– Боже, это же полнейшая лажа!
– И я решила, что ничего страшного в этом нет. Ведь мы с ним почти родственники. И вот он залезает под одеяло и прижимается ко мне. Он говорит мне, как ему уютно в моей кровати и какое у меня теплое тело, потом начинает рассказывать, что весь ужин наблюдал за мной и любовался, как я ем.
– Он сказал, что ему понравилось, как ты ешь?
– Да. Я лежала на спине, и он положил руку мне на живот, а носом стал тереться о волосы и говорить, какая я красивая. Я просто закрыла глаза и пыталась успокоить бешено бьющееся сердце, но ничего не получалось. Раньше никто мною не интересовался, и мне казалось, что я на самом деле ему интересна.
– Не сомневаюсь в этом. Он сморщилась.
– Нет, я его не интересовала. В том смысле, что как человек. Он делал все это только ради одного. А я не сообразила. Действительно, чем четырнадцатилетняя девчонка может заинтересовать двадцатилетнего парня?
– Да ну на! Ему было двадцать? Вот извращенец!
– Ну, а мне тогда казалось, что взрослый парень увидел во мне то, что не могут разглядеть мальчишки из школы. Что вообще никто не может разглядеть. Он, в общем, уверял, что любит меня, а я не слышала этих слов с тех пор, как умер папа. Ощущение было потрясающим, я чувствовала себя Спящей красавицей, которая пробудилась от поцелуя. Но я не знала, что делать, поэтому просто лежала и позволяла ему все делать самому. Когда я заплакала, он рукой зажал мне рот. Потом, когда все закончилось, он вернулся на диван, а за завтраком даже не взглянул на меня. С тех пор он больше никогда к нам не приезжал. Думаю, сейчас он живет в Колорадо.
– Этот тип – подонок из подонков. Не верится, что после этого твоя мать продолжает жить с Рэнди.
– Я ей ничего не рассказала.
– Что? Зря. Это же изнасилование несовершеннолетней, и по закону за него грозит срок.
– Я вообще никому не рассказывала.
– Даже Кристал Криттенбринк?
– Да. Только тебе.
Мы оба лежим и молчим. Я не знаю, что говорить после такого признания. Через некоторое время я чувствую, как по моему плечу текут слезы.
– Не плачь, – говорю я ей.
– Я, наверное, тебе противна, – говорит она.
– Ничего ты мне не противна. Почему ты так решила?
– Тебе даже не хочется разговаривать со мной. Я глажу ее по голове.
– Я размышляю. Есть нечто, что я тебе не рассказывал, да и никому тоже. Но ты, как и я, должна пообещать, что не возненавидишь меня. – Она обещает. – Помнишь, я говорил, что мой отец работает на верхнем этаже «Чейза»?
– Ага.
– Ну вот, я врал. Я с младших классов всем вру насчет этого. Даже Рикки. Правда в том, что я не знаю, где мой отец. После того как мама вышибла его, он просто исчез. И я стал воображать, будто он превратился в крупного бизнесмена. Я так увлекся, что почти сам поверил в это, так что, возможно, это не полная ложь, а только наполовину.
– И от него больше не было никаких вестей?
– Давным-давно я получил открытку на день рождения – думаю, что от него. В сущности, моя мама вышвырнула его прочь, а теперь она бы с радостью вышвырнула меня. Но так уж устроен мир. Все в нем расходный материал.
Она обнимает меня за талию и кладет голову мне на грудь.
– Не переживай, – говорит, – я никогда не вышвырну тебя.
Глава 47
У девчонок неправильное представление о том, как у парней складываются отношения друг с другом. Похоже, они думают, будто мы только делаем, что говорим о спорте и порнухе, рассказываем пошлые анекдоты и хвастаемся своими подвигами на сексуальном фронте. Или врем о своих победах. Да, действительно, часть из этого правда, но если у тебя есть лучший друг, от него у тебя нет тайн. С ним ты можешь открыть все двери. Ну, может, кроме одной. Я никому не могу рассказать историю об Эйми и сыне моржа Рэнди.
Когда я рассказываю Рикки о том, что переспал с Эйми, я, поверьте, ни капельки не хвастаюсь. Хвастовство – это удел тех, у кого плохо стоит. Однако меня ждет разочарование: Рикки воспринимает мой рассказ совсем не так, как раньше.
– Эй, чувак, – говорит он, – кажется, ты уверял меня, что до этого у вас с ней не дойдет. Я думал, ты не будешь настолько углублять ваши отношения. Значит, ты теперь трахаешь ее?
– Все совсем не так, – возражаю я. – Это не трах.
– Серьезно? Ну, я расскажу, как все это видится мне. Такое впечатление, что ты из тех кидал, которые охотятся на слабых. Из таких, которые обещают столетней слепой бабке перекрыть крышу, а потом сваливают с деньгами. Ты такой же. Снял сливки с этой девчонки – и ищи ветра в поле. Это подло, чувак.
Я говорю, что все совсем не так. Я рассказываю ему о чистоте, как она напоминала святую за молитвой, а он отвечает:
– Да-да, конечно. Тебе просто хочется верить, что она именно так и выглядела. Это игра твоего воображения, и ты сам веришь, будто все было чисто и невинно.
– И что? Разве мы не нуждаемся хоть в капельке чистоты? Ведь я именно об этом, о единении душ.
– Точно, – говорит он. – Преподобный Саттер Кили, человек, способный спасти душу любого, кроме себя самого.
