2Франция при Людовике XV
Вспыльчивый молчун. – Суровое воспитание. – О любовницах и грехах. – Четыре монарха обменялись постелями. – Первая в истории мировая война. – Унизительный мир
Коронация Людовика XV в Реймсском соборе 25 октября 1722 года проводилась в соответствии с древним религиозным обрядом, через который прошли все предыдущие короли Франции. Босого Людовика в сорочке подвели к алтарю, где опоясали мечом и надели сапоги с золотыми шпорами. После этого король преклонил колени для миропомазания. Его плечи накрыли горностаевой мантией с вышитыми лилиями – символом французской монархии. Затем последовал апофеоз – собственно коронация, которая сопровождалась торжественными словами «Vivat Rex in Aeternum»[133]. Его регент, герцог Орлеанский, желая как можно дольше оставаться в политике даже после совершеннолетия своего правнучатого племянника, понизил себя в должности до премьер-министра. Спустя год после назначения герцог Орлеанский умер от кровоизлияния в мозг во время визита к своей любовнице. Разумеется, это стало поводом для слухов, что новый король приказал его отравить. Доказано ничего не было, но, несомненно, Людовику XV никто и ничто не смогли бы помешать.
Если верить барону фон Пёлльницу, Людовик XV считался «одним из самых красивых принцев Европы», и за ним закрепились такие лестные прозвища, как Людовик Благосклонный или Благонравный. Принц не очень любил искусство, но увлекался наукой, историей и архитектурой, а кроме того, был страстным охотником. Так, в 1724 году Людовик XV провел целый месяц в замке Шантийи, каждую ночь охотясь на волков, оленей и кабанов в окрестных лесах, которые для него освещали 20 тысячами горящих факелов.
Министр иностранных дел и впоследствии канцлер Австрии Венцель Антон фон Кауниц описывал Людовика XV следующим образом: «Завидная [красивая] талия, благородная внешность, величественное лицо… красивый лоб и большие печальные черные глаза». Но за обаянием монарха скрывались панические атаки и сильная застенчивость, делавшая его неловким и замкнутым, из-за чего постороннему человеку он казался холодным и отстраненным. Герцогиня Елизавета-Шарлотта Пфальцская, приходившаяся Людовику XV двоюродной бабкой, описывала его так: «…молодой, очень красивый мужчина, весьма обаятелен, но при этом чересчур молчалив. С малознакомыми людьми он предпочитает не общаться». Экономист, впоследствии занявший пост министра финансов, Анн Робер Жак Тюрго отмечал, что, несмотря на свой ум, король «недостаточно уверен в себе». При этом Людовик XV обладал некой аурой, которая притягивала к нему людей. Фон Кауниц подтверждал «очаровательный добрый юмор» короля и одновременно предостерегал от темной стороны его характера: «Нет ничего опаснее, чем оскорбить его. Он никогда не забывает и рано или поздно предъявит счет». Маркиз де Кальвьер, выросший при дворе, отмечал вспыльчивость Людовика: «Королевская кошка Шарлотта родила четырех маленьких и очень милых котят; король чересчур много ласкал их, до того, что они начали раздражаться, и в течение суток он собственноручно убил трех из четырех».
Даже самые близкие к Людовику XV люди плохо понимали его. Некоторые даже считали, что управление королевством его совершенно не интересует. По словам писателя-современника Франсуа-Венсана Туссена, король испытывал «непреодолимое отвращение ко всему, что пахнет политикой, и не желал слышать даже упоминаний о ней». А маркиз д’Аржансон язвительно утверждал, что король «ничем не питает свой ум, встает в одиннадцать часов утра и ведет праздную жизнь». Но надо сказать, что действительности это совершенно не соответствовало, поскольку Людовик XV усердно работал с документами, а министры постоянно держали его в курсе всех дел в королевстве. Le Secret du Roi[134], как называлась тайная королевская служба, заведовала обширной агентурной сетью, а Cabinet Noir[135], королевский отдел цензуры, перехватывал, вскрывал и читал все подозрительные письма. Концепция абсолютизма, впервые описанная в 1576 году французским юристом Жаном Боденом в его «Шести книгах о государстве», характеризовала правление Людовика XIV практически с идеальной точностью и получила достойное продолжение при его правнуке Людовике XV. Любому, кто не был согласен с королем, лучше было уйти самостоятельно, не дожидаясь изгнания или замены.
При Людовике XV Версаль вновь стал центром французской власти. Король сохранил ритуалы le petit et grand lever[136], le grand coucher[137] и le grand couvert[138] – публичного ужина, во время которого приглашенные гости сидели на табуретах перед столом и наблюдали за трапезой короля и королевы, несмотря на то что Людовик XV ненавидел проводить время в присутствии большого количества людей. Едва отапливаемая королевская спальня использовалась только для церемонии большого отхода ко сну, по окончании которой монарх вставал и переходил через кабинет в малую спальню, где и спал. Людовик XV в принципе предпочитал проводить личное время в petits appartements[139], где мог поужинать с любовницей и близкими друзьями и даже самостоятельно приготовить и подать своим гостям кофе.
