В сталинском докладе неоднократно заходила речь о «недооценке роли и значения механизма нашего социалистического государства», о «непозволительно беспечном отношении к вопросам теории государства» и т. п. Признавалось, что в 1917 году «необходимо было… разбить вовсе государственную машину», однако тут же оговаривалось: «…но из этого вовсе не следует, что у нового пролетарского государства не могут сохраниться некоторые функции старого (то есть дореволюционного! – Авт.) государства».
Сказано это было достаточно осторожно… но перед нами все же явная «ревизия» прежних представлений, отразившая реальное изменение роли государства во второй половине 30-х годов. С этим изменением неразрывно связана «чистка» руководства на всех уровнях и во всех сферах, включая… армию».
Наконец, отметим еще одну цель, которую преследовал Сталин: укрепление единоначалия в стране (и в армии тоже). Это стало особенно важно перед войной и входило, по существу, в подготовку к ней. 4 мая 1941 года Сталин был назначен (по-видимому, по собственному предложению) Председателем Совета Народных Комиссаров СССР с заместителем В.М. Молотовым. А.А. Жданов назначался заместителем Сталина по Секретариату ЦК.
Через три дня было утверждено Бюро Совнаркома. Возглавил его Сталин, заместителем стал Н.А. Вознесенский. 30 мая постановлением Политбюро был упразднен Комитет Обороны при Совнаркоме СССР (под председательством – отметим – К.Е. Ворошилова!) и организована постоянная комиссия по Военным и Военно-морским делам при Бюро Совнаркома СССР в составе тт. Сталина (председатель), Вознесенского (заместитель председателя), Ворошилова, Жданова и Маленкова.
Как подчеркнул О.В. Хлевнюк, подобное совмещение должностей в Политбюро и Совнаркоме избавляло от излишней бюрократической волокиты и «повышало значение правительства и его аппарата в руководстве страной и выработке решений».
Накануне великой войны Сталин вынужден был избавляться от чрезмерно политизированных военачальников, тем более что многие из них входили в оппозицию. Не случайно после «незнаменитой», по определению А. Твардовского, финской войны была ликвидирована структура военных комиссаров, осуществлявших в то время функцию «партийного надзора» в армии.
Сталин понимал, что для новой войны требуются обновленная армия и ее командный состав. В.В. Кожинов верно отмечал: «Глубокое и точное предвидение новой войны и основы необходимой в ней стратегии разработали вовсе не Тухачевский со товарищи, а служившие в Красной Армии выдающиеся военачальники Первой мировой войны – А.А. Свечин (до октября 1917-го генерал-майор, начальник штаба Северного фронта), А.Е. Снесарев (генерал-лейтенант, командующий корпусом), В.Н. Егорьев (генерал-майор, командующий корпусом) и другие. Тухачевский же в 1920-х – начале 1930-х был их непримиримым противником, обличал их как «антисоветских» и «антиреволюционных» стратегов, и все они еще в 1930 году были арестованы».
Активизировав репрессивные органы госбезопасности, Сталин осуществил, можно сказать (в значительной мере условно, преувеличенно), антипартийный, подлинно государственный переворот. Это означало окончательный отказ от прежних революционных установок на диктатуру пролетариата, тем более в мировом масштабе. Нельзя было игнорировать принципиальные социальные изменения в обществе, повышение не только роли, но и количества разного рода служащих, интеллектуалов, деятелей культуры. Государственная, в основе своей консервативная идеология теперь должна была преобладать над партийно-революционной.
Была теоретическая возможность опираться на партию, позволяющая установить абсолютное единовластие при господстве одной идеологии. Но коммунистическая ленинская партия (как подчеркивалось – большевиков) имела в своей программе иные положения. Если открыто, официально их менять, то тогда пришлось бы попасть под огонь критики, обвиняющей в отступлении от марксизма-ленинизма, ревизии этого революционного учения. Так что теоретические возможности в данном случае вступали в явное противоречие с практическими последствиями. А создавать специальные труды, обосновывающие новые установки, не было времени. Удивительно уже то, что Сталин рискнул посягнуть на приоритет большевистской партии как ведущего отряда пролетариата во всех общественных проблемах.
Сталин сознавал, что политизация экономики и культуры должна быть существенно ограничена. А партия – именно политическая организация. Она имеет свои собственные интересы, порой заметно отличающиеся от государственных. Партийные руководители слишком часто бывают некомпетентными в вопросах промышленности, культуры, сельского хозяйства, вооружения, военного дела. И когда такие люди курируют все области общественной деятельности, это не сулит ничего хорошего. Страдают государственные интересы.
Вот почему Сталин дал указание Ежову проводить репрессии предельно широко и преимущественно среди партийных руководителей, не согласных со сталинской генеральной линией. Политическая партия в его системе должна быть одна и едина, а ее роль – прежде всего идеологическая, пропагандистская. Появление фракций чревато переходом к многопартийной системе, сопряженной с политическими интригами, демагогией, прилюдной грызней, идейным разбродом, переносом главных интересов общества на борьбу за власть и привилегии вместо интеллектуального и экономического развития.
