Когда я наконец пришла домой, Раиса Максимовна тихо стонала. Я подсунула под нее тряпки и попыталась напоить кефиром. Но она обрыгала постель и мою новую кофточку.
Не знаю, как так случилось – видимо, я сильно разозлилась, – но я отхлестала ее по щекам. В квартире стояла вонь, и мне хотелось все бросить и сбежать.
Потом я переоделась и ушла, сказав ей: “Я тебя проучу, коза старая”.
Я не думала не возвращаться, но опять все сложилось так, что я не пришла домой. Себя я утешала мыслью о том, что нет ничего страшного в том, что бабка поголодает немного, ведь некоторые люди даже лечатся голодом.
Через два дня, когда я открыла дверь, Раиса Максимовна лежала тихо, будто в глубоком обмороке. Я испугалась и стала ее трясти. Неожиданно она открыла мутные глаза и совершенно четко сказала: “Как я тебя ненавижу, ты же не человек, а самое настоящее скотское отродье. Я проклинаю твое чрево, жри и давись. Жри и давись, будь свиньей, ведь ты и есть свинья…”
Больше она ничего не сказала. Может быть, я и плохой медик, но отличить мертвого человека от живого могу.
Раиса Максимовна умерла. Я переодела ее во все чистое. Убрала в комнате и стала думать, как мне теперь быть.
Потом я решила. Бабке восемьдесят пять лет, вряд ли ее будут анатомировать, чтобы узнать причину смерти. И если ее даже вскроют, я ведь ее не травила, а что желудок пустой, так пусть еще докажут, что это я ее не кормила, может, она сама не желала есть.
Я позвонила ее дочери в Израиль и сказала, что ее мать умерла во сне, без мучений. А еще сказала, что мы очень друг к другу привязались и что я не могу себе найти места от переживаний.
Утром из Израиля прилетела Агния, чтобы похоронить свою мать.
Она и вправду решила, что я была последней опорой и отдушиной для ее матери. Трехкомнатную квартиру она отдала мне, оформив дарственную.
Поплакав, Агния улетела назад, в Израиль.
С этого дня каждую ночь мне стала являться покойница, она мне мерещилась то в одном, то в другом углу.
Что-то невероятное произошло с моим организмом, я стала есть так много и так жадно, что вес мой рос не по дням, а по часам. Я уверена, что это на меня действует проклятие покойницы. Я погибаю, я заплываю жиром, и вот я решила снять со своей души груз. Если мне суждено умереть, то я не хочу умирать с грехом, который терзает мою душу.
Помолитесь обо мне и не осуждайте меня, ведь я искренне раскаиваюсь в том, что натворила».
Красавица, мне тебя будет не хватать(исповедь)
Из письма:
«Пишет Вам совершенно отчаявшийся человек. Несколько раз я уже пыталась Вам написать, но потом рвала свое письмо.
Если бы Вы только знали, как трудно рассказать о том, что искалечило мою жизнь, а потом превратило ее в кромешный ад.
Богом прошу прочитать мое письмо и не осуждать меня за то, что произошло.
Мне двадцать три года, зовут меня Аня, так же, как звали Вашу маму (об этом я узнала из Ваших книг).
У меня есть ребенок, инвалид с рождения, и больше, пожалуй, уже нет ничего и никого. Каждый мой день и час наполнен страданием, я выдохлась, и я совершенно не хочу жить. Если Вы не откликнетесь, я просто уйду из этого мира, забрав с собой свою дочь, чтобы и она тоже не мучилась.
Иногда мне кажется, что это просто страшный сон и когда-нибудь я проснусь и весь этот ужас уйдет вместе с ночью.
Когда мне было шестнадцать лет, мы с отцом поехали к бабушке. Она прислала письмо, в котором умоляла папу приехать к ней проститься, так как она тяжело болела и врачи сказали, что жить ей осталось примерно месяц.
Мама с нами поехать не смогла: не на кого было оставить скотину.
До бабушки нам нужно было ехать на поезде три дня. Папа мой служил в нашем городе и здесь познакомился с моей мамой. После армии он к своим родителям не вернулся. И вот че рез много лет мы ехали к его маме, чтобы она могла перед смертью повидать своего сына.
Чтобы осуществить эту поездку, наша семья влезла в долги.
Ехали мы с отцом в купе, так как других билетов не оказалось. Впервые в жизни я поехала так далеко, и мне было радостно от ощущения чего-то нового.
Бабушку свою я не знала и не испытывала сильных переживаний по поводу ее скорой смерти. А может быть, всему виной была безрассудная молодость.
Дорогой я читала журналы, пила чай с конфетами и смотрела в окно, замечая, как быстро мелькают березы.
С нами в купе ехал парень. Он искоса поглядывал на меня, и это меня смущало. Я старалась делать вид, что не замечаю, как он меня разглядывает.
Мой отец – любитель спиртного, и с первого же часа поездки он стал пить вино, а выпив, надолго уходил в купе к проводнику: там они с ним играли в карты.
