«Тогда Сталин на все мои сомнения и возражения заявил:
– Ну хорошо, а если я вместе с Вами поведу борьбу против Мехлиса, то, как вы думаете, мы – мы справимся?
Я откровенно ему сказал:
– Как будто бы по логике вещей должны бы справиться, но Вы имеете в виду, что Мехлис такой человек, что он может черт знает что наделать и из любого положения способен выкрутиться.
Сталин усмехнулся:
– Он нас с Вами вместе может разгромить?
– Вас-то не разгромит, а меня вот разгромит, – отвечаю.
Но решение все-таки состоялось».
Когда в 1940 году после советско-финской войны было сменено все руководство РККА, Мехлиса тоже было решено снять с поста начальника ПУРа РККА. Хитрый Лев Захарович подговорил нового наркома обороны маршала С.К. Тимошенко написать Сталину записку с просьбой оставить его, Мехлиса, в армии.
«Я был свидетелем, – писал Хрулев, – когда Сталин получил записку Тимошенко и говорит:
– Вот наивный человек! Ему хотят помочь, он не понимает этого; он хочет, чтобы ему Мехлиса оставили. А Мехлис, пройдет три месяца, его столкнет. Он хотел и Ворошилова столкнуть. Мехлис сам хочет быть военным наркомом».
Выходит, Сталина не беспокоили карьерные интриги его подчиненных. Он считал, что держит кадровую ситуацию под контролем. Мехлис его устраивал, пожалуй, во многом потому, что тот ревниво следил за своими конкурентами, а то и доносил на них. А вождю надо было знать и использовать даже такую сомнительную информацию. Возможно, ему нравилось выяснять всю подноготную своего ближайшего окружения, чтобы эффективно управлять ими. Для него это был, прежде всего, аппарат власти, требующий постоянного контроля. Он сознавал свое интеллектуальное превосходство над этими людьми, да и над своими политическими противниками, включая очень неглупых государственных деятелей разных стран, тоже.
Однако из этого не следует делать вывод, будто он был обуян жаждой власти или наслаждался собственным культом. Он и к себе, пожалуй, относился как к важной детали механизма управления обществом. Секрет его величия прост: он очень много работал, стараясь вникать в сотни, тысячи проблем, которые требовали оперативного и ответственного решения. При этом он вынужден был постоянно учиться, чтобы действовать самостоятельно, а не находиться на помочах, под опекой многочисленных подсказчиков, советников, имиджмейкеров, составителей докладов и тезисов, как это повелось после смерти Сталина у его преемников.
Управляя гигантской страной в необычайно трудные для нее времена, он совершал, естественно, ошибки, порой серьезные. Для достижения своей цели не щадил ни себя, ни других, и весь вопрос в том, какой была эта цель. Она не была сугубо личной, клановой, узко классовой. Сталин все силы положил на то, чтобы создать великое государство, где осуществляется народовластие. И ему это удалось, несмотря на колоссальные трудности. Вождь понял и поддержал советский народ – только этим и можно объяснить достигнутые победы в труде и сражениях.
Жестокое испытание
Поражение Красной Армии в первые месяцы войны едва не стало роковым для СССР и конечно же для Сталина. О том, как он вел себя в это время, существуют (до сих пор, несмотря на опубликованные документы!) противоречивые сведения.
Совсем недавно Б.С. Илизаров в книге «Тайная жизнь Сталина» повторил версию, согласно которой в начале войны от полнейшего разгрома страну спасли смелые и находчивые его более молодые соратники. «В первые дни войны, когда он, как говорят, струсил и растерялся, они посмели проявить самостоятельность…»
Действительно, такие разговоры были. О полной деморализации Сталина первой сообщила геббельсовская пропаганда. Об этом писалось и в листовках, которые разбрасывались с гитлеровских самолетов. Это все понятно: в период «горячей» войны продолжается идеологическая, в которой все средства хороши.
В 1956 году на XX съезде Н.С. Хрущев сообщил: «Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:
– То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно потеряли.
После этого он долгое время фактически не руководил операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно предпринимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте.
Таким образом, грозная опасность, которая нависла над нашей Родиной в первый период войны, явилась во многом результатом порочных методов руководства страной и партией со стороны самого Сталина».
Можно было бы и не опровергать пункт за пунктом все эти утверждения Хрущева, но в наше время очень многие люди больше верят слухам, чем очевидному. Поэтому приведем свидетельство маршала Г.К. Жукова, который постоянно встречался со Сталиным до и после начала войны.
За несколько часов до нападения гитлеровцев на СССР нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков пришли в кабинет Сталина и доложили: перебежавший к нам немецкий ефрейтор сказал, что вскоре начнется наступление германских войск.
Сталин спросил: может быть, немецкие генералы подбросили дезинформатора, чтобы спровоцировать военный конфликт? Тимошенко ответил отрицательно: судя по всему, перебежчик говорит правду.
Сталин созвал Политбюро. На совещании было решено дать директиву о приведении всех войск приграничных округов в боевую готовность. В ней предписывалось подготовиться к возможному внезапному нападению немцев «в течение 22–23.6.41 г.». Требовалось «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». В то же время приказывалось:
«а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность… Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
21.6.41 г.
Тимошенко, Жуков».
Надо иметь в виду, что немецкое нападение, согласно агентурным сведениям, ожидалось еще в мае. Возможно, это была дезинформация, рассчитанная на то, что после нескольких не оправдавшихся сообщений русские не поверят в возможность начала войны 22 июня. Одновременно шла нарочитая «утечка информации» из германского генштаба о подготовке к активным действиям против Англии. Нет ничего удивительного, что Сталин сомневался в сообщении немца-перебежчика.
Теперь подумаем: а что следовало бы предпринять Сталину в случае полнейшего доверия к полученной информации, кроме принятия приведенной выше директивы? Наиболее радикальное решение – нанести противнику упреждающий удар. Но для этого надо было бы произвести передислокацию войск, подготовить авиацию, артиллерию, танки… За считаные часы сделать все это можно разве что в воображении. Никаких агрессивных планов наш Генштаб не разрабатывал, а потому и не готовил вероломного нападения на Германию. Сталин делал все возможное для того, чтобы отдалить хотя бы на год войну, которую считал неизбежной и к которой готовил народ и страну несколько лет.
В 3 часа ночи в Москву стали поступать сообщения о начале военных действий со стороны немцев. В 3 часа 40 минут Жуков позвонил на дачу Сталина. Вождь спал. Другими словами, он не ожидал начала войны? Оказывается, не совсем так.
По свидетельству Жукова: «В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генштаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность…
После смерти Сталина появилась версия о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно другой…»
Да, в момент нападения гитлеровцев Сталин спал. Очень недолго. Еще в половине первого ночи он спросил у Жукова, передана ли директива в округа, и получил утвердительный ответ. Хотя, как позже выяснилось, телефонная связь со многими частями была уже перерезана немецкими диверсантами.
Узнав о начале войны, Сталин долго молчал. Возможно, эту минуту или несколько минут молчания можно бы считать растерянностью. Хотя всякий здравомыслящий человек согласится, что тот, кто струсил или растерялся в столь страшный момент, да еще спросонок, или свалится в обморок, или впадет в истерику, или начнет нести околесицу.
Сталин думал, что надо предпринять. Приказал: «Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро».
Дальше, согласно воспоминаниям Жукова, продолжалась постоянная работа Сталина, пытавшегося руководить войсками (хотя в хаосе первых дней это плохо удавалось из-за не налаженной постоянной связи) и организовывать отпор врагу.
В 12 часов дня 22 июня по радио прозвучала речь Молотова о начале войны.
Почему не выступил Сталин?
На этот вопрос и постарался – на свой лад – ответить в своих воспоминаниях Хрущев. Весьма показательно, что его версия оказалась созвучной с фразой, записанной Геббельсом незадолго до начала войны: «Сталин и его люди совершенно бездействуют. Замерли, словно кролик перед удавом».
В хрущевских воспоминаниях есть ссылка на свидетельство Берии (которого по его приказу убили, представив врагом народа): «Сталин был совершенно подавлен морально… И ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу…
После того как Сталин себя так повел, прошло несколько дней. Мы решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности, с тем чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны».