) постановило отстранить Гамарника и Л.Н. Аронштама, родственника жены Тухачевского, от работы в Наркомате обороны, а также исключить их из состава Военного совета при наркоме обороны. На другой день в квартире Гамарника раздался револьверный выстрел. Было сообщено о его самоубийстве (по другой версии – его застрелил во время ареста заместитель Ежова Фриновский).
1 июня последовал арест комкора М.В. Сангурского – заместителя командующего Дальневосточным фронтом, находившегося под покровительством Гамарника. Через четыре дня был арестован начальник бронетанковых войск Красной Армии комдив Г.Г. Бокий. С 1 по 4 июня проходило заседание Военного совета при наркоме обороны СССР пo делу Тухачевского и его товарищей, обвиняемых не в организации государственного переворота, а в шпионаже и вредительстве. При этом прозвучала фамилия Енукидзе (возможно, Ворошилов и Сталин просто проговорились).
В день окончания совещания Сталина постигло личное горе: скончалась в Грузии его мать Е.Г. Джугашвили. Однако дело «Клубок» было настолько важным, что Сталин даже не присутствовал на ее похоронах, организованных с беспрецедентной пышностью Л.П. Берией.
Вряд ли надо доказывать, что арестованные маршалы и генералы не были ни иностранными шпионами, ни диверсантами-вредителями. По их масштабам это было бы чересчур мелко. Даже сотрудничая с представителями других государств, главным образом Германии, они сохраняли самостоятельность и надежды стать во главе СССР и его вооруженных сил.
Якир сразу же после очной ставки с арестованным ранее Корком, как сообщили в 1989 году «Известия ЦК КПСС», «написал заявление Ежову, в котором признал себя участником заговора и что в заговор его вовлек Тухачевский в 1933 году. Уборевич, категорически отрицавший свое участие в шпионаже и вредительстве, показал, что заговор возник в 1934 году и тогда же его вовлек в заговор Тухачевский».
В недавно вышедшей книге Н.А. Зеньковича «Маршалы и генсеки» опубликованы показания Тухачевского, написанные им во внутренней тюрьме НКВД. По крайней мере значительная их часть правдива.
Маршал писал, что переворот первоначально планировался на декабрь 1934 года. Его пришлось отложить из-за покушения на Кирова; поднялась волна народного негодования, и эта реакция вызвала у заговорщиков опасения. (По-видимому, сказалось и то, что была усилена охрана руководителей государства.)
Молотов утверждал, что попытки произвести государственный переворот (покушение на Сталина?) были и в 1935, и в 1936 годах. Есть версия о попытке переворота 1 мая 1937 года. Во всяком случае, в тот день было отмечено, что на поясе наркома обороны Ворошилова был револьвер в кобуре, чего не наблюдалось никогда ни раньше, ни позже.
Нераспутанный «Клубок»
Казалось бы, в связи с арестами большого количества подозреваемых в заговоре и их признаниями «Клубок» должен был быть полностью распутан. Однако этого не произошло. До сих пор остаются оборванные и спутанные нити.
Сложности возникают уже потому, что выяснилось существование не одной, а трех заговорщических групп. У них могли быть разные цели, и большинство участников заговоров могли вовсе не знать о существовании еще двух групп. Многие из причисленных к заговорщикам могли быть просто «сочувствующими».
Во все три группы входил один лишь Тухачевский, а об их существовании знать еще могли только Ягода и кто-нибудь из его ближайших сотрудников. Конспирация была достаточно надежной.
Деликатность этого дела заключалась в том, что оно выводило на зарубежные связи, а одна из наиболее прочных нитей заговора вела в Германию. В тот период СССР не желал обострять отношения с Гитлером, поскольку его агрессивные устремления были тогда направлены на государства Центральной и Западной Европы.
Вот один из примеров того, как освещался в германской прессе заговор советских военачальников:
«Обвинения против Тухачевского были собраны полностью и объявлены в присутствии всех народных комиссаров: Тухачевский готовил переворот для того, чтобы объявить национальную военную диктатуру во главе с самим собой… Ни один человек никогда не узнает, что происходило на процессе…
Наводит на размышления тот факт, что к Тухачевскому присоединились три таких известных представителя младшего поколения, как Уборевич, Якир и Эйдеман. Если при этом еще учесть самоубийство Гамарника, который отвечал за политическое состояние армии и также принадлежал к младшему поколению, то дело становится еще более серьезным.
Тухачевский хотел быть «русским Наполеоном», который, однако, слишком рано раскрыл свои карты, либо же, как всегда, его предали в последний момент».
Здесь, как видим, все представлено прежде всего как некий конфликт «двух поколений» военачальников, а также как результат личных амбиций Тухачевского.
Не исключено, что даже такие высокопоставленные заговорщики, как Якир, не знали о готовящемся военном перевороте с убийством Сталина и его соратников (или делали вид, будто они об этом не догадываются). Во всяком случае, на такие мысли может навести заявление И.Э. Якира И.В. Сталину от 9 июня 1937 года:
«Родной близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы.
Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей – потом провал и кошмар, непоправимый ужас предательства…
Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства…
Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».