В июле 1936 года, разъезжая по Коломенскому району Московской области, Н.С. Хрущев призывал «искать врагов народа», «разоблачать вредителей и шпионов». Этой проблеме он посвятил свою речь на партийно-технической конференции Коломенского машиностроительного завода, после чего была арестована «вредительская группа» (21 человек). 15 августа бюро горкома, рассмотрев вопрос «О вскрытых фактах троцкистской контрреволюционной деятельности на Коломенском заводе», прямо связало это «дело» с приездом Н.С. Хрущева, санкционировав многочисленные аресты. Данные факты приведены в книге А.Н. Пономарева («Н.С. Хрущев: путь к лидерству»), знакомого с фондами Московского партийного архива. Отметим и то, что Хрущев практически никогда не выступал в защиту своих репрессированных подчиненных и товарищей по партии. Напротив, он принимал в этих репрессиях активнейшее участие.
Вообще, предпосылки для «ежовщины» возникли рано. К январскому пленуму ЦК ВКП(б) 1933 года после арестов групп левых и правых оппозиционеров Сталин понял, что с оппозицией внутри партии надо кончать. Тем более что и свидетельств оппозиционной деятельности бывших сталинцев было более чем достаточно, в том числе и среди членов ЦК ВКП(б). В этой связи кажутся странными события, происходившие вокруг ХVII съезда партии в начале 1934 года. Почему перед съездом были возвращены в партийные ряды Зиновьев, Каменев, Преображенский, Тер-Ваганян, Угланов? Зачем на съезде понадобилась серия самобичеваний Бухарина, Рыкова, Томского, Пятакова, Радека, Сокольникова, Ломинадзе? Почему Бухарин и Пятаков получили вскоре повышения по работе? Не проявилось ли в этом влияние очень весомых членов Политбюро, стоявших за более терпимое отношение к бывшим оппозиционерам?
Возможно, Сталин хотел продемонстрировать стране и миру свою объективность и стремление к сохранению единства партии. Но именно на данном съезде это единство оказалось под сомнением. Состав делегатов съезда был подобран Орграспредотделом во главе с Н.И. Ежовым. И все же, как выяснилось впоследствии, значительное число бюллетеней при голосовании состава руководящих органов партии было изъято, ибо не устраивало сталинцев.
Показателен и тот факт, что целый ряд руководителей, которые должны были по своему статусу перейти в полноправные члены ЦК, оказались избранными только в состав кандидатов (Мехлис – главный редактор «Правды», Булганин – председатель Моссовета, Багиров – 1-й секретарь ЦК КП(б) Азербайджана). А некоторые не попали и в число кандидатов (Маленков, Щербаков). Именно стремление избавиться от удачливых конкурентов, подняться по иерархической лестнице, свести счеты могло послужить стимулом для вышеперечисленных деятелей интриговать и зверствовать в период «ежовщины».
В дни работы XVII партсъезда проходило расследование ОГПУ по делу «Всесоюзного троцкистского центра». Оно показало неослабевающую угрозу троцкизма. Как мы уже знаем, в либеральных политизоляторах и вполне терпимых условиях ссылок кадровые «неотошедшие» троцкисты, репрессированные еще в 1927–1930 годах, обрастали значительным числом сторонников из новых оппозиционеров. Эти новые троцкисты принадлежали к разным слоям советского общества.
Да и положение внутри ОГПУ было не простым. Почему-то его долголетний руководитель (с 1924-го фактический, а с 1926-го официальный) В.Р. Менжинский не был избран на съезде в состав ЦК. Событие сенсационное! Быть может, причина тому – его длительная болезнь и ожидаемая смерть? Не потому ли на съезде членом ЦК был избран его первый заместитель Ягода? Но Менжинский умер только в мае 1934 года. На одной из фотографий похорон Менжинского Сталин запечатлен в состоянии крайнего изнеможения и усталости. Что-то тут непросто. Не началось ли уже тогда серьезное наступление на его позиции?
Вскоре после окончания съезда Бухарин был назначен главным редактором советского официоза «Известий». Он начал свои печатные выступления с призывов к соблюдению революционной законности и к смягчению политического режима в стране. Это уже само по себе было направлено против сталинской теории обострения классовой борьбы по мере успехов социализма. Зиновьев тогда же (как член редколлегии журнала «Большевик» – главного теоретического органа партии) опубликовал высказывания Энгельса, косвенно направленные против сталинской линии на частичную реабилитацию внешней политики дореволюционной России. Зиновьев вынужден был покаяться в очередной раз, но все-таки оказался без работы и пребывал в этом состоянии до своего ареста после убийства Кирова.
