– Ладно. Чем тебе хочется заняться?
– Давай отправимся в Нью-Йорк, как ты предлагала.
Я изумленно заморгала.
– Хочешь увидеть Крайслер-билдинг? Мне казалось, ты боишься реки.
– Но стало так здорово, когда ты начала меня видеть, – тихо пискнула она. – Ведь в здешней округе ужасно скучно.
Я не могла в это поверить. Что, если Яма ошибся? Неужели привидения могут меняться? Минди всего-то и требовалось отделаться от своей призрачной невидимости, и она повзрослела. Или же ей просто требовался друг.
– С тобой мне не страшно, – добавила она. – Мой личный психопомп-телохранитель. Только не бросай меня.
– Конечно, – кивнула я, а она взяла меня за руку своей холодной ладошкой. – А позже я отведу тебя домой.
Река Вайтарна оказалась добра к Минди в ее первом путешествии. Нас задела лишь парочка обрывков воспоминаний, и мы быстро и спокойно добрались до Нью-Йорка. Вероятно, я научилась погружаться в реку, а может, я имела сильную связь с Крайслер-билдинг.
По крайней мере, так я думала, пока мы не покинули Вайтарну.
Мы оказались в Нью-Йорке, но в совершенно другом районе. Вместо небоскребов нас окружали многоквартирные дома и крупные универмаги. Перед нами возвышалась высокая изогнутая башня в облицовке из зеркального стекла. Я ее узнала не сразу… папино здание.
– Ого! – воскликнула Минди, – ты была права. Оно огромное!
– Это не Крайслер-билдинг. Я что-то перепутала.
Она уставилась на меня.
– Уверена? Такая громадина.
– Крайслер-билдинг примерно в пять раз выше. А тут живет мой папа.
Минди недоверчиво хохотнула. Полагаю, ее никогда не привозили в Нью-Йорк, и, вообще, она путешествовала мало. В основном, последние тридцать пять лет она провела поблизости от маминого шкафа.
– А где двухэтажные дома? – спросила она. Повсюду лежали сугробы серого подтаявшего снега. Здесь, на севере, зима была гораздо холоднее, чем в Сан-Диего, но воздух на обратной стороне оставался обычным, прохладным независимо от погоды.
– Нью-йоркцы живут в квартирах. – заявила я. – Давай покажу тебе одну из них.
Но Минди заупрямилась и потянула меня за собой.
– Целое здание заполнено людьми? И они там живут?
– Да… и что такого?
– А то, что они там умирают! – Она застыла на месте. – Наверняка внутри кишат призраки!
Я вздохнула, размышляя, не стоило ли нам мирно прогуляться до Крайслер-билдинг.
Однако мне стало любопытно, почему река отнесла нас сюда. Неужто у меня настолько сильная связь с отцовской квартирой? Когда я гостила у папы, я всегда чувствовала себя неуютно.
– Не беспокойся, Минди. Здание построили несколько лет назад. Папа любит только новые, отменные вещи. – Она по-прежнему не двигалась, и я принюхалась. Воздух отдавал ржавчиной, однако не так сильно, как в доме у убийцы. – Ты видишь призраков?
Она заглянула в мраморный вестибюль, покосилась на швейцара, затем пытливо изучила улицу. В Нью-Йорке – в отличие от нашего штата – уже светало, и хотя я думала, что мы никого здесь не встретим, мимо нас неторопливо шагали первые «ранние пташки».
– Ой, живность! – вцепилась в мою руку Минди, – Что, если в городе тьма-тьмущая помпов и они хватают призраков?
– Папа сказал, что ему нравится Нью-Йорк, потому что здесь не приходится общаться с соседями. Значит, призраки, скорее всего, бледнеют. Или отправляются к себе на родину, где их кто-то помнит.
– Ага. Но держись поблизости, ладно, Лиззи?
– Разумеется. – Я ненавязчиво увлекла ее за собой на противоположную сторону улицы.
Увы, пребывая в своем новом состоянии, я даже не могла нажать на кнопку лифта, поэтому мы поднялись по лестнице. Папа жил на пятнадцатом этаже, однако, когда мы добрались до квартиры, я не задыхалась. Похоже, тут калории не сжигались при ходьбе.
Когда мы встали перед дверью, у меня зашалили нервишки. Я часто погружалась в реку и много где побывала, но впервые воспользовалась невидимостью, чтобы подглядывать за кем-то знакомым. Мне потребовалось сосредоточиться, чтобы пройти сквозь плотную древесину.
Внутри квартира была такой же, как раньше: хром, мебель с кожаной обивкой, окна от пола до потолка с видом на залитый тусклым светом горизонт. Стекла сверкали, как свисающие с поручней террасы сосульки, столь же элегантные и холодные.
Громадная папина плазма была включена, но я старалась не смотреть на экран. Из проведенных опытов мне стало известно, что если ты находишься на обратной стороне, телевидение может запросто ввести в ступор. Оказывается, кошки, чьи глаза видят призраков, смотрят ТВ с крайним ужасом. Впрочем, может, все дело в самих кошках.
– Кто это? – спросила Минди.
– Рэйчел – девушка папы. – Они оба свернулись рядышком на диване и не сводили глаз с экрана.
– Странно, что он здесь с кем-то другим. Я скучаю по нему, хоть он и урод.
– Я тоже, – сказала я, удивившись самой себе.
Минди раньше никогда не заговаривала о моем отце, хотя, само собой, была знакома с ним еще до моего рождения. Наверняка она знала о разрыве моих родителей всю подноготную и теперь пялилась на лежащую на диване пару, будто само понятие «развод» приводило ее в недоумение.
Иногда я задавалась вопросом, скучает ли об отце и мама? Она постоянно выглядела усталой, словно с его потерей в ней угасла жизненно важная искра. А может, виноваты были те дополнительные смены, в которые ей пришлось работать.
Я прикоснулась к щеке, где остался шрам в форме слезинки. На миг мне захотелось шагнуть в мир живых и продемонстрировать папе мою застывшую слезинку. Я покажу ему, как круто мой шрам выглядит без маскировки косметикой, а затем спрошу у отца, почему три недели назад он не прилетел в Даллас.
Наконец-то я поняла, что сюда меня привела ярость.
Кажется, я стала у собственного гнева марионеткой, двигаясь туда, куда он хочет. Я успела вспылить в присутствии множества друзей, и все, кроме Джейми, смотрели на меня с опаской.
Злость толкнула меня позвонить убийце в никчемной попытке его напугать.
Я до сих пор слышала, как мне вслед звонил телефон-автомат. Конечно, старикашка уже узнал, где находится таксофон.
Со вздохом я отвернулась от отца, чтобы приглядеться к Рэйчел. Я никогда не упоминала при маме, насколько она красива, и из преданности гнала от себя крамольные мысли. В свете экрана ее лицо сияло, а выразительные глаза впились в фильм с интересом ребенка.
– Он до сих пор не сказал ей о пистолете, – заметил отец.
– Цыц! – воскликнула Рэйчел. – Хватит подсказывать!
Я закатила глаза. Любимое развлечение папы – смотреть уже виденный фильм с кем-нибудь, кто его не знает, и воображать себя знатоком кино. В такие часы я чувствовала себя дурочкой.
– Я и не подсказываю, – возразил папа. – Просто тебе стоило бы обратить на эту деталь внимание, если ты действительно хочешь понять мотивы героя.
Рэйчел застонала, и я задумалась, почему она живет с ним.
Разумеется, у папы куча денег, и мои школьные друзья считали, что он отлично выглядит для мужчины его возраста. Однако обе эти причины были слишком примитивными для Рэйчел. Она – умная, с ней весело, и она разбирается в истории искусств. Когда я приехала в Нью-Йорк, мне больше всего понравились наши совместные посещения музеев, и она всегда понимала, когда мне надо убраться подальше от папы.
Вероятно, Рэйчел нашла в нем нечто привлекательное. Какую-то неизвестную мне сторону. Но все же шпионить за ними – не лучший способ все выяснить.
– Зря мы сюда притащились, – прошептала я.
– Зато здесь нет призраков, – Минди побрела к спальне. – Но мне как-то тесно. Я думала, твой папа богач.
– Квартиры малы по сравнению с домами.
– Должно быть, тут сложно играть в прятки.
Я рассмеялась.
– Папа не любитель пряток.
– Но в Нью-Йорке наверняка есть дети. – Минди нахмурилась. – Верно?
– Да, – ответила я и переступила порог отцовской спальни – единственной настоящей спальни в этих апартаментах. У папы в гостях я спала в его кабинете на банальном кожаном диване. – Поблизости есть детская площадка, – добавила я.
Во дворе по утрам часто гуляли няньки с малышами, а асфальт пестрел пятнами от жевательной резинки. Мне стало интересно, какой окажется история этого места, если отмотать время вспять.
– Но прятаться негде, – проворчала Минди.
– А это?
Дверца папиного шкафа была закрыта, но я направилась прямо к ней. Я не пыталась представить себе прошлое и даже не затормозила, очутившись перед преградой. Дерево сопротивлялось мне не больше роя пылинок в солнечном луче.
Когда мои глаза привыкли к серому сумраку, я заметила, что за мной последовала Минди. Она с любопытством разглядывала стеклянные фасады выдвижных ящиков и костюмы, аккуратно развешанные на плечиках.
– Спорю, ты хотела бы, чтобы у мамы был такой же встроенный шкаф, – произнесла я. – Роскошная штука для того, чтобы поиграть!.
– Нет, – замотала головой Минди. – Кто-нибудь еще может с тобой спрятаться, а ты даже не догадаешься!
Я улыбнулась, но Минди была права. В шкафу вместилась бы еще одна спальня. Даже при свете дня обратная сторона никогда не была яркой, и в тенях в дальних углах шкафа могло скрываться что угодно.
Я протянула Минди руку.
– Если боишься, мы можем уйти.
– Еще чего! – насупилась Минди, но встала поближе ко мне. – Не хотелось бы мне жить с твоим папой.
– Мне тоже, – ответила я, вспомнив чувство неловкости, которое мучило меня, когда я гостила в Нью-Йорке. Похоже, причина крылась не в полированной неудобной мебели, и даже не в том, что я не простила отца, который сбежал от нас с мамой. Полагаю, Минди заметила главное, чего здесь не хватает: нет места, где можно спрятаться и исчезнуть.
Я провела пальцами по рукавам папиных пиджаков, старясь определить на ощупь шелк, твид и лен. Но безрезультатно: загробный мир приглушал цвета, запахи и текстуры. Пожалуй, деньги немного значат, когда ты умер. Даже лучшие костюмы в итоге оказываются серыми и некрасивыми.