Если бы я тогда была постарше, поискушеннее, что ли, я бы ни за что не осталась в купe ночью одна с посторонним мужчиной. Я не представляла, что ни с того ни с сего может случиться то, что произошло.
Я спала, когда сосед по купе набросился на меня спящую и буквально всю истерзал, зажав мне при этом рот своей потной рукой. Я билась, но, конечно, ничего не могла сделать. Всю ночь он издевался надо мной, глупой и доверчивой школьницей. Вряд ли ему было меня жаль, а ведь наверняка у него тоже была или дочь, или сестра…
Мой отец заявился только утром, завалился на полку и захрапел, а я плакала и не знала, как мне поступить.
Проводник был мужчина, да и стыдно было рассказать о произошедшем чужим людям. Еще я боялась, что отец, узнав о том, что приключилось, кинется на моего обидчика: я ведь его дочь и он меня любил. Он вряд ли справился бы с этим молодым парнем, и я боялась, что с папой может что-то случиться.
Выспавшись, отец снова ушел. Я сперва думала, что он вышел в туалет, но он так и не вернулся в купе до самого утра.
Я вышла в коридор и там долго стояла – возвращаться обратно было страшно. Потом вышел тот парень, втащил меня в купе и снова изнасиловал. Так продолжалось три дня.
Потом мы наконец-то приехали. Когда мы выходили из купе, мой проклятый обид чик помахал мне рукой и сказал: “Эй, красавица, жалко, что уходить, мне будет тебя не хватать!”
Это было хуже всякой пощечины. Хуже тех его щипков, от которых на моем теле остались черные синяки.
Мы опоздали – бабушка уже умерла. Когда мы вернулись домой в свое село, я вначале думала, что заболела, и лишь позже поняла, что беременна. Я стала пить всякие таблетки, надеясь, что от этого случится выкидыш. В итоге у меня родился ребенок-инвалид.
С самой первой минуты я лютой ненавистью возненавидела свою дочь.
Еще до родов я вынесла бесконечные истерики матери, которая все допытывалась, кто отец ребенка. Но я так ничего и не рассказала, пожалев отца: он бы стал винить себя в случившемся, да и мама бы ему жизни не дала.
Вскоре случилась новая беда – умерла моя мама. Как-то утром она пошла доить Зорьку и долго не возвращалась. Когда я вошла в сарай, то увидела, что она лежит на полу и рядом валяется опрокинутое ведро. Смерть наступила в результате сердечного приступа. Я знаю, что это из-за меня.
Отец после смерти мамы окончательно спился. А я с грудным ребенком ничего не успевала. В результате корова околела.
Девочка была больной и все время, не переставая, плакала. Я не любила ее. Мне казалось, что это я держу на руках того урода, который изнасиловал меня.
Однажды она во сне заулыбалась, и мне вдруг померещилось, что ее улыбка – точная копия улыбки ее проклятого отца, когда он, помахав мне на прощание рукой, сказал гадость и ухмыльнулся.
С этого момента я желала только одного, чтобы девочка умерла. Я перестала ее кормить, и она кричала как резаная. Так было два дня, а потом она затихла. Я подошла и стала смотреть, дышит она или нет. И вдруг я увидела, что глаза у ребенка открыты и она смотрит прямо на меня. Может быть, я все придумала, но в тот момент произошло что-то странное: мне стало так жалко ее, просто сил нет. Я поняла, что уже совсем немного отделяет мою несчастную дочь от могилы.
Сперва я ее трясла, потом поила, растирала, и наконец она заплакала, но так тихо, словно котенок новорожденный замяукал.
Тогда я поняла, что никто в моей беде не виноват, только тот мерзавец, но он-то как раз и не страдает. С этого времени во мне что-то изменилось, я чувствовала себя взрослой, нелюбимой, несчастной, но все же матерью, которая необходима этой беспомощной и больной девочке.
Шло время, я делала все, что могла, для того, чтобы моя дочь выздоровела. Врачи назначали ей лечение, и я спустила на это последние деньги. Но моему несчастному ребенку ничего не помогало.
Потом я поехала по монастырям, чтобы вымолить своей Алене здоровье, которое она утратила по моей вине.
И вот в одном монастыре я разговорилась с отцом Петром. Он выслушал меня с большим сочувствием, и было видно, что моя горькая история его очень тронула. Тут он мне и рассказал о Вас, Наталья Ивановна, и затем даже показал Вас, когда Вы проходили мимо нас на молитву.
“Эта женщина, – сказал он, – творит чудеса, и хоть многие священники выступают против целителей, я уверен, что таких людей, как она, нам посылает Сам Господь”.
Еще отец Петр сказал мне, чтобы я к Вам в монастыре не подходила, так как Вы приезжаете сюда только для молитвы, и посоветовал мне купить Ваши книги. Я нашла в них Ваш адрес и решилась написать и рассказать о своей несчастливой доле.
Наталья Ивановна, Бог видит, как мне тяжело и стыдно просить помощи, но иначе мне с дочерью-инвалидом не выжить.
Простите меня за еще одну просьбу: не пишите моей фамилии – стыдно перед односельчанами.