У девушки была улыбка до ушей, большие глаза, очки в роговой оправе и черные волосы. Ее лицо выглядело чересчур круглым и не могло принадлежать Имоджен, а нос казался очень маленьким. Совпадение, вот и все. Имоджен не такое уж редкое имя.
И все-таки, Уайт и Грей. Белая и серая…
Дарси продолжила поиски, пропустила портреты выпускников и перешла к фотоснимкам мероприятий, клубов и спортивных команд, выискивая любую девушку, похожую на ее Имоджен. Разумеется, никто не может быть до такой степени букой, чтобы избежать неутомимых камер охотников за фото для выпускного альбома.
Наконец, ее поиски увенчались успехом. Дарси открыла раздел «Театральное искусство» и увидела снимок. Возле сцены толпились зрители, а на подмостках красовались Имоджен Уайт и Имоджен Грей – обе в старомодных платьях. Около фото была единственная на весь альбом рукописная пометка:
«Прости, что это говорю, крошка, но тебе паршиво даются акценты, и ты глупо смотришься в платье.
С любовью навеки,
Огненная Киска».
Дарси моргнула, вспоминая то, что сказала ее Имоджен в ночь их первой встречи: «Моя первая девушка была пироманкой».
Ее будто ударили, и сперва Дарси даже не сообразила, почему.
Понятно, что до нее у Имоджен были девушки: эта особа в средней школе и целая вереница за карьеру блогерши в колледже.
Но здесь было кое-что еще. Имоджен Уайт оказалась прототипом пиромантки, искрой, из которой возникла целая трилогия, да и Джен, когда воссоздала себя романисткой, взяла имя Огненной Киски. Дарси поняла, что ревнует не к сексу или любви, а из-за книги.
Она прилегла на кровать, внезапно почувствовав себя измотанной.
Дарси знала, если бы она сейчас была в детективном романе, то пролистала бы альбом снова, выписывая все имена под надписью «Фотография отсутствует», а затем бы погуглила их одно за другим с подходящими ключевыми словами, чтобы найти ответ.
Но старое имя Имоджен больше не имело значения. Именно ее новое имя – настоящее имя, как она настаивала, – поведало всю историю.
Дарси посмотрела на фотографию девушки Имоджен – ее музы и тезки.
Где она теперь? Была ли это любовь, что называется, «навеки»? Может, пакетики со спичками собирались для нее?
Дарси удивилась. Ей лучше задаваться совсем другим вопросом, например: как получилось, что она стала такой отвратительной ревнивицей? Их отношениям меньше двух месяцев, а она ухитрилась позавидовать той, кто являлась девушкой Имоджен, когда Дарси было тринадцать лет.
Она громко застонала. Тело болело, словно ее эмоции подключили проводами напрямую к мышцам. Больно дышать, двигаться, думать. Откуда столько напряжения?
Она встала и поплелась в ванную комнату, затем приняла душ в надежде смыть свою ревность, но струи воды напоминали обжигающе-ледяные иглы.
Мысль о публикации – о том, что целый мир прочтет ее книгу – всегда заставляла Дарси чувствовать себя обнаженной и выставленной напоказ, но влюбленность оставила ее без кожи.
За час до восхода солнца домой вернулась взъерошенная и хмельная Имоджен.
– Ты не спишь, – сказала она, сверкнув улыбкой в темноте.
Дарси прободрствовала всю ночь, металась и страдала и к этому времени запуталась в простынях, как спящий несмышленыш. Час назад она положила альбом обратно в шкаф, под штабель аккуратно сложенных заново коробок с пакетиками спичек.
– Не спалось, – ответила Дарси. – И не писалось. Без тебя я ни на что не гожусь.
– Ты такая сладкая. – Голос Имоджен был притягательно хриплым, как всегда после интенсивных многочасовых попыток говорить, перекрикивая громкую музыку. Она пахла внешним миром: потом и дымом, пролитой выпивкой и танцами. Она всегда пахла бесподобно.
– Хорошо повеселилась, крошка? – спросила Дарси.
Имоджен заколебалась, на миг насторожившись. Это словечко случайно вырвалось у Дарси, которая в жизни никого крошкой не называла. Ясно, что оно пришло из пометки Огненной Киски, но это все-таки не детективный роман, где после единственной зацепки раскрывается главная интрига.
Имоджен только кивнула и плюхнулась на кровать, нагнувшись к Дарси за поцелуем. Губы Имоджен имели привкус кофе и шоколада. Во время поздних пирушек перед возвращением домой она зачастую лакомилась десертами в одной круглосуточной закусочной.
Когда Имоджен стащила с Дарси рубашку, та поняла, что должна выговориться. Сейчас или никогда. Придется поверить, что подруга примет все, как есть.
– Я хочу сделать признание. Я сегодня ночью шпионила.
Снова этот настороженный взгляд.
– Шпионила за кем?
– А ты как думаешь?
Имоджен перевела взгляд на свой ноутбук, который лежал на столе.
– Дарси, скажи мне, что ты не читала мой дневник.
– Не глупи. Я никогда так не поступлю! – хрипло произнесла Дарси и запнулась. – Ты ведешь дневник?
Имоджен что-то пробормотала и кинулась на кровать, забросив ноги на ноги Дарси.