Но это не означало, что при Людовике XV Версаль утратил былое величие времен Людовика XIV. В 1757 году во дворце появился Дени-Пьер-Жан Папийон де ла Ферте. В течение тридцати лет он отвечал за организацию всех Menus Plaisirs[140] и руководил балами, банкетами, постановкой балетов, опер и представлений, а также свадебными торжествами и похоронами, которые проходили в королевском дворце или по соседству с ним. Папийону, несомненно, выделялся солидный бюджет: с 1762 по 1777 год он потратил более 30 миллионов ливров на организацию различных мероприятий, из которых одно лишь бракосочетание Людовика XVI и Марии-Антуанетты обошлось в девять миллионов ливров. Когда в 1770 году король спросил своего генерала-распорядителя финансов Жозефа Мари Терре, что он думает по поводу бесконечных празднеств и представлений, тот остроумно ответил: «Они бесценны, Ваше Величество».
Брак Людовика XV с польской принцессой Марией Лещинской, который был заключен в 1725 году, когда ему было 16 лет, а ей на семь лет больше, не был браком по любви. Мария Лещинская была дочерью короля Станислава I, отстраненного от престола в 1709 году. Ее выбрали из 99 претенденток. Новоиспеченная королева говорила на шести языках, но, по словам одного из современников, «талией и красотой не блистала, а ее телосложению и осанке не хватало благородства». По прибытии в Версаль перед ней была поставлена единственная задача: обеспечить династический кадровый резерв, то есть беременеть, причем как можно чаще. Вольтер писал в одном из писем маркизе де Берньер, что «для того чтобы королева была счастлива, делается все возможное. Король во всех отношениях преуспел в этом. Он хвалился, что в первую брачную ночь причастил ее целых семь раз, но я в это не верю. Короли всегда лгут своему народу». Королева была недовольна обязанностью «постоянно беременеть и рожать», но безропотно исполняла свой долг: за десять лет у нее родились десять детей; впрочем, восемь из них – дочери. Шестеро детей Людовика умерли преждевременно.
Людовик XV отказался делить брачное ложе с супругой после ее одиннадцатой беременности, которая закончилась выкидышем. Он начал заводить любовниц одну за другой. Королева тем временем тихо грустила в своих покоях о том, что ее обязанностям «королевского инкубатора» настал конец. Но вопрос престолонаследия не был решен окончательно. Поскольку во Франции престол переходил только к потомкам мужского пола, после смерти трехлетнего младшего принца от простуды в 1733 году старший сын Людовика XV, Людовик Фердинанд, остался единственным престолонаследником. Людовик XV всегда относился к своему выжившему сыну холодно и отстраненно. По словам писателя Габриэля Сенака де Мейлана, дофин «почти не видел своего отца в течение 20 лет», а тот обращался с принцем «как с одним из придворных».
Четырех выживших младших дочерей король, не колеблясь ни минуты, отправил на воспитание в монастырь подальше от дворца. Старшую дочь, Луизу Елизавету, он в 1739 году выдал замуж за испанского принца Филиппа, впоследствии герцога Пармского, который приходился ей кузеном. Нежелание Людовика XV общаться с собственными детьми не было чем-то особенным среди аристократии XVIII века. Родители и учителя в воспитании детей следовали доктрине философа, богослова и учителя Августина Иппонийского, также известного как Блаженный Августин, который еще в IV веке выдвинул тезис, что человек «блуждает по жизни». Согласно его учению, лишь строгое воспитание могло избавить ребенка от грехов, и потому суровые телесные наказания нередко применялись в XVIII веке для «наставления на путь истинный».
Доказательством может служить, к примеру, одно из писем эрцгерцогини Марии Терезии, урожденной Габсбург, к гувернеру своего пятилетнего сына Максимилиана: «Вы правильно поступили, добившись его подчинения. Он должен слушаться вас». Детство принца, а впоследствии короля Пруссии Фридриха II тоже нельзя назвать беззаботным. Отец наказывал его почти каждый день. Ежедневно ему отводилось ровно семь минут на завтрак и 15 минут на утренний туалет. В августе 1730 года измученный Фридрих бежал в Англию вместе с лейтенантом Гансом Германом фон Катте, но оба они были пойманы и посажены в тюрьму. Людовик приказал сыну присутствовать на казни друга и посмеялся над тем, что сын потерял сознание, когда голова фон Катте покатилась по земле.
Принц Шарль-Жозеф де Линь тоже поделился с потомками обидой на родителей: