Белый кролик
Я неоднократно встречалась с Джоном Ленноном. В середине шестидесятых в Лондоне его трудно было избежать — и в равной степени трудно встретить. Группа Леннона, «The Beatles», была четвёркой славных моп-топеров[113] только в глазах публики, а он был самым недоступным из всей группы. Леннон обычно угрюмо сидел в углу клуба «Ад Либ» (пока этот клуб был местом, куда стоило ходить). Когда шестидесятые начали свинговать по-настоящему, я время от времени видела его в «Спикизи» и «Скотче Святого Джеймса». К этому времени вокруг Леннона всегда собиралась слишком большая толпа, чтобы кто-нибудь вроде меня мог пробиться к нему иначе, чем пользуясь профессиональными возможностями. Во времена первого расцвета психоделической эры он в конце концов, стал держаться доброжелательнее, хотя атмосфера дружелюбия, которую он излучал, совершенно явно была вызвана химпрепа-ратами. Мой знакомый психотерапевт по имени Ронни Лэйнг советовал некоторым пациентам с умственными расстройствами познакомиться с самым общительным из битлов, Полом Маккартни, и понаблюдать за ним в его лондонском доме. Я не была пациенткой Ронни, хотя он, безусловно, хороший доктор, регулярно подкидывавший мне по пять сотенных за предоставление развлечений. Как и большинство мужчин из тех, что привыкли платить за свои удовольствия, он был одинок и любил поговорить. Лэйнг так и видел себя на сеансе бойкой, насыщенной беседы, в основу которой будут положены «Битлз», и потому захотел, чтобы я сумела напроситься в гости к Леннону в дом его маклера в Кенвуде. Совершенно ясно — Лэйнг счёл, что поп-музыкальная иллюзия личности самого Леннона гораздо более интересна в качестве самостоятельного явления, нежели в контексте его музыкальных способностей — так что больше всего его занимали тайные стороны жизни Леннона. Ронни знал, что я постараюсь выполнить его просьбу, потому что не собираюсь отказываться от его вклада в мой бюджет в размере пяти сотенных бумажек раз в два месяца. Уболтать кого-нибудь, чтобы проложить себе путь в дом Леннона — особняк какого-то биржевого маклера в шикарном жилом квартале «Холм Святого Георгия» в Уэйбридже — было непростой задачей. Я решила, что попробую справиться с помощью двух моих друзей — Алекса Трокки и Майкла де Фрейтаса, который тогда уже был знаком с великим человеком.
Алекс и Майкл решили, что мне нужно ехать от Гроув на машине. Так и не знаю точно, откуда взялся тот форд «зодиак». Подозреваю, Майкл конфисковал его у кого-то из своих сторонников. Дорога не была богата на события. Алекс дремал на заднем сиденье, а Майкл сидел рядом со мной. К этому времени он уже был известен вдоль и поперёк Британских островов под именем Майкл Икс — он был первым, кто попал в тюрьму за выдвижение нового законопроекта о межрасовых взаимоотношениях, и в результате масс-медиа сделали из него лидера британского чёрного движения номер один.
— А знаешь, Джилли, я правда рад, что вы с Алексом — кельты, потому что когда разразится эта межрасовая война, нас всех будут убивать как черножопых, — Майкл любил практиковаться на мне в риторике. Я не раз слышала, как он почти слово в слово повторяет потом другим людям то, что говорил мне. — Между прочим, они пришли из Персии, а поскольку кельты — фактически те же африканцы, их всегда принимали с распростертыми объятиями все ветви движения «власти черных» — от Храма Мавританской Науки и прямо вот до моего собственного движения за изменение расовых отношений. Так что любой, кто родом из Шотландии, Ирландии, Уэльса, Британии, острова Мэн или Корнуолла — так все они для меня братья и сёстры и должны присоединиться ко мне в борьбе против английской белоты. И все мы знаем, что именно эта английская белота в ответе и за рабство, и за приписывание себе заслуг научных и культурных достижений наших братьев из Египта, Ирландии, Шотландии, да отовсюду. Вот в кино — смотришь на крупных звёзд, настоящих актёров, они ведь не белота, нет, они настоящие люди, взять хоть Шона Коннери из Шотландии. А ты как-то говорила, что однажды видела Коннери в клубе — имей в виду, мне все ещё хотелось бы, чтоб ты сходила туда еще, встретилась там с ним снова и представила нас друг другу. Этот парень загребает серьёзные деньги, и когда он узнает про то, что он африканец, он сам поймёт, что в его собственных интересах оказывать поддержку общественному движению за изменение расовых отношений в борьбе против всякой белоты.
Майкл всю дорогу разливался в том же духе, подчёркивая среди прочего, что Джон Леннон, к которому мы как раз ехали, мог бы проследить корни своей семьи в Ирландии, так же, как Пол Маккартни и Джордж Харрисон. Хотя волноваться насчёт этого ему не стоило. Все знали, что найти общих с битлами знакомых — дело нетрудное, даже с тех пор как, по любимому выражению Майкла в адрес потенциальных спонсоров, у них из жопы деньги посыпались. Когда мы добрались до Кенвуда, я подкатила прямо к парадной двери дома Леннона. Алекс и Майкл уже были знакомы с этим битлом и были полны решимости выжать из этого знакомства как можно больше денег, по максимуму. Однако, подъехав прямо ко входу, я допустила ошибку — Алекса не успел до конца проснуться. Мы с Майклом выволокли Трокки из машины, но упустили, что его надо было поводить туда-сюда, пока с него не слетит вызванный таблетками ступор. Через секунду-другую после того, как мы позвонили в дверь, нам открыл домовладелец и известил, что Джон ждёт нас. Дом когда-то был отделан с большим вкусом, но потом заброшен. Спустя год или два я без особой цели прибрела к бассейну на открытом воздухе — проверить, не валяется ли в нем что-нибудь из дорогих товаров или, там, роллс-ройс на дне, но полусвет рока ещё не поднялся тогда до таких высот декаданса, тогда наше лето любви ещё не перевалило за половину. Нам указали, где найти Леннона — и мы обнаружили его сидящим в удобном кресле с выпученными глазами и широченной ухмылкой на лице. Телевизор работал, но звук был заглушен мощными звуками пластинки Дилана, исходившими из хай-фай проигрывателя.
— Всё страннованнее и страннованнее[114] — возвестил Леннон всем сразу и никому в отдельности, щёлкнув, не вставая, выключателем, и пластинка Дилана остановилась. — Теперь я раздвигаюсь, как самый большой на свете телескоп! Прощайте, мои ноги. Бедные ножки, кто же теперь будет надевать на вас чулочки и туфельки, родные вы мои? Я‑то ведь не смогу, это уж точно. Я буду слишком далеко, чтобы вами заниматься; придётся вам справляться самим, как сможете. Но надо быть с ними поласковей, а то вдруг они не будут идти туда, куда мне нужно. Вот что: каждый год буду посылать им на Рождество новые ботиночки.
— Садитесь все и слушайте меня![115] — подхватила я, сразу сообразив, где сейчас бродят обработанные кислотой мысли Леннона. — Я вас быстро подсушу. Это — самое сухое из всего, что я знаю. «Вильям Завоеватель, дело которого благословил сам Папа Римский, вскоре покорил англичан, которые нуждались в вождях и давно уже привыкли к вторжениям и узурпациям».
— Мама! — в экстазе заорал Леннон. — Мам, это ты, я же просил не заходить, когда я сплю.
Де Фрейтас молниеносно вытолкал меня из комнаты:
— Отлично сработано, девушка, мозги у него сейчас пересушены, и он принимает тебя за свою мать, Джулию. Я тут сейчас кое-что сделаю, а когда позову тебя, ты войдёшь и подрочишь ему.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда этот парень, блин, обслуживает себя руками, его сворачивает на маму, и вот тут ты можешь мне с ним помочь.
— Ты уверен?
— Так про него говорят, но ты ни о чём не беспокойся — когда я тебя позову, сама увидишь, что я прав.
Пару минут мне пришлось простоять за дверью, а когда Майкл позвал меня, штаны Леннона были спущены до лодыжек, и он всей пятернёй мусолил свое хозяйство. Алекс глядел в пространство, безучастный ко всему. Майкл взирал на это невозмутимо — он видел подобное не впервые.
— Джон! — окликнула его я, подходя к рок-божеству.
— У тебя здесь что-то великолепное, Джон!
— Мама! — выпалил Леннон. — Джулия! Джулия!
Я погладила член Джона, потом крепко взяла его в руку и начала гонять шкурку. Левой стала щекотать его под яйцами. Я не отпускала любовную мышцу Леннона, пока она не расслабилась; потом вдавила пальцы в поперечную складку, пересекавшую его живот, а потом вложила их ему в рот. Леннон обсасывал их подушечки так, будто они были покрыты самой изначальной из всех кислот. Краем глаза я заметила, что Майкл даёт Алексу шарик скоростняка: решил всё-таки его разбудить. Когда наш волосатик вылизал мои пальцы дочиста, я позволила им выскользнуть из его рта. Опустилась рядом с ним и побарабанила пальцами по его груди. Не так уж много я теперь могла сделать для битла, кроме как поговорить с ним, и это объединяло большинство мужчин, с которыми мне доводилось вступать в профессиональные отношения — этого они и желали самом деле, это и было тем, что нравилось им больше всего…
— А теперь, — Леннона понесло, — посмотрите на меня хорошенько! Я — тот, кого королева сделала Членом Британской империи[116], да, это я. Может, второго такого вы никогда в жизни не увидите. А чтобы вы поняли, что я вовсе не гордый, можете пожать мне руку!
Леннон сложился в своем кресле пополам, подался вперёд и протянул мне руку. Улыбнись он ещё шире, и углы рта сошлись бы у него на затылке — я даже подумала: а отвалится у него кумпол, если такое всё же случится, или нет.
— Существуют семь уровней сознания, — провозгласил битл, — и тем, кто достиг пятого, секс уже не нужен. Я пока застрял на пятом, несмотря на то, что применяю ЛСД в качестве лифта для психики, потому что у меня нарушена регуляция объёма мозгового кровотока.
— Ты не откажешься от секса на шестом и седьмом, — пообещала я Джону-уникуму, — просто он перестанет быть физическим и станет телепатическим.