– Банальные заметки на телефоне. В компьютере хранится резервная копия, и они очень личные.
– Само собой. – Как бы плохо Дарси ни поступала, ей никогда даже в голову не приходило залезть в ее ноутбук.
– Я бы никогда не стала копаться в твоих записях. Ты же это знаешь, верно?
Имоджен устало повернула голову и подняла бровь.
– Уверена?
– Конечно, – заявила Дарси. – Я просто смотрела на твою коллекцию спичек.
Хохотнув низким и сонным голосом, Имоджен обратилась лицом к потолку, глаза ее были полузакрыты.
– Вот каково твое признание? Тебе необходимо рассказать что-нибудь еще.
– В шкафу был твой старый школьный альбом.
У Имоджен вырвался вздох, и она приняла сидячее положение.
– Ага, шпионаж! Что ты выяснила?
– Там была фотография Имоджен Уайт.
– О! – потерла щеку Имоджен Грей.
– А еще та, где вы вдвоем на сцене. Она написала, мол, ты выглядишь глупо в платьях, но я думаю, это неправда.
Полуулыбка.
– Согласна, но она имела в виду платья с оборками и нижними юбками, в которых мы играли в том нелепом спектакле.
– Вы обе выглядели замечательно.
– Ты, должно быть, выяснила мое настоящее имя.
Дарси покачала головой.
– У тебя не было фото, и надпись «Имоджен» оказалась единственной в альбоме. – Было так странно произносить это имя, имея в виду другого человека. – Ты больше ни с кем не дружила?
– Тусовалась с кучей народа, но меня не было в ту неделю, когда раздавали альбомы. Я пропустила последний месяц в школе. Меня рано приняли в «Лигу плюща»,[82] и я стала неприкосновенной.
Дарси с облегчением вздохнула. Последние несколько часов она то и дело представляла себе, как притесняли в старших классах Джен, у которой совсем не было друзей. А она оказалась девушкой из высшей касты.
– Огненная Киска принесла альбом мне домой, и только много времени спустя я обнаружила то, что она написала… – Имоджен притихла, откашлялась и сказала: – Так что ты хотела узнать? Были ли у меня в школе друзья?
– Почему ты взяла ее имя?
Имоджен уставилась на дверцу шкафа.
– Она послужила прообразом моей главной героини. Ей нравилось поджигать. Я же тебе рассказывала, помнишь?
– Верно. Однако брать себе имя в ее честь – совсем другое дело. Разве «Имоджен Грей» – не твоя целиком новая личность? Та, которую ты защищаешь, умалчивая о том, кто ты такая? Ты пытаешься стать ею, Джен?
– Нет. – Ее голос снова стал тихим. – Я взяла ее имя, просто чтобы о ней помнить.
Дарси долго прислушивалась к дыханию Имоджен. Оно было тяжелым от усталости, алкоголя и чего-то еще.
– Не может быть! Она что, умерла?
Имоджен кивнула, по-прежнему не сводя глаз с открытого шкафа.
– Мы думаем, это было самоубийство.
– Ужасно, – Дарси села в кровати. – Мне так жаль.
– Кажется, будто она умерла очень давно.
– Пожалуйста, не плачь, – сказала Дарси, заключив в объятия Имоджен.
– Я поступила в колледж и уехала, не могла позволить себе обратный перелет, от чего мне стало намного хуже. Я постепенно ее забывала. Бывало, по утрам я только через пять минут вспоминала, что ее больше нет.
– Клянусь, я не хотела ворошить прошлое.
Имоджен покачала головой.
– Я не против, что ты узнала. Я ее не прятала, правда. И мне даже нравится, что ты хочешь обо всем знать.
Они прижались друг к другу, и на мгновенье в комнате воцарилась тишина, если не считать урчания двигателей машин на просыпающихся городских улицах. По мере приближения рассвета освещение менялось, и тело Дарси тоже изменяло положение, поудобнее устраиваясь рядом с Имоджен. Резкий аромат алкоголя и сигарет сменили более мягкие, знакомые запахи.
Когда они отодвинулись друг от друга, Дарси спросила:
– По десятибалльной шкале, где десятка – это наибольшая закомплексованность, насколько я – поганая девчонка?
– Ты вовсе не поганая девчонка. Порой ты мучение, вот и все.
Дарси прошептала:
– Когда я увидела ее фотографию, меня охватила ревность. Но не из-за того, что ты была в нее влюблена, а потому, что из-за нее тебе захотелось писать книги.
– Мне хочется писать книги из-за многих вещей, но ты тоже не ошиблась, – ответила Имоджен и, привстав, с полуулыбкой произнесла: – И ты из-за этого так сильно приревновала?
– Конечно.
Имоджен плавно спикировала на кровать – ни дать ни взять падающее пьяное дерево,[83] – и рассмеялась хриплым грудным смехом.
– Как в ту ночь, когда ты позавидовала моей задумке с «Фобомантом». Ты смешная.
– Нет, я отвратительна!
– Дарси, Дарси… Я только что вернулась домой после шести часов пьянства, танцев и разговоров, в основном, о сексе, – с полудюжиной красивых, необузданных и чрезвычайно умных женщин. Ну и к чему ты приревновала? К происхождению моего ном де плюм![84] – При звуке собственно