Оуэн попытался натянуть штаны, и это была психологическая пауза, которую Майкл выдержал перед тем, как позволить себе восторженно кончить. Пока Майкл извергал семя, пара подростков схватили Оуэна за руки и заставили выпустить джинсы — те снова спали вниз, на лодыжки. Оба чёрных активиста крепко держали скоростнячного придурка за запястья, пока Майкл вытирал с члена сперму, а потом этак небрежно надевал и застёгивал брюки.
— Дружище, — во всеуслышание провозгласил Майкл, — да тебя, похоже, сексуальные проблемы замучали. Я тебе только что показал, что да как, а у тебя до сих пор не стоит. Что скажешь в своё оправдание?
— Я импотент.
— Что ж; но Роуз хочет продолжения банкета. Мне и моим братьям надо делами заниматься, так что мы ей сейчас в нужде не помощники. Что ты собираешься делать?
— Я… не знаю.
— Не выходит пользоваться хреном — пользуйся языком.
— Но ты только что в ней был!
— Ну и что?
Роуз села на стол Майкла и широко развела ноги. Оуэна мигом поставили на колени лицом к ней, с оттопыренной голой задницей.
— Чего ждёшь-то? — спросил де Фрейтас. — Я тебе велел обсосать ей «мясные занавесочки».
Два паренька, которые прежде удерживали этого скоростнячного придурка, сняли брючные ремни и принялись похлопывать ими по его заднице, а третий чёрный из активистов сгрёб Оуэна за волосы и ткнул его лицом в промежность Роуз. Тут Оуэн решил, что ему же лучше будет сделать то, что требует Майкл, и он начал лизать её.
— Гос-споди, ну и тоска! — провозгласила Роуз. — Этот парень никуда не годится. Техники у него вообще никакой, просто тупой увалень. Да он не сумеет удовлетворить даже нимфоманку, которую занесло на необитаемый остров и которая уже полторы недели ни одного человека не видела. Этот долбосос вообще не знает, что такое пожирать женщину. Ха, да он остатки крема с тарелки слизать — и то толком не сумеет.
Оуэна заставили корячиться ещё минут десять, а когда наконец его оттащили, он попросился в туалет.
— Натяните ему штаны, — велел де Фрейтас своим ребятам, — пускай в них и дует.
— Я не хочу мочить свои джинсы, — пропыхтел Оуэн.
— Ты нассышь в собственные штаны, как только я тебе скажу, или получишь в морду.
— Ссы в штаны! Ссы в штаны! — хором скандировали собравшиеся подростки.
Так продолжалось какое-то время. В конце концов Оуэну врезали по носу. Получив удар, он обмочился под хохот и глумёж. Юные приверженцы Майкла встали в круг, Оуэн оказался в центре, и его принялись толкать так, что он перелетал от одного парня к другому. Наконец в комнату впустили того, в чью честь шёл этот спектакль.
— Ты меня кинул, Оуэн! — заявил Чарли Смит. — Ты поступил со мной так же гнусно, как гнусно твои предки обходились с моими. Я дал тебе ключ от своей квартиры, включил тебя в своё дело, а ты нанёс мне удар в спину, сперев весь мой товар!
— Я ничего не брал, — прорыдал Оуэн.
— Не ври, хуесос паршивый! — гаркнул Смит, со всей силы отвесив Оуэну пощёчину.
— Похоже, — высказался де Фрейтас, — этому беложопому надо прочувствовать, как его предки обращались с нашими. Давайте сюда ошейник для рабов.
Ошейник принесли, надели на шею Оуэну. Пока этого скоростнячного придурка заставляли маршировать туда-сюда в мокрых штанах, ему долго и подробно разъясняли все принципы действия данного приспособления. Майкл перечислял количество рабов на разных плантациях, умерщвлённых с помощью этого орудия, прерывая статистику лишь для живописания повреждений, причиняемых ошейником, и мучений тех, кого запытали таким ошейником до смерти. Рабовладельцы были перечислены поимённо; расизм по отношению к чёрным заклеймён. Наконец ошейник сняли.
— Значит так, — провозгласил де Фрейтас, тыча пальцем Оуэну в грудь. — Я хочу, чтобы ты решил с Чарли вопрос с пропавшим имуществом. Если к завтрашнему вечеру не получится утрясти это дело, я отправлю к тебе своих ребят. Перед тем, как уходить, сходи в ванную, приведи себя в порядок. Вот — кладу для тебя на стол пару фунтов, купишь себе новые джинсы, а то те, что сейчас на тебе, ты совсем испоганил. И я больше не желаю слышать о том, что ты кинул кого-нибудь из моих братьев. Давай на этом и сойдёмся, парень.
Пожимая руку Майклу, Оуэн трясся, как осиновый лист. Его так колотило, что он еле сумел взять со стола деньги, которые для него там положили. Когда, наконец, он справился с этой несложной задачей, его отвели в ванную и оставили там приходить в себя. И больше я этого скоростнячного придурка ни разу не видела. Слышала, что он уехал из Лондона, хотя ходили и неподтвержденные слухи, что его убили. Что меня поразило в устроенной Майклом психодраме — так это её сходство с теми образчиками жёстокости, которые мне довелось видеть со стороны банд Крэев и Ричардсона в шестидесятые. И похоже, на все подобные представления огромное влияние оказали голливудские гангстерские фильмы. В полиции, кстати, тоже прибегали к подобным методикам: напускали устрашателей на тех, на кого надо было надавить. Оскорбления были неотъемлемой частью таких ритуалов, поскольку личность должна быть деморализована и унижена, чтобы представление этого уличного театра достигло своей цели. Вне всякого сомнения, де Фрейтас был жестким человеком, и хотя я не хочу оправдывать его произволы, думаю, что они становятся более понятными, если посмотреть на них с этой стороны. Майкл был сутенёром и бандитом, но он не понаслышке знал, что такое расизм, и был искренен, когда требовал власти для чёрных. Те, кто утверждает, будто политическая деятельность Майкла была рэкетом, и ничем более, тычут пальцем в небо.
Трагическая история Майкла после того, как он покинул Британию, широко известна, но несмотря на это, пожалуй, стоит кратко обрисовать её. Я была в ужасе, когда 16 мая 1975 года Майкла отправили на виселицу в Порт-оф-Спейне. Сбежав из Лондона, чтобы избежать суда за нападение на Марвина Браун, де Фрейтас вернулся на родину, на остров Тринидад, и именно там в 1972 году был приговорён к смерти за убийство. Его казнь была очень похожа на кульминационную сцену судебного шоу, организованного вокруг признания главного свидетеля Адольфуса Пармассара. Кроме Майкла, несколько его сторонников были также приговорены к смертной казни за убийство Гейла Бенсона и Джо Скеррита на основании показаний Пармассара. Их имена: Стэнли Эббот, Сэмюэл Браун и Эдвард Чэди. Что касается остальных причастных к этому делу, согласно показаниям Пармассара — Стивен Йитс утонул, купаясь в море, ещё до того, как остальных арестовали, а человек, известный как Кидиго (он работал с другом Бенсона, активистом чёрного движения Хакимом Джамалом), сумел избежать экстрадиции из Соединенных Штатов. Судебные данные говорят, что Гэйла Бенсона столкнули в неглубокую могилу, ударили кортиком и закопали ещё живым — и сходным образом был убит Скеррит — но всё же вердикт был очень спорным, поскольку основывался на признании. Невозможно утверждать с уверенностью, кто именно из движения чёрных, из коммуны Майкла в доме 43 по Кристина-гарденс в Ариме, был виновен в этих убийствах.
