Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир — страница 10 из 82

Британцы все больше относились к Северной Америке как к своему владению. Они считали, что необходимо защищать свои рынки, чтобы ни с кем не делиться доходами и лишить будущих противников, прежде всего Францию или Испанию, возможности получать такие же. Британская корона стремилась не только поскорее покрыть дефицит, возникший в ходе войны, но и ослабить торговый потенциал французов. Американские колонии стали для Англии и основным источником сырья, и рынком сбыта.

Несмотря на то что прекращение угрозы со стороны французов принесло колонистам некоторое облегчение, они понимали, что на смену прежнему врагу, скорее всего, придет новый поработитель в лице Англии. Таким образом, окончание Семилетней войны стало поворотным моментом на пути к Американской революции. Эта война обошлась британцам в целое состояние и привела к увеличению государственного долга в два раза. Иностранные банки очень неохотно предоставляли британской казне новые кредиты. Король был вынужден экономить, и основной статьей экономии стали военные расходы. Это было тем более логично, что Семилетняя война завершилась. Но если в метрополии численность войск уменьшилась более чем вдвое, до 60 тысяч с небольшим, то по другую сторону Атлантики, за пять с половиной тысяч километров, наблюдалась противоположная динамика. Если в 1754 году, незадолго до начала Семилетней войны, в североамериканских колониях было дислоцировано всего три тысячи английских солдат, в 1760 году это число увеличилось почти в три раза, и шансы их возвращения на родину приближались к нулю. У многих колонистов меж тем не осталось положительных воспоминаний о британцах во время войны, да и теперь презрительное отношение английских офицеров никуда не делось.

Больше всего колонистов беспокоило то, что метрополия потребовала компенсации за завершившуюся войну и защиту от набегов индейцев. В первоначальных соглашениях между колонистами и английским парламентом не было предусмотрено ничего подобного. Парламент же подсчитал, что необходимое, по мнению генерала Амхерста, военное присутствие для удержания контроля над североамериканскими территориями будет обходиться казне в 214 340 фунтов стерлингов в год. Англичане были уверены, что колонисты смогут взять на себя часть этих расходов, поскольку колонии не платили почти никаких налогов.

Надо сказать, что низкое налоговое бремя колоний давно не давало покоя английским налогоплательщикам, которым в это время принадлежало буквально первенство Европы по размеру уплачиваемых налогов. Британские подданные платили в среднем 18 фунтов стерлингов в год с человека, в то время как колонисты – всего 18 шиллингов. В Англии налогами облагалось все: от мыла до шляп, от часов до обоев и от соли до свечей. Согласно простым расчетам англичан, стоимость содержания регулярных войск в Северной Америке была поделена на число налогоплательщиков, и налоговая нагрузка на каждого колониального налогоплательщика увеличивалась всего на два шиллинга в год

Но главная проблема заключалась в том, что колонии стремились к самостоятельности и не хотели, чтобы ими командовало лондонское правительство. Еще меньше им хотелось платить навязанные извне налоги, даже по самым низким ставкам. Американскими колониями управляли губернаторы и советы, их назначал король, и колонистам этого было более чем достаточно. Например, введенный до этого так называемый Закон о патоке 1733 года, который обязывал колонистов импортировать патоку только с Ямайки, они умело обходили в течение 30 лет – к большому разочарованию британцев, надеявшихся положить конец американскому импорту патоки из французских колоний в Вест-Индии. Патока – побочный продукт перегонки сахара из тростника, основное сырье для изготовления рома, и американские колонисты предпочитали контрабандой ввозить ее с испанских и французских островов: там она стоила намного дешевле, чем на принадлежавшей англичанам Ямайке.

Сопротивление американцев не ускользнуло от внимания Георга III, сменившего деда на троне в 1760 году. Он решил использовать двойную стратегию, согласно которой новые войска, прибывающие в Америку, в течение первого года содержала корона, и только со второго года в расходах на их содержание должны были участвовать колонисты. Тринадцать американских колоний никак не показывали, что они стремятся к самостоятельности, но король по-прежнему держал в уме риск того, что колонии захотят объединиться. В начале Семилетней войны губернатор Массачусетса Уильям Ширли уже сообщал в письме британскому правительству, что «они [американские колонисты] постепенно объединятся для того, чтобы освободиться от зависимости от метрополии и создать собственное центральное правительство. Но сейчас я наблюдаю огромные разногласия между правительствами колоний, их интересы и взгляды не совпадают, и поэтому создание коалиции представляется маловероятным. Без собственной сильной армии и военного флота их независимость невозможна». Георг III был согласен с мнением своих министров, что сильное британское военное присутствие в американских колониях станет гарантией быстрого подавления любых попыток обрести независимость. Но король не учел, что друг, которому не оставили выбора, может стать врагом.

В 1764 году в рамках борьбы с контрабандой вместо неработающего Закона о патоке был принят Закон о сахаре с новой схемой налогообложения: он снижал налог на патоку и увеличивал ставки налога на сахар, импортируемый из французских и испанских колоний. Предполагалось, что так контрабанда станет менее прибыльной. Иными словами, британская корона в очередной раз пыталась направить все доходы от торговли колоний в британскую казну и не позволить им утекать в другие страны. А это требовало новых способов борьбы с контрабандой. Таможня получила полномочия проверять корабли на предмет наличия контрабандных грузов, военные суда патрулировали побережье. Вся выявленная контрабанда подлежала немедленной конфискации.

Следующими были так называемые законы об американских колониях. Вводимые ими импортные пошлины охватывали целые группы товаров, включая табак, вино, шелк и хлопчатобумажные ткани, а заодно и товары, ввозимые в колонии из Англии. Британский парламент ожидал, что доходы казны благодаря этим мерам вырастут на 200, а то и на 400 тысяч фунтов стерлингов. Фактически же выросло лишь недовольство среди виргинских и мэрилендских производителей табака, обязанных теперь продавать весь свой урожай в Англию. Предложение американского табака в итоге намного превысило английский спрос, и девять десятых его приходилось перепродавать, что требовало его перегрузки на другие суда. Из-за этих дополнительных расходов американские табачные компании ежегодно теряли 270 тысяч фунтов стерлингов.

Стороны не сумели договориться. Британцы считали само собой разумеющимся, что колонии будут сами содержать свою оборону, колонии не были с этим согласны.

За 40 лет государственный долг Англии вырос в три раза и к 1763 году составил почти 139 миллионов фунтов стерлингов. Английский премьер-министр Джордж Гренвилл пришел к выводу, что расходы на содержание таможенников в Америке превышают поступления от сбора пошлин, и обратился к королю. Мысль, которую он надеялся донести, была такова: «Справедливо и необходимо в вышеупомянутых территориях Его Величества в Америке взимать налог для оплаты расходов на защиту, оборону и обеспечение этих самых территорий». Сам Гренвилл не рассчитывал на то, что колонисты обрадуются этой идее. Ему просто приходилось что-то делать с hot potato[41], унаследованной им от предшественника, сэра Роберта Уолпола, который любыми способами избегал повышения налогов, прямо заявляя: «Я оставлю это [введение налогов в колониях] на моих преемников, которые, надеюсь, будут решительнее меня».

На другой стороне Атлантики действительно было мало довольных. Американские колонии не хотели ни новых налогов, ни повышения существующих. Их благосостояние зависело от импорта. Но именно из-за того, что импорт превышал экспорт, в колониях были в остром дефиците золото и серебро, основные платежные средства. Кроме того, колонии не имели права голоса даже при распределении британских войск, которые должны были защищать их от индейцев.

Восстание Понтиака показало колонистам полную неготовность британских войск с их европейской тактикой к войне с неуловимыми индейцами. Больше того, колонисты нередко считали, что британская защита должна распространяться и на индейцев тоже. 7 октября 1764 года Георг III подписал новый закон, определявший внутренние границы Америки. Через весь Североамериканский континент, от Великих озер через Аппалачи до Мексиканского залива, теперь проходила демаркационная линия, и земли к западу от нее превратились в огромную индейскую резервацию. Английский король стремился сдерживать экспансию, чтобы не раздражать индейцев и не отправлять больше солдат в колонии, но колонисты восприняли этот закон как непонимание их нужд и ограничение свободы. В 1758–1763 годах 3 % населения Шотландии и Ирландии эмигрировало в Северную Америку. И колонисты, и новые переселенцы не желали ограничиваться Восточным побережьем: им нужна была возможность беспрепятственно двигаться на запад и занимать земли между Аппалачами и Миссисипи. В итоге они ощущали себя запертыми в резервации на Восточном побережье вместо индейцев в наказание за стремление к лучшей жизни.

The Glorious Revolution[42]

Несмотря на то что в 1764 году в американских колониях бурлило недовольство, они оставались верны Англии и королю. В первой половине XVIII века почти все колонисты ощущали себя подданными британской короны, а не американцами, и стремились сохранить социальные и культурные связи с родиной. Они еще не ощущали себя нацией и знали, что власть короля Георга III ограничена британским парламентом. Для того чтобы правильно понимать необратимость конфликта между британским парламентом и американскими колонистами, необходимо изучить возникновение английского парламента и принципы его деятельности.