— Почему ты думаешь, что этот "титул", которому меньше дня, будет иметь для меня какое-то значение?
Я чувствую то же самое, поэтому мне нечего ответить.
— То, что наши родители женаты, ни хрена не значит. Если ты хочешь, чтобы я был любящим старшим братом, относись ко мне как к старшему брату. Но если ты продолжишь делать из меня врага, я, блять, заставлю тебя встать на колени. – Он испускает горячее дыхание, покрывая мои губы предупреждением. – Я убивал людей и за меньшее. Не думай, что только потому, что ты женщина, ты отделаешься более мягким приговором.
Дерьмо. Я вляпалась по уши.
Подчиняясь, все неповиновение, которое у меня осталось, покидает меня.
— Я понимаю. – Страх дрожит в шепоте, когда я с трудом проглатываю свою гордость. – Мне жаль. Этого больше не повторится.
Николас слегка отстраняется, на его лице довольная ухмылка. Его руки перемещаются на шею, а затем я ошеломленно смотрю на него, когда он прижимает поцелуй к моему лбу, прошептав:
— Хорошая девочка.
Чувствуя, что я только что проиграла самую важную битву в своей жизни, я настороженно смотрю, как он выходит из туалета. Мое тело прислоняется к стене, и, не в силах остановить выходящее из-под контроля беспокойство, рыдания вырываются наружу. Закрыв лицо руками, я заглушаю звуки, когда приступ тревоги накатывает с новой силой, и я опускаю задницу на пол. Свернувшись в беспомощный комочек, я борюсь за воздух, когда стены моей новой жизни смыкаются вокруг меня.
‘Мертвые сучки не могут доносить’, – угроза Ирен преследует меня.
Когда моя защита ослабла, мрачные тени моего прошлого и того, как Ирен причинила мне боль, прокрадываются сквозь трещины, заставляя меня встретиться лицом к лицу с монстром, который, так же как и Николас, был одержим желанием уничтожить меня.
‘Я убью тебя’.
‘Толстая задница’.
‘Я вырежу твой язык и скормлю его собаке через дорогу’.
Я издеваюсь над собой до тех пор, пока ксанакс не начинает действовать, заставляя прошлые травмы вернуться в темные уголки моего сознания.
Я сосредоточилась на том, чтобы сделать глубокий вдох и успокоить свое колотящееся сердце. Как только я чувствую себя немного лучше, я быстро ополаскиваю лицо и насухо промокаю кожу парой салфеток.
Прошло много лет с тех пор, как у меня был такой сильный приступ тревоги. Два года, если быть точным. Вот почему для меня так важна спокойная рутина, а Николас просто разнес все это в пух и прах.
Открывая сумочку, я наношу немного блеска для губ и проверяю свою тушь, чтобы убедиться, что она не растеклась, прежде чем вдохнуть полной грудью и выйти из туалета.
Как только я вхожу в зал, я направляюсь прямо к своей матери, где она сидит за свадебным столом рядом с Питером. Когда я подхожу к ней, я замечаю, что Николас идет в нашу сторону.
Наверное, чтобы убедиться, что я не расскажу матери о том, что произошло. Мудак.
— Agápi mou, наслаждаешься праздником? – Спрашивает мама со счастливой улыбкой. Ее глаза скользят по моему лицу, ее улыбка исчезает, и обеспокоенная, она встает и берет меня за руку. – Что случилось? Приступ паники?
Мама считает, что мои тревожные расстройства возникли из-за потери отца в столь юном возрасте.
Я никогда никому не рассказывала об истинной причине.
Сначала это было из-за страха, но со временем я не могла заставить себя рассказать маме о том, что со мной произошло, когда я была в самом уязвимом положении.
Зная, что Николас в пределах слышимости, я заставляю себя улыбнуться.
— Нет, я выпила немного виски, и от него меня затошнило. Ничего, если я уйду?
— О нет, тебе не следовало пить что-то настолько крепкое, – отчитывает меня мама.
— Мне жаль. – Я наклоняюсь и целую ее в щеку. – Наслаждайся медовым месяцем и присылай мне много фотографий.
Лицо мамы смягчается, и меня заключают в крепкие объятия.
— Николас присмотрит за тобой, пока меня не будет.
Боже, помоги мне.
Отстраняясь, мама с любовью улыбается мне.
— Не учись слишком усердно, Agápi mou.
— Не буду. – Я переключаю свое внимание на Питера и, не зная, что делать, просто сосредотачиваюсь на том, чтобы сохранить улыбку на лице, говоря. – Это была прекрасная свадьба. Надеюсь, ваш медовый месяц пройдет безопасно.
Он придвигается ближе и целует меня в щеку.
— Спасибо, Тереза. Твоя поддержка много значит для нас.
Мой позвоночник напрягается, когда я поворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с дьяволом, притаившимся позади меня. Пока я желаю спокойной ночи Афине и Бэзилу, Николас берет меня за локоть. Его прикосновения нервируют мою кожу. Как только я заканчиваю прощаться, он выводит меня из большого зала, где прием все еще в самом разгаре.
— Ничего, если я уйду? – спрашиваю я, не желая снова ссориться с ним.
— Да. – Он указывает на двух мужчин, ожидающих у входной двери. – Джеймс и Грант с сегодняшнего вечера будут твоими личными охранниками. Без них ты никуда не пойдешь.
Дерьмо. Я забыла об охране.
На кончике моего языка вертится мысль о том, чтобы возразить, когда Николас останавливает меня, и его глаза встречаются с моими. В его темных радужках виден явный вызов, когда он ждет, что я нарушу его приказ.
Когда я молчу, торжествующая улыбка растягивается на его глупо привлекательном лице.
Николас делает шаг ближе и целует меня в лоб. Я видела, как он проделывал то же самое с Афиной, но все равно это кажется греховным, вызывая еще один прилив совершенно нежелательных мурашек, пробегающих по моей коже. Затем этот засранец приближает свой рот к моему уху и шепчет:
— Намного лучше, koritsáki.
То, как он произносит "малышка", заставляет меня думать, что в этом есть глубокий смысл.
Отстраняясь, он добавляет:
— Увидимся завтра за ланчем.
Слово ‘но’ возникает на моих губах. Один острый взгляд Николаса заставляет меня проглотить его.
Я тебя чертовски ненавижу.
Словно прочитав мои мысли, он говорит:
— Ты скоро научишься любить меня, сестренка.
Вместо того, чтобы сказать ему, что этого никогда не случится, я делаю шаг назад.
— Спокойной ночи, Николас.
— Сладких снов. – Ответ полон насмешек, и, клянусь, что слышу, как он усмехается, когда я выхожу из особняка с двумя охранниками позади меня.
Глава 8
ТЕСС
После занятия по продвинутой кинематографии, где мне удалось потрогать новую современную цифровую камеру с простыми объективами, я покидаю шумный кампус, стараясь не обращать внимания на двух охранников позади меня.
Я даже не могу насладиться потрясающей лекцией, которую только что прослушала.
Это отстой.
Оглядываясь через плечо, я хмуро смотрю на охранников, желая, чтобы они исчезли.
Я не слышала и не видела Николаса с воскресного обеда и надеюсь, это хороший знак, что мне придется иметь с ним дело только по воскресеньям.
Остается надеяться.
Вздохнув, я направляюсь в противоположную сторону от своей квартиры, надеясь сделать больше снимков города и людей для сценария, который я пишу.
Добравшись до парка Дэвида Лама8, я ставлю сумку на землю и достаю цифровую камеру. Когда я чувствую, как Джеймс и Грант дышат мне в затылок, я бросаю в их сторону хмурый взгляд.
— Вы не возражаете? Мне нужно немного пространства.
Джеймс делает пару шагов назад, но Грант бросает на меня предупреждающий взгляд, прежде чем присоединиться к своему партнеру.
Придурок.
Я с ними особо не общалась и не собираюсь. Они работают на Николаса, конец истории.
Настраивая объектив, я занимаю позицию. Когда передо мной открывается идеальный вид, я нажимаю запись и медленно провожу объективом по зеленой лужайке и нескольким уткам, сползающим в воду. Я записываю плеск воды о гладкие камни в течение нескольких минут, чтобы позже ускорить запись для получения хорошего эффекта.
Я двигаюсь вместе с камерой, снимая цветы, падающие с дерева, а затем фокусируюсь на городских зданиях, обрамляющих парк.
Я останавливаю запись, затем воспроизвожу ролик, и на моем лице расплывается улыбка.
Идеально.
Поворачиваясь к дорожке, я снова нажимаю на запись, фокусируясь на тротуаре, прежде чем направить объектив на ... уф, Джеймса и Гранта.
Я не прекращаю запись, но получаю хороший кадр их серьезного разговора, излучающего тяжелые мафиозные флюиды.
Я могу использовать это для опасного аспекта в моем сценарии.
Кто бы мог подумать, что охранники пригодятся.
Я перемещаюсь, чтобы лучше видеть дорогу, и фокусируюсь на паре блестящих черных туфель, идущих ко мне. Шаги человека уверенны. Затем, очень медленно, я навожу объектив на ноги человека. Черные брюки от костюма. Накрахмаленную белую рубашку и пиджак.
Дурное предчувствие растекается по моим венам, когда я начинаю понимать, кто у меня в кадре. Тем не менее, я продолжаю снимать, пока не получаю полный вид Николаса, когда он полон огня, направляющегося прямо ко мне, с группой охранников, парящих позади него, как будто они его крылья.
Я быстро заканчиваю сцену, наклоняя камеру и снимая голубое небо, усеянное пушистыми облаками. Как только я нажимаю "Стоп", Николас останавливается передо мной. Он бросает взгляд на камеру в моей руке, прежде чем обрушить на меня всю мощь своего напряженного взгляда.
Мне всегда было трудно общаться, но с Николасом это в миллион раз хуже, и я не могу придумать, что сказать.
— Как дела в университете? – он спрашивает.
— Хорошо. – Затем я думаю спросить. – Как ты узнал, что я здесь?
Он жестом показывает на охранников.
Точно.
Его взгляд снова опускается на мою камеру.
— Ты сняла меня?
Я облизываю свои и без того сухие губы.
— Случайно.
— Покажи мне.
Черт. Это был хороший кадр, и мне бы не хотелось его потерять.
Неохотно я перематываю назад и поворачиваю экран, чтобы Николас мог видеть. Он подходит ко мне слишком близко, и я быстро нажимаю на воспроизведение, чтобы покончить с этим.