– Думай, что хочешь.
Я спрашиваю себя, в чем причина его непонимания, не в том ли, что с Бетани у них до постели еще не дошло? Если так, то я бы этому не удивился. Он, вероятно, еще на ранней стадии, когда держатся за ручки. Что плохо, если хотите знать мое мнение. Если ты вынужден по воскресеньям ходить с девчонкой в церковь, то было бы логично ложиться с ней в постель в субботу вечером.
А вот что меня по-настоящему удивляет, так это то, как воспринимает новость Кэссиди. Мы встречаемся в наш обычный четверг – Маркус и Эйми, кажется, спокойно относятся к нашим с ней встречам, во всяком случае, они так говорят, – и я в этот замечательный день пытаюсь изложить ей свою теорию чистоты. Я опасался, что она порубит меня в капусту за то, что я воспользовался благосклонностью Эйми, но ее реакция совершенно иная. Она говорит:
– Знаешь, я восхищаюсь тобой, ты молодец, что встречаешься с Эйми.
– Восхищаешься? Странное какое-то слово.
– Нет, я имею в виду вот что: сначала я думала, что ты потянулся к ней от отчаяния, но сейчас вижу, что это не так. В прошлом году мы с ней вместе сидели на французском. Она робкая и все такое, но очень основательная. Признаться, меня удивило то, что ты разглядел все это в ней, однако, чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь, что в этом есть смысл. Вы отлично подходите друг другу.
– Что значит: она основательная, но ты сомневалась, что я разгляжу это? Ты сомневалась, что я тоже могу быть основательным?
– Нет, ты знаешь, что дело не в этом. Я просто думала, что ты не увидишь всего этого в девушке, которая ходит в куртке, похожей на большой фиолетовый мяч.
– Ну, сейчас эта куртка в шкафу.
– Ну, ты же понимаешь, о чем я. Девочка, которая не слишком искушена в плане внешности.
Возможно, под этим «не слишком искушена» она не имеет в виду ничего плохого, но почему-то я чувствую себя морально обязанным перед Эйми и машинально принимаюсь защищать ее «белую, как алебастр» кожу.
Кэссиди смотрит куда-то в сторону, такое впечатление, будто у нее вдруг появилась необходимость изучить купальню для птиц.
– Что ж, хорошо, – говорит она, но мне кажется, что она не горит желанием узнавать подробности моей сексуальной жизни с Эйми в той же степени, что и я – ее с Маркусом. – Дело в том, что я рада, что вы вместе. Она подходит тебе.
Да что такое с людьми? Почему все думают, будто я нуждаюсь в чьем-то благотворном влиянии?
– Кто знает? – Она лукаво улыбается мне. – Может, ты и добьешься чего-нибудь.
– Эй. – я подмигиваю ей. – я уже многого добился. Я абсолютное чудо из чудес.
Она хохочет.
И это странно. Прямо у меня на глазах наши отношения переживают некую сюрреалистическую метаморфозу. Прежние наши чувства друг к другу еще не исчезли, но продолжают все быстрее и быстрее улетучиваться. Все нормально, говорю я себе. Я сейчас с Эйми. Кэссиди – просто еще одна моя бывшая. Все нормально. Возможно, она своего рода новая, мутировавшая, невиданная разновидность друга, но все равно она только друг.
И это хорошо, говорю я себе. Это действительно очень хорошо. Мы можем обсуждать что угодно, не опасаясь нарваться на мины-ловушки, подстерегающие парня и девушку, которые состоят в отношениях. Да, говорю я себе, все это здорово.
Но почему-то после расставания с ней в тот день на меня накатывает большая и толстая потребность нажраться в хлам.
Глава 48
Итак, бал выпускников приближается, несется на меня с огромной скоростью, слепя дальним светом. Но я спокоен. У меня есть план. Я представляю идеальную копию смокинга Дина Мартина и длинный белый лимузин. Естественно, мне нужно с кем-то разделить расходы на него, поэтому я иду прямиком к Рикки.
– Извини, друг, – говорит он. – Не получится. Бетани уже все организовала, мы делим лимузин с Тарой и Брайаном Раушем.
– С Раушем? Вы едете в лимузине с Раушем?
– Да, он пригласил на бал Тару, а ты знаешь, как близки Бетани и Тара. Видишь ли, на месте Рауша мог бы быть ты, если бы встречался с Тарой, как я тебе и советовал.
– Ну, а если взять удлиненный лимузин, тогда поместятся все три пары, запросто.
Он морщится.
– Что?
– Да, но, хм, дело в том, что Бетани не особо расположена к тебе.
– Ко мне? А что она имеет против меня? Кажется, ты только что говорил, что я бы тоже ехал в этом лимузине, если бы встречался с Тарой.
– Это так. Именно, что если бы встречался. А так, думаю, она считает, что ты немного, хм, буйный на ее вкус.
– Буйный? Я не буйный. Я веселый.
– Ладно. Тогда она считает, что ты слишком веселый на ее вкус.
Вот так. Не ехать мне в лимузине вместе с Рикки. Что происходит с преданностью в этом мире? Ведь кто, как не я, свел вместе Рикки и Бетани?
Однако я не из тех, кто легко сдается, поэтому я подкатываю с этой идеей к Коди Дэннису, но он, естественно, так напуган, что даже не собирается никого приглашать на бал. Действительно, ему даже страшно попросить меня пригласить девчонку для него.