Когда «ежовщина» достигла угрожающих масштабов и НКВД стал превращаться в орган, стоящий над партией, армией, хозяйственниками, местным самоуправлением (и без того слабым), пришлось пожертвовать Ежовым и репрессировать значительную часть его мощной группировки. Вновь установилось динамическое равновесие в своеобразной сталинской многопартийной системе, где разделение было установлено не по политическим, а по государственным, общественным и, можно сказать, корпоративным интересам.
В конце 30-х годов Сталин окончательно определился не как партийный лидер (кем он был официально), а как крупнейший государственный деятель.
Ему удалось создать, сплотить общество нового типа, небывалого в истории человечества. Суть этого общества – народовластие. Его характеристику дал писатель и философ А.А. Зиновьев (бывший антисоветчик, проживший на Западе около 15 лет) в книге «Нашей юности полет». Он привел слова следователя, допрашивавшего его уже в послевоенное время на Лубянке:
«Ты, сопляк… не знаешь еще, что такое народ и что такое власть. И запомни: выражение «враг народа» – не пустышка для пропаганды и не абстрактное обобщение, а точное и содержательное понятие, отражающее сущность эпохи. Тот, кто восстает против Сталина, восстает против народа. Он есть враг народа. Мы, органы, выражаем волю народа».
Потом, скрываясь от органов и скитаясь по стране, я присматривался к власти и народу. Мне достаточно было всего несколько месяцев, чтобы понять, как прав был тот следователь. Я с абсолютной ясностью понял одно: противопоставление народа и власти в нашем (сталинском) обществе лишено смысла, что власть здесь есть прежде всего организация всего народа в единое целое. Сталинизм способствовал созданию новой сети власти, вырастал на ее основе, но вместе с тем противостоял ей, боролся против нее, стремился сдержать ее рост.
Миллионы шакалов устремились в эту сеть власти. И не будь сталинской сверхвласти, они сожрали бы все общество с потрохами, разворовали бы все, развалили. Когда эта сеть власти приобрела более менее приличный вид, сталинизм как форма власти был отброшен.
Народовластие закончилось, и власть перешла в руки «законной» партийно-государственной системы».
Западное направление
Итак, по нашему мнению, в конце 1930-х годов, после ликвидации партийной оппозиции и «ежовщины», Сталина беспокоила не борьба за власть, а необходимость обеспечить безопасность Советского государства. Это уже особая тема, которой мы коснемся лишь потому, что за последние 15 лет в массовое сознание упорно внедрялась мысль: пакт «Молотова – Риббентропа» был позорным соглашением с фашистами, а Финская война была захватнической, закончившейся поражением СССР после огромных потерь (более миллиона человек).
Серьезные историки могут усмехнуться: зачем, мол, обсуждать столь нелепые домыслы? Они пущены профессиональными дезинформаторами типа бывшего партбосса Яковлева и кагэбиста предателя-перебежчика Резуна (он постарался подгадить еще и тем, что публиковался под фамилией «Суворов»). Однако на массы наших изрядно запутавшихся интеллектуалов подобные фальшивые версии произвели ошеломляющее действие. Да и теперь все те, кто так или иначе содействовал развалу СССР, а потому стремится оправдать (хотя бы перед самим собой) это, охотно готовы поверить в любые преступления и прегрешения сталинского режима.
Как же следует оценивать пакт Молотова – Риббентропа? Сразу надо сказать: если благодаря ему СССР получил возможность лучше подготовиться к предстоящей войне, то для будущей победы это был мудрый шаг. Но если этот сговор был заключен со стороны СССР с агрессивными целями захвата территории Польши и Финляндии, то это не только прискорбный, но и преступный акт. А если еще вдобавок он дезориентировал Сталина, заставив поверить в долгий мир с Гитлером, то это и вовсе характеризует вождя СССР с самой дурной стороны и делает полностью ответственным за первоначальные жесточайшие поражения Красной Армии. В таком случае все его предвоенные мероприятия (прежде всего репрессии) выглядят очень неприглядно.
Правда, тогда возникает другой вопрос: каким образом, несмотря на все эти роковые просчеты, СССР смог победить фашизм? Ведь на стороне Германии была почти вся мощь континентальной Западной Европы, а СССР поначалу потерял обширные территории, на которых находилось 40 % населения страны. С учетом всего этого (Второй фронт был открыт после серии крупнейших побед Красной Армии) победа выглядит поистине чудом. Или Гитлер был необыкновенно глуп, равно как и все его военачальники, а у нас были сплошь гении военного искусства во главе с маршалом Жуковым?.. Впрочем, Верховным главнокомандующим был все-таки Сталин…