Начнем с того, что Сталин, видимо, сам предчувствовал свою скорую кончину. За пять месяцев до смерти, в октябре 1952 года на XIX съезде партии он внес предложения, которые можно считать его политическим завещанием:
1) Отменить пост генсека и вместо него создать коллективный секретариат.
2) Ввести в состав Президиума ЦК (прежнее Политбюро) большое количество представителей более молодого поколения.
3) Отказаться от жесткого партийного контроля над органами советской власти.
Съезд принял соответствующие решения. Казалось, воля вождя была выполнена. Но в действительности вышло иначе.
Тогдашняя партократия, особенно ее старшая по возрасту часть, была недовольна такими решениями. И в течение считаных месяцев после смерти Сталина они были забыты напрочь. Следовательно, согласие с предложениями Иосифа Виссарионовича было не более чем хитрой уловкой. В «устранении» вождя были заинтересованы многие высокопоставленные партийные деятели. Но, несмотря на настойчивую просьбу Сталина, они не посмели («народ не поймет!») лишить его должности генсека.
В условиях централизованной системы сказывался еще один очень важный фактор – личностный. Внутри очень расширенного Президиума ЦК по предложению Сталина создали неуставной орган – Бюро Президиума ЦК из 9 человек («девятка»), а внутри ее – руководящая пятерка: Сталин, Маленков, Берия, Хрущев, Булганин (перечислены по степени значения). Их дополняли: Сабуров (человек Маленкова), Первухин (человек Берии) и ветераны сталинской гвардии: Каганович и Ворошилов. Взаимоотношения между этими людьми во многом стали причиной важных событий, произошедших в последующие годы. Эти люди, прошедшие через горнило жестоких репрессий в руководстве страны и партии, нередко не щадившие своих товарищей, в силу объективных обстоятельств оказались в конфронтации друг с другом. Кому-то из них суждено было стать вторым человеком в партии и государстве, а следовательно – преемником вождя. На XIX съезде таким человеком обозначился Маленков.
Последний из ждановцев, Косыгин, еще в 1949 году был переведен из членов Политбюро в кандидаты. Оттесненные на задний план ветераны сталинской гвардии на съезде получили серию дополнительных ударов: так Андреев лишился почти всех своих постов и стал простым членом ЦК.
На организационном пленуме ЦК XIX созыва Сталин резко обрушился на Молотова и Микояна. Этим он ясно показал свою ориентацию на молодые кадры. Такая политика особенно беспокоила Маленкова. Опасения его усугублял П.К. Пономаренко, который стал все чаще показываться вместе о руководящей пятеркой. Среди ветеранов Маленков чувствовал себя достаточно уверенно. Его поддерживал Хрущев (пока), а значит – и Булганин. Однако Сталин, наряду с выдвижением Пономаренко, перешел к сложному политическому маневру, полный смысл которого не ясен до сих пор. Во всяком случае гонения на Берию к этому времени ослабли. Сталин осуществлял свою всегдашнюю систему противовесов на вершине власти. Ведь к этому времени Маленков, особенно после «свержения» ленинградцев, приобрел большую власть и жесткой кадровой политикой продолжал укреплять свои позиции. Н.Н. Жуков отмечает: «Могла насторожить… продолжавшаяся несколько месяцев ротация высокопоставленных сотрудников МГБ, смена республиканских министров: в июне – в Грузии; в августе – сентябре в Армении, на Украине; в феврале – в Латвии. В сентябре – начальника управления МГБ по Московской области. 15 декабря – арест некогда всесильного Н.С. Власика. Наконец, событие просто невозможное – отстранение в феврале 1952 года заведующего особым сектором ЦК, личного секретаря Сталина А.Н. Поскребышева. Ясным могло быть только одно: все это делалось при прямом участии руководителя… отдела ЦК по подбору и распределению кадров Н.Н. Шаталина, с довоенной поры соратника Маленкова, при прямом одобрении самим Маленковым».
…Сделаем небольшое отступление. На фотографии, изображающей Н.С. Хрущева на юге летом 1952 года, Никита Сергеевич стоит между генералом Стахановым (заместителем министра госбезопасности) и человеком с тяжелым взглядом, биографических данных о котором нельзя найти в советских энциклопедиях. Это – Игнатьев Семен Денисович (1904–1983); с 1920-м на работе в органах ВЧК, комсомоле и профсоюзах. В 1935 году закончил Промакадемию, где чуть раньше учился, вернее хронически не успевал, великовозрастный студент Хрущев. В «ежовщину» Игнатьев пошел вверх. В 1937–1946 годах – 1-й секретарь Бурят-Монгольского, а затем Башкирского обкомов ВКП(б). После возвращения Маленкова в секретариат ЦК партии Игнатьев работал в Белоруссии и Средней Азии. В 1950 году Маленков провел его на пост заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б). В 1951–1953 годах Игнатьев был министром госбезопасности СССР. На XIX съезде он стал членом президиума ЦК КПСС. Но уже в ноябре 1952 года у него начались неприятности. «Дела», которые он организовал по приказу Маленкова для подкопа под Берию, начали давать сбой.
Летом 1952 года в Москве по указанию Сталина был арестован Рухадзе. 14 ноября 1952 года из органов МГБ изгнали Рюмина. «Таким образом я стал банкротом, – впоследствии признался Рюмин, – и был снят с работы как не справившийся, оказавшись жертвой собственной фальсификации. – Как я помню, министр Игнатьев, объявляя мне о решении правительства, поздравил меня, сказав, что я сравнительно легко отделался, а вот он ожидает худшего». Признание крайне важное. Игнатьев был очень тесно связан с Маленковым.
Вот мнение Н.И. Мухина – автора спорной, очень тенденциозной, но довольно интересной книги «Убийство Сталина и Берии». Вопрос об объединении МВД и МГБ обсуждался уже давно и был проработан в деталях, но в четверг 5 марта на нем была поставлена точка. Если бы Сталин не заболел и провел заседание 2 марта, то точка была бы поставлена именно на плановом президиуме ЦК в понедельник… Персональный вопрос с заместителями нового министра МВД был решен Председателем Совмина Сталиным: ими стали Серов и Круглов. Игнатьев в новом министерстве не предусматривался, то есть в понедельник он был бы просто снят с должности… Смерть Сталина была для Игнатьева не просто выгодной, она, судя по всему, была для него спасением.
Анализируя карьерный рост некоторых высокопоставленных руководителей, Мухин пишет про Хрущева – «получил некоторое повышение»; про Маленкова – «получил чистое повышение»; а затем: «Резкий скачок вверх сделал только Игнатьев. Он из министра МГБ прыгнул на пост секретаря ЦК… и кроме этого, ему поручили партийное руководство МВД». И добавляет: «Итак, если мы решим задаться вопросом, кому была выгодна смерть Сталина, то по порядку карьерного скачка идут Маленков и Игнатьев, а за ними Хрущев. Если вы глянете на послужной список Игнатьева, в котором нет ничего значительного, то засомневаетесь в том, что эта серая незаметная мышь просто так прыгнула настолько высоко».
А вот высказывание П.А. Судоплатова, демонстрирующее не только его осведомленность, но и подверженность (в старости) к опрометчивым суждениям: «Увольнение Власика вовсе не означало, что Берия теперь мог менять людей в личной охране Сталина. В 1952 году, после ареста Власика, Игнатьев лично возглавил Управление охраны Кремля, совмещая эту должность с постом министра госбезопасности.
Все сплетни о том, что Сталина убили люди Берии, голословны. Без ведома Игнатьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окружения не мог. Этот старый, больной человек с прогрессирующей паранойей (! – Авт.), но до своего последнего дня он оставался всесильным правителем.
Он дважды открыто объявлял о своем желании уйти на покой, первый раз после празднования Победы в Кремле в 1945-м и еще раз на Пленуме Центрального комитета в октябре 1952-го, но это были всего лишь уловки (! – Авт.), чтобы выявить расстановку сил в своем окружении и разжечь соперничество внутри Политбюро».
Мы отметили в этой цитате два места, демонстрирующие силу внушенных стереотипов, воздействующих даже на таких неслабых людей, как П.А. Судоплатов (если, конечно, это не вставки в его текст каких-то заинтересованных лиц). Не являясь ни психиатром, ни лечащим врачом Сталина, Судоплатов уверенно ставит диагноз «прогрессирующая паранойя». Достаточно прочесть, как он в своей книге рассказывает о беседах со Сталиным, чтобы убедиться в полнейшей несостоятельности такого диагноза. Во всех случаях вождь предстает человеком умным, рассудительным, проницательным, компетентным, очень сдержанным. А ведь обсуждались непростые вопросы внешней разведки, которыми Сталин занимался в ряду множества других, порой значительно более сложных проблем. Так что в своей книге Судоплатов (или его редакторы?) повторил нелепое и лживое положение антисоветской пропаганды.
Вызывает сомнение и другое суждение уважаемого автора о тайных замыслах вождя. Это ведь тоже повтор мнения, высказываемого прежде всего явными недругами Сталина и СССР. Почему бы не предположить, что Иосиф Виссарионович действительно слишком устал от чудовищных перегрузок военных лет? И зачем ему было заниматься мелкими интригами, когда он находился на вершине мировой славы.
Обратим внимание на свидетельство (а не мнение) Судоплатова: «Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, и паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой – накануне семидесятилетия, в 1949 году».
Если Сталин был чем-то очень озабочен в последние месяцы своей жизни, то, по-видимому, судьбой государства после его ухода из активной политики или из жизни.
А вокруг него разворачивалось все более определенное соперничество за «сталинское наследство». Маленков, казалось, оттеснил Берию и Хрущева и поставил на важные (для захвата власти) посты своих людей.
Н.Н. Жуков пишет о событиях 1952 года, связанных с давно сложившейся службой охраны высоких должностных лиц страны (она на деле являлась самостоятельной структурой внутри МГБ): «22 апреля решением ПБ (Политбюро. –