Хотя весьма вероятно, что кое-кто из работавших на Майкла во время совершения этих убийств и был замешан в них — тем не менее, на основании имеющихся свидетельств невозможно точно и достоверно установить, кто какую роль сыграл в убийстве. Основа любых свидетельских показаний: человек всегда рассказывает то, что от него ожидают услышать. Рассказ не будет расценен как признание, если изложение его не отвечает определённым ожиданиям; вот почему свидетельские показания печально известны своей ненадёжностью[174] — несмотря на то, что в так называемом «справедливом суде» они используются очень широко. Признание всегда состоит из раскаяния и одновременно просьбы о снисхождении — и поэтому не может быть незаинтересованным или объективным. Майкл утверждал, что невиновен — а поскольку я знаю, что в случае необходимости он вполне мог вести себя как мерзавец, я ни на секунду не поверила, что он стал убийцей. Судебный процесс над ним и последовавшая казнь были сознательной карикатурой на правосудие со стороны тринидадских властей, которые явно всё это подстроили. Майкл применял жестокость с хирургической точностью, ровно настолько, сколько нужно было для достижения цели. Он был слишком хладнокровен и расчётлив, чтобы убивать. Я видела это, когда он спустил своих людей на Ричарда Оуэна. Хотя отмеренное для Оуэна наказание выглядело чрезмерным, на самом деле Майкл очень тщательно удостоверился, чтобы наказанный не понёс серьёзного физического ущерба. Как только ошейник для рабов оказался на шее Оуэна, Майкл внимательно отслеживал всё, что происходило — его целью было причинить психологическую боль, а не физическую.
Мои встречи с богом
В начале семидесятых для меня настали трудные времена. Я уже не могла жить с Джордано — но после того, как он уехал от меня в Индию, обнаружила, что без него жить тоже не могу. И, скажем так, одновременно понимала, что если он не сможет отправиться на Восток, я могу потерять его навсегда. Мишель Приген, самая первая подружка Джордано из Парижа, покончила с собой — и была реальная угроза того, что он будет вынужден последовать за ней. Мишель научила Джордано искусству любви, когда ей было семнадцать, а ему всего лишь четырнадцать. У неё был женатый любовник значительно старше её, который удовлетворял её материальные нужды, но именно Джордано в те времена занимал в её сердце значительно больше места. Лишив Джордано целомудрия, Мишель заключила с мальчиком, ставшим её любовником и одновременно протеже, соглашение. Они вместе отправятся в духовное странствие, и если не достигнут ничего значительного к тому времени, как им будет тридцать три (в этом возрасте умер Христос), они покончат с жизнью. Они даже принесли в этом клятву на крови. Именно Мишель впервые вывезла Джордано в Индию в 1966 году, хотя к тому времени у него за плечами уже была одна жена и множество любовниц. Мишель много лет прожила в Индии, искала просветления, но никакого прорыва не достигла. 30 ноября 1969 года ей исполнялось тридцать три, и в начале этого месяца она вернулась в Европу — увидеться напоследок с родными и друзьями. Мишель провела несколько недель во Франции, а к концу месяца приехала в Лондон и быстро разыскала Джордано. Я познакомилась с ней летом 1968 года, когда мы вместе были на Гоа, и с тех пор мы дружили. Последний полный день своей жизни Мишель провела со мной и Джордано на свежем воздухе, в Хэмпстед Хит. Когда стемнело, мы отправились в кафе, потом в индийский ресторан. В конце концов вернулись на Бассет-роуд, и все вместе легли в постель. В прошлом, когда я соглашалась «сыграть на троих», мне очень хорошо платили за такие услуги. Но в этом случае это было вопросом только любви, меркантильность тут ни при чем. Мишель никогда раньше не занималась сексом с женщинами, но похоже, наслаждалась этим так же, как смаковала пропитанную тестостеронами похоть Джордано. В день тридцатитрёхлетия Мишель я с утра осталась валяться в постели, а Джордано пошёл проводить её к туалетам станции подземки Ноттинг-Хилл. Он оставил Мишель героина в количестве, более чем достаточном для передоза, вернулся на Бассет-роуд и улёгся в постель, где я всё ещё дремала. Власти вынесли вердикт по поводу смерти Приген: несчастный случай; но Джордано и я знали, что это было самубийством.