[173] Король снова влюбился и не желал терять времени даром. Осенью Людовик XV решил официально представить мадам Дюбарри двору в качестве новой официальной фаворитки.
Живя в Версале без этого статуса, мадам Дюбарри была вынуждена держаться в тени королевского двора. Ее игнорировали. Ей не разрешалось официально сопровождать короля куда-либо. Ее терпели, но не более того. Художница Элизабет Виже-Лебрен уничижительно охарактеризовала Жанну единственной фразой: «Ее взгляд был взглядом соблазнительницы, потому что она всегда держала глаза полуприкрытыми, а речь ее была не по годам инфантильной». Герцог де Шуазель, считавший мадам Дюбарри пешкой своих противников в политической игре, тоже не поскупился на слова: «Жаль, что король связался с этой грязью, но тогда мы еще надеялись, что это мимолетная интрижка, которая быстро завершится, и что король последний раз связывается со всяким сбродом».
У короля тоже были сомнения, поскольку весь Версаль знал, что Жанна Дюбарри-Бекю всего лишь простолюдинка, которая до недавнего времени была дорогой проституткой в частном борделе. Людовик XV понимал, что объявление ее официальной фавориткой вызовет скандал, но решил настоять. 22 апреля 1769 года в Версальском дворце произошло долгожданное официальное представление мадам Дюбарри в новом качестве. У ворот дворца собралась огромная толпа, надеявшаяся хоть мельком увидеть новую любовницу короля. Мадам Дюбарри опаздывала. Тем временем король нетерпеливо расхаживал по гостиной до тех пор, пока не раздался возглас: «Ваше Величество, мадам Дюбарри готова! Она войдет, как только вы прикажете». И вот Жанна впервые вошла в королевские покои в великолепном платье и с высокой прической. У королевского парикмахера Легро де Рюминьи действительно ушло на эту прическу несколько часов. Дюбарри были выделены покои мадам де Помпадур прямо над покоями короля. Она оставалась с ним до самой смерти.
Несмотря на вновь обретенное счастье в личной жизни, Людовик XV все же должен был думать о сильно поубавившейся семье и оставшихся в живых детях и внуках. Австрийский канцлер фон Кауниц отмечал «очень приятную фигуру» его старшей дочери Аделаиды, а ее сестру, мадам Викторию, описывал как «маленькую для своего возраста, но с прекрасной талией и сверкающими карими глазами». Фон Кауниц также отмечал поразительное сходство третьей дочери, мадам Софи, с отцом. Лишь младшая дочь короля, мадам Луиза, была не похожа на остальных: канцлер охарактеризовал ее как «некрасивую, печальную и необщительную», а служившая у Марии-Антуанетты мадам Кампан описывала мадам Софи как человека, который «быстро ходит, а чтобы рассмотреть людей [в коридорах дворца], смотрит на них искоса, подобно зайцу». Хотя Людовик XV не занимался ими, каждой из дочерей он придумал прозвище. Так, Аделаиду он называл Torchon (Неряшка), Викторию – Coche (Свинка), Софи – Chiffe (Слабая) (вероятно, потому, что у нее был туберкулез и она горбилась из-за искривления позвоночника), а самую младшую Луизу – Graille (Жратва). Каждый вечер дочери приходили к отцу в покои во время le débotter du roi[174], после чего Людовик XV целовал их перед сном и отправлял по комнатам. Кроме этой вечерней церемонии, длившейся не более пятнадцати минут, король в течение дня с дочерями не общался.
Также во дворце Людовика XV жили три его внука и внучка: старший, Людовик-Огюст, герцог де Берри, ставший наследником престола после смерти отца и брата, Людовик-Станислас Ксавье, герцог Прованский, на год его младше, и Шарль-Филипп, герцог д’Артуа, который был на три года младше Людовика-Огюста. В детстве он не производил особого впечатления на придворных: «Если бы все не знали, что он принц, он бы мог неузнанным смешаться с толпой». Самой младшей была внучка Людовика XV Мария Аделаида Клотильда Ксавьера, которую все называли la petite Madame[175].
Будущее Бурбонов легло на плечи юного герцога де Берри, ставшего третьим дофином в ряду преемников Людовика XV. При этом Людовик-Огюст не был самым любимым внуком короля. Позже принц де Линь описывал его как «исключительно уродливого и отвратительного человека». Его младший брат, герцог Прованский, обладал резким и вспыльчивым характером и регулярно ставил старшего брата на место. Несмотря на то что Людовик-Огюст интересовался географией и естественными науками, всю его жизнь омрачали интриги младших братьев. Герцог де ла Вогюйон, один из шести gentilshommes de la manche[176] герцога де Берри, называл своего воспитанника faible[177], а его братьев – franc[178] и faux[179].
Наследник французского престола рос одиноким. Осиротев, он остался на попечении отстраненного и холодного деда, который решительно отказывался готовить внука к политической роли и был готов разделить с ним лишь страсть к охоте. Кроме того, он был вынужден жить с двумя братьями, которые всячески портили ему жизнь. Удушающая атмосфера Версальского дворца и нежелание деда общаться с внуком привели к тому, что Людовик-Огюст вырос крайне застенчивым и социально неприспособленным человеком, которому настолько не хватало уверенности в себе, что во время охоты он предпочитал разговаривать с собаками, а не с гостями. Тем не менее образ неуклюжего и глупого человека, сформировавшийся после смерти Людовика XVI, не соответствовал настоящему образу Людовика-Огюста. Дофин всегда интересовался новыми научными открытиями, любил картографию, отлично разбирался в математике, химии и физике. Он свободно владел итальянским, испанским и английским языками. Карикатурный образ Людовика-Огюста, впоследствии ставшего Людовиком XVI, был сформирован его политическими противниками и слепо взят на вооружение историками XIX века.
Союз между Австрией и Францией пережил Семилетнюю войну, но этот альянс так и не стал во Франции популярным. Французы продолжали считать габсбургскую эрцгерцогиню заклятым врагом, и никакие благонамеренные заявления из Версаля не могли на это повлиять. Тем не менее Иосиф II, сын и наследