Слишком формально подошел уважаемый автор к понятию «интеллигенция», причисляя сюда только тех, кто получил высшее образование. Тут бы употребить хотя бы западное – «интеллектуал» (хотя получение диплома еще вовсе не гарантирует наличие высоких или даже средних интеллектуальных способностей). Но главное не в этом. Упрекать Сталина в «зажиме» интеллигенции или тем более «глумлении» над ней несправедливо. Именно благодаря его политике население России из преимущественно безграмотного или малограмотного превратилось в народ с едва ли не самым высоким интеллектуальным потенциалом в мире. И не заемным, как у американцев, а собственным.
Есть люди с высшим образованием, использующие свои знания на деле, в труде; а есть и «образованцы» (кажется, выражение А.И. Солженицына), стремящиеся заполучить работу полегче, пристроиться на «тепленьком» местечке, где есть возможность прикарманивать государственные денежки, различные материальные ценности или перейти на руководящую партийную работу. Не секрет, что подавляющее число экономических преступлений совершают люди с достаточно высоким уровнем образования.
Как нам представляется, рост числа заключенных с высшим образованием в период с 1934 по 1941 год объясняется прежде всего общим повышением уровня образованности в стране. Сказывалось и увеличение доли экономических преступлений. Вдобавок, основной вал репрессий прошелся по «высшим слоям» советского общества, захватил множество руководящих работников, прежде всего в ОГПУ – НКВД и армии, но более всего – в партийных органах. Это лишний раз подчеркивает тот факт, что репрессии были не против народных масс, а против партийно-государственных руководящих работников.
Интеллигенция при этом тоже страдала, но в меньших масштабах. То, что недоверие к «образованцам» было вполне оправдано, показывает неопровержимый опыт «перестройки», развала и расчленения СССР, стремительного обнищания России за счет невероятного по масштабам и беспрецедентного в мировой истории вывоза капиталов и национальных богатств за рубеж. Все это осуществили, а также обеспечили «интеллектуальной» и пропагандистской поддержкой именно широкие и толстые слои «образованцев», людей, особенно склонных не только к обману, но и самообману.
Отличие их от интеллигенции в том, что они стремятся приобрести максимум материальных, а не духовных благ. Когда таких людей в обществе становится особенно много, когда они проникают во властные и идеологические структуры, тогда общество становится по духу своему буржуазным, но не интеллигентным. Это и стало одной из основных причин поражения России – СССР в идеологической войне с Западом в конце XХ века.
Однако вернемся к теме репрессий довоенных лет. Очистился ли благодаря им советский народ от внутренних врагов и враждебных элементов? Отчасти – да. Но, к сожалению, только отчасти.
«Позднее, во время войны, – пишет В.Н. Земсков, – выяснилось: десятки тысяч людей, всегда испытывавших ненависть к советскому общественному и государственному строю и мечтавших устроить массовую резню коммунистов, что побуждало их стать активными пособниками фашистских захватчиков, избежали в 1937–1938 гг. ареста по той причине, что не вызывали у органов НКВД особых подозрений в силу своего показного «верноподданничества»… Органы НКВД (особенно при Н.И. Ежове) в основном занимались не настоящей классовой борьбой, а ее чудовищной имитацией в широких масштабах…»
Надо лишь заметить, что дело не только в «имитации». По вполне объективным причинам выявить тех самых затаившихся врагов, о которых упомянул Земсков, не так-то просто, если не сказать – невозможно. В любом государстве есть немалый процент недовольных и даже враждебно настроенных к нему приспособленцев, порой занимающих руководящие посты (что опять-таки наглядно показал опыт «перестройки» и расчленения СССР).
Репрессии, размах которых, как мы знаем, принято чрезмерно преувеличивать, благоприятствовали карьере ряда крупных работников партии, НКВД, в частности, Ежова и Хрущева. Было бы слишком долго перечислять должности, которые занимал Ежов. Награды и звания сыпались на него дождем.
В конце концов, он поднялся к самым вершинам партийного руководства и стал кандидатом в члены Политбюро. Столица Карачаево-Черкесской Республики была переименована в Ежово-Черкесск (несмотря на некоторую комичность такого сочетания слов).
Однако в январе 1933 года его стремительное восхождение было остановлено: пленум ЦК осудил перегибы в репрессиях. Против Ежова все более открыто интриговал Маленков.
После мартовского 1938 года процесса над рядом крупнейших деятелей партии и государства аресты и расстрелы широко прошлись по руководящим кадрам во всех сферах советского общества. Это было, можно сказать, «лебединой песней» Ежова.
На январском пленуме 1938 года произошло важное событие: в состав Политбюро был избран И.С. Хрущев, пока еще в качестве кандидата в члены. Меньшевик в 1917 году, троцкист в 1923–1924 годах, вовремя «раскаявшийся», участник троцкистской оппозиции, выдвиженец Л.М. Кагановича. Он ловко приспосабливался к меняющимся условиям, под видом простачка умел нравиться начальству, мог быть энергичным, а то и ретивым исполнителем (и хитрым интриганом).
Хрущев сумел показать себя свирепым борцом против правой оппозиции, которая имела большой вес в Московской партийной организации. Будучи первым секретарем МК в 1935–1937 годах, он без удержу проводил партийный террор, то и дело звонил в московское управление НКВД и требовал ужесточения и ускорения репрессий (это управление возглавлял муж сестры Аллилуевой – С.Ф. Реденс). Никита Сергеевич настаивал на том, чтобы по масштабам борьбы с оппортунистами столица опережала периферию. Январский пленум 1938 года осудил как раз ту линию, которую проводил Никита Сергеевич. Но снят с понижением был не Хрущев, а Реденс, отправленный в Казахстан наркомом внутренних дел союзной республики (в ноябре того же года Реденс сам угодил в маховик репрессий).
А вот Хрущев ухитрился пойти на повышение, став первым секретарем ЦК ВКП(б) Украины, он сменил члена Политбюро ЦК ВКП(б) С.В. Косиора, истребившего на Украине все партийные кадры Постышева и переведенного в Москву. На своем новом месте Никита Сергеевич припомнил, как украинские коммунисты дружно выступили против него в 1936 году, когда Хрущеву не помогло даже покровительство Кагановича и Молотова.
Теперь на Украине к косиоровским жертвам прибавились хрущевские. Особенно обильной была кровавая жатва, собранная будущим «борцом с культом личности» в Киевском военном округе.
В апреле 1938 года для Ежова прозвенел «первый звонок»: его назначили по совместительству наркомом водного транспорта. Значит, ему подыскивали замену. Ежов все чаще уходил в запой. Маленков предложил заменить его первым секретарем ЦК КП(б) Грузии Л.П. Берией.
В мае 1938 года покончил жизнь самоубийством начальник управления НКВД по Московской области Каруцкий. Для Ежова это был тяжелый удар. Еще более сильный удар ждал его через месяц, когда бежал к японцам Г.С. Люшков.
Репрессии обрушились теперь на ежовское окружение. Осенью 1938 года был снят с должности начальник Московского управления НКВД Цесарский. Тогда же, катаясь в лодке по Москве-реке, застрелился секретарь Ежова.
5 ноября был арестован руководящий работник НКВД Дагин, он отвечал за охрану членов правительства. На следующий день застрелился комендант Московского Кремля Рогов и был арестован начальник контрразведывательного отдела НКВД Минаев-Цихановский. 12 ноября грянул выстрел в Ленинграде: покончил с собой близкий соратник и выдвиженец Ежова, бывший начальник секретно-политического отдела НКВД М.И. Литвин.
15 ноября случилось нечто загадочное. Утром не явился на работу нарком внутренних дел Украины Александр Успенский. Он тоже был выдвиженцем Ежова и соратником Н.С. Хрущева, с которым они совместно проводили жесточайшие репрессии в республике.
Накануне поздно вечером Успенский неожиданно вернулся в наркомат в штатском, с чемоданом. Работал всю ночь, утром ушел пешком и… пропал. Дома его не оказалось, на работу он не вернулся. В его кабинете лежала записка: «Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки». Содержание странное, если учесть совет искать труп в определенном районе.
На берегу Днепра действительно обнаружили… нет, не тело утопленника, а одежду Успенского. По непонятной прихоти самоубийца решил отправиться на тот свет раздетым. Одно уж это заставило предположить, что нарком постарался уйти не из жизни, а от карательных органов. Догадка подтвердилась, ибо поиски тела в реке и на обоих берегах окончились безрезультатно.
Начались поиски несостоявшегося утопленника. А он тем временем метался по стране с поддельными документами. Арестовали его жену, и она вспомнила, что видела дома паспорт на имя Шмаковского с фотографией мужа. Успенского задержали в апреле 1939 года на Южном Урале. По его словам, предупреждение об аресте он получил от Ежова. Хотя по другой версии, нарком подслушал разговор, в котором Хрущев предлагал Сталину арестовать Успенского.
Настал конец «ежовщине», унесшей многие десятки тысяч жизней и сломавшей сотни тысяч судеб. 19 ноября 1938 года Ежов был снят. Через неделю на его вакантный пост был назначен Берия.
В том же ноябре при загадочных обстоятельствах умерла жена Ежова Е.С. Хаютина-Файгенберг. Ее первый муж, директор Харьковского инструментального завода А.Ф. Гладун, был арестован весной 1939 года и показал, что Хаютина редактировала журнал «СССР на стройке», ответственным редактором которого являлся Пятаков, и была тесно связана с троцкистами.
Ежов пил, опаздывал или совсем не являлся на работу, но все еще оставался наркомом водного транспорта. Председатель Совнаркома СССР Молотов вынес ему письменный выговор за нарушение трудовой дисциплины.
6 апреля 1939 года был арестован бывший первый заместитель Ежова по НКВД М.П. Фриновский. На очереди был сам бывший «железный нарком», долгое время державший страну в «ежовых рукавицах». Через три дня его арестовали при выходе из кабинета Маленкова в ЦК ВКП(б) на Старой площади.