Неоднократно высказывалось мнение о том, что в «ежовщине» виноваты враги Сталина, пробравшиеся в карательные органы. Там были, конечно, троцкисты и сочувствующие им. Более того, в ряде мемуаров и публикаций приводились сведения о том, что среди работников НКВД (особенно на периферии) было немало белогвардейцев. Это подтвердил эмигрировавший на Запад в 1928 году крупный русский ученый-химик и антисоветчик, академик и генерал-лейтенант царской армии В.Н. Ипатьев. В его мемуарах «Жизнь одного химика» (США, 1946) отмечено:
«Многие бывшие офицеры царских гвардейских пехотных и кавалерийских полков были взяты на службу в войска особого назначения, состоящие в ведении ЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД…
Я часто задавал себе вопрос, почему бывшие офицеры из дворянских фамилий согласились идти на подобную службу, зная наперед, что они должны будут идти для усмирения крестьянских и рабочих волнений?.. Ответ на подобный вопрос я получал от лиц, которые были близки к этому учреждению. Те бывшие офицеры из буржуазных семей, которые решили идти в эти карательные отряды, оправдывали свое поведение желанием отомстить крестьянам, которые разрушили имения их отцов, украли все их состояние… С точки зрения как культурного человека, так и христианина такое поведение заслуживает только одного: презрения; идейный коммунист, который убивает своего политического противника, хотя также достоин глубокого порицания, но все же может найти себе защиту в своих действиях, чем офицер-палач, который вымещает свою злобу на совершенно невинных людях».
Итак, после разгрома оппозиции и уничтожения заговорщиков «Клубка» Сталин вновь оказался перед пропастью. Он должен был нанести упреждающий удар большой силы. По-прежнему ему грозил непримиримый враг Троцкий, имевший значительную поддержку не только за рубежом. Через троцкистское подполье в СССР, через сохранившиеся обрывки связей в высших сферах Советского Союза Троцкий имел вполне реальные возможности влиять на события внутри страны. Его центр за границей мог стать дополнительным (если не решающим) фактором для политических изменений в партии и государстве.
Ежовский террор 1937 года не был сумбурной кровавой вакханалией, вызванной преступной страстью маньяка или просто тирана. Репрессии были в немалой степени оправданы соображениями государственной безопасности. Когда дополнительно рассекретят архивы (очень секретные будут открыты, вероятно, нескоро), наши предположения могут получить более надежное документальное обоснование. Антитроцкистская кампания вовсе не являлась «охотой на ведьм».
В своем последнем слове подсудимый Н.И. Ежов на судебном заседании 2 февраля 1940 года, в частности, сказал:
«При проверке партдокументов (в 1935 и 1936 годах. – Авт.) по линии КПК и ЦК ВКП(б) мы много выявили врагов и шпионов разных мастей и разведок. Об этом мы сообщили в ЧК, но там почему-то не производили арестов. Тогда я доложил Сталину, который вызвал к себе Ягоду, приказал ему немедленно заняться этими делами. Ягода этим был очень недоволен, но вынужден был производить аресты лиц, на которых мы дали материал».
Действительно, Ягода вел достаточно сложную политическую игру, о которой отчасти догадывался Сталин.
Вечером 25 сентября 1936 года из Сочи Сталин и Жданов послали Кагановичу, Молотову, Ворошилову и Андрееву шифровку за № 1360/ш, переданную только по каналам партийной связи и не продублированную по линии связи НКВД, чтобы Г.Г. Ягода не узнал о ее содержании. Там, в частности, говорилось: «…Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост Наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова. Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова с НК связи и назначить на пост НК связи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно… Четвертое. Что касается Комиссии партконтроля, то Ежова можно оставить по совместительству председателем Комиссии партконтроля с тем, чтобы он 9/10 своего времени отдавал НКВД, а первым заместителем Ежова по комиссии можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича. Шестое. Само собой разумеется, что Ежов остается секретарем ЦК».
Среди заговорщиков группы Енукидзе – Тухачевского – Ягоды был некогда близкий к Троцкому дипломат и член ЦИК СССР Д.М. Карахан. Вот что показал на допросе 25 апреля 1937 года бывший заместитель Ягоды Г.Е. Прокофьев:
«Среди лиц, тесно связанных с Ягодой, особо выделяются Уханов и Карахан… Уханов часто бывал у Ягоды и на квартире, и в НКВД, приходил всегда без доклада прямо в кабинет, где долго оставался наедине с Ягодой. Я сам много раз убеждался в том, что Ягода никого не принимал, когда Уханов у него в кабинете. У них шли секретные разговоры. Уханов имел отношение к правым еще в период пребывания Угланова секретарем МК. Карахан имеет давнишнюю очень тесную связь с Ягодой. Эта связь продолжалась до последнего дня. Карахан неоднократно посещал Ягоду в наркомсвязи и до и после пленума ЦК (февральско-мартовского 1937 года. – Авт.). Ягода располагал о Карахане компрометирующими материалами о разложении, и этот материал, очевидно, использовал как свой обычный метод вербовки нужных ему людей. Мне приходилось заходить в кабинет Ягоды как в НКВД, так и в наркомсвязи, когда бывал там Карахан. Каждый раз разговор между ними прерывался и искусственно переводился на иную тему».