– В общем, я, как Человек-паук, добрался до самого верха и сел, обдуваемый всеми ветрами. Вид оттуда открывается офигительный. Пока не смотришь вниз. Ну, а я, естественно, посмотрел. Но я уже говорил, обратного пути у меня не было. Поэтому я делаю глубокий-глубокий вдох, – все это я показываю, – и прыгаю.
– Вниз головой?
– Шутишь? Я что, больной? Нет, ногами, конечно. И знаешь что? На пути вниз я обнаружил, что у человека, пока он в свободном падении, есть огромное количество времени, чтобы подумать. Ну вот, и мне пришла в голову мысль: а что, если под мостом будет проплывать лодка? Ведь я грохнусь на нее и сломаю кому-нибудь шею. Понимаешь, я бы смирился, если бы убился сам, но никогда не простил бы себе, если бы я случайно убил кого-то еще.
– Это было бы ужасно, – говорит она. Я опять бросаю взгляд в потолок.
– Ну вот, лечу я, смотрю вниз, и мне кажется, что вода стремительно приближается ко мне, а потом бам-м! я ударяюсь об ее поверхность. – Я хлопаю в ладоши, и она вздрагивает. – А теперь, – говорю я, – заострим внимание на одной детали. Когда кто-то ныряет с высоты, он должен помнить, что в момент удара о воду ноги нужно держать вместе.
В противном случае будет очень больно. Я знаю это по опыту. – Ее лицо искажается, словно от боли. Она лучший слушатель в мире. – Там, наверху, я также не учел того, что, прыгая с такой большой высоты, человек уходит в воду очень глубоко. И даже не подумал набрать в легкие побольше воздуха, прежде чем сигануть с моста. И вот, прикинь, я оказываюсь под водой, по ощущению, на целых десять минут. Глаза выдавливаются из орбит, я гребу изо всех сил, а над головой только серая толща воды. Перед глазами мелькает заголовок в газете: «ПРИДУРОЧНЫЙ ПОДРОСТОК ПОГИБАЕТ, ПРЫГНУВ С МОСТА ЧЕРЕЗ ТАСКОДЖИ». И тут я вижу бледный круг света и понимаю, что осталось чуть-чуть. Я выныриваю, и мои легкие наполняются сладчайшим кислородом. Спасен! – откидываюсь на спинку стула. – До берега я доплыл уже почти полностью трезвый. И тут с моста прыгает Рикки, стрелой летит вниз. Я ору: «Держи ноги вместе!» Но он меня не слышит, и шлеп! – Я опять хлопаю в ладоши. – Как бы то ни было, мы оба остались живы и имеем возможность рассказывать о своих приключениях, однако я не уверен, сможем ли мы иметь детей.
На лице Эйми появляется широченная улыбка – я такой в жизни не видел.
– Ну и ну, – говорит она. – Никогда не слышала ничего более удивительного.
Глава 22
– Итак, – говорю я, беря кусок пиццы. – А у тебя что? Есть по-настоящему интересная история?
Она на мгновение задумывается.
– Ну, я помню, как мы с тобой в средней школе сидели на английском, а миссис Кэмп куда-то вызвали, и когда она ушла, ты встал перед классом и прочитал целую лекцию о символизме в старом фильме «Тупой и еще тупее». Мы ржали, как сумасшедшие, но миссис Кэмп была очень недовольна, когда вернулась.
– Ага, – говорю я, – «Тупой и еще тупее» один из моих любимых фильмов.
– А еще я один раз видела, как ты ехал, стоя на капоте машины, и когда она наехала на бордюр, ты улетел в кусты. Я подумала: «Ой, боже мой, он умер!» Но ты тут же вскочил и опять прыгнул на машину. Ты помнишь это?
– Так, смутно. – Мне льстит, что она помнит такие вещи, но я не собирался слушать истории о себе. – Ну, а про тебя у тебя истории есть?
Она морщит носик.
– Я скучная.
– Не ерунди. Только представь: ты здесь единственный человек, который в пять утра объезжает окрестности, причем даже в те дни, когда у тебя уроки. Я считаю, это очень круто. Она улыбается.
– Ну, думаю, на моем «газетном» маршруте случались интересные вещи. Один раз… не знаю, могу я рассказывать об этом или нет.
– Мне ты можешь рассказать все.
– Это немного неприличная история – говорит она. – Мне тогда было двенадцать.
Я качаю головой, как бы сокрушаясь, что ее мать, словно рабовладелец, отправляла малого ребенка на полный опасностей «газетный» маршрут.
– В то время, – продолжает она, – маме еще помогала моя старшая сестра, так что мама выдавала мне сумку, и я разносила газеты пешком по нашему району, а они с Эмбит объезжали другие районы. Мама стала разрешать мне изредка садиться за руль, только когда мне исполнилось четырнадцать. В общем, однажды я шла по улице и, вроде как грезила наяву – ты, думаю, сказал бы, что я спала на ходу, – и вдруг из-за живой изгороди выходит дядька. Абсолютно голый!
– Господи. И что ты сделала?
– Бросила сумку и побежала. Я, наверное, пробежала четыре квартала, прежде чем увидела нашу машину. Я остановилась посредине проезжей части и стала махать руками, и мама подъехала и забрала меня.
– Она вызвала полицию?
– Хм, вообще-то нет. – Она опускает взгляд на остывшую пиццу. – Она велела мне вернуться, подобрать сумку и разнести оставшиеся газеты.
Я не верю своим ушам. Вот это мамаша!
– Спорю, что тебе было ужасно страшно, ведь ты знала, что где-то поблизости бродит голый маньяк.
– Да, – кивает она. – Мне все время казалось, что он выслеживает меня. Потом я видела его, он вышел из другого дома, одетый, но просто сел в машину и уехал. На «Лексусе». Мне тогда это показалось странным.
– В следующий раз, когда такое случится, не слушай свою маму и не возвращайся.
– В следующий раз? Думаешь, это может повториться?
– Ну, возможно, но не в точности.
Я готовлюсь разъяснить ей свои теории о существовании непонятностей в повседневной жизни, но меня прерывают. Какая-то девчонка – насколько я помню, я никогда ее не видел прежде, – подлетает к нам и говорит Эйми:
– Ага, он наконец-то соизволил прийти, да? Эйми втягивает голову в плечи.
– Привет, Кристал.
Я по-джентльменски встаю и протягиваю руку.
– Меня зовут Саттер Кили. Рад познакомиться. Она словно не замечает моей руки.
– Я знаю, кто ты.
– Это Кристал Криттенбринк, – говорит Эйми. А Кристал сообщает:
– Мы дружим со второго класса.
Каким-то образом ей удается произнести это с таким высокомерием, как будто я просто пылинка в сложной схеме их прекрасной дружбы. Я хорошо знаю таких – всю жизнь родители баловали ее и твердили, что она особенная и неповторимая, что другой такой девицы-красавицы на свете не сыскать, и ей никогда не приходило в голову, что не все человечество разделяет эту точку зрения.
Суть в том, что она совсем некрасивая толстуха. В отличие от Кэссиди с ее пышными аппетитными формами, Кристал Криттенбринк – нечто аморфное, как рыба-капля. Голова у нее большая, а личико микроскопическое, а рот размером с маленькую монетку. Но все это было бы ничего, если бы не унылые каштановые волосы, собранные в причудливый хвост, который торчит прямо из макушки. Наверняка она каждый день смотрится в зеркало и считает, что ее внешний вид – вершина стиля.
Но она подружка Эйми, и я приглашаю ее присесть. Она же общается только к Эйми:
– Шевелись. Через пять минут собрание.
– О, что за собрание? – спрашиваю я, пытаясь изобразить некое подобие вежливого интереса.
Кристал бросает:
– Французского клуба. Тебя это не касается.
– Ты иди, Кристал, – говорит Эйми. – Я чуть опоздаю.
– Не будь дурой, – говорит Кристал. – Все собрание-то на пять-десять минут.
На лице Эйми мелькает обида, но она, судя по всему, уже привыкла к тому, что Кристал называет ее дурой.
– Ты права, – говорит она и поворачивается ко мне: – Кажется, мне пора идти. Я совсем забыла об этом собрании. Извини.
– Но ты не доела пиццу.
– Она может взять ее с собой, – говорит Кристал.
– Да, думаю, я возьму ее с собой.
– Не забудь, что ты обещала натаскать меня по алгебре.
На лицо Эйми возвращается улыбка, но тут встревает Кристал:
– Пустая трата времени.
Я игнорирую ее и не отвожу взгляд от Эйми.
– Дай мне свой номер.
– Мой номер?
– Да, номер твоего телефона.
– Домашнего?
– Ага. Или мобильного. – Кажется, у нее трудности с тем, чтобы понять суть моей просьбы. Вероятно, никто из парней никогда не просил у нее номер телефона.
– Тогда домашнего. У меня нет мобильного. Она принимается рыться в рюкзаке в поисках клочка бумажки, а Кристал подгоняет ее со словами:
– Брось это, пошли.
Эйми быстро записывает свой номер и протягивает мне листок. Под номером нарисована улыбающаяся рожица.
– Я позвоню тебе, и мы договоримся о времени, – говорю я. – Когда ты будешь дома?
– Кто знает? – говорит Кристал, в буквальном смысле утаскивая Эйми за собой. – Думаешь, ей больше нечего делать, как сидеть дома и ждать твоего звонка?
Глава 23
Удивительно, моя мама в самом деле звонит в два часа, проверяя, дома ли я и соблюдаю ли условия заключения. Она очень сурова со мной, называет «мистером» и обращается на «вы». Не знаю, почему считается, что обращение «мистер» и на «вы» подчеркивает серьезность ситуации, тем не менее, это довольно распространенная тактика среди взрослых.
На этот раз я вынужден отдать должное своей маме. Она действительно твердо стоит на своих позициях. И снова заводит речь о военной академии. Признаю, я поступил хреново, когда поджег костюм Кевина. Только сделал-то я это нечаянно, без злого умысла.
Все время разговора Рикки нежится в шезлонге в пяти футах от меня. Когда я кладу трубку, он спрашивает:
– Слушай, чувак, а твои предки действительно считают, что ты купишься на этот бред про военную академию? Ведь у тебя выпускные через три месяца. Даже если бы они впихнут тебя туда на три месяца, что это даст?
– Согласен. Это бессмысленно. Думаю, это просто их способ дать мне понять, как низко, по их мнению, я пал.
Я иду к барной стойке. Сегодня у меня выходной в магазине, поэтому сейчас самое подходящее время, чтобы намешать целый кувшин крепкого мартини.
– Вот что я тебе скажу, – говорит Рикки. – Им не приходит в голову, что по какой-то дикой случайности ты попадешь в действующую армию, тебя отправят в Ирак, и ты подорвешься, как брат Джереми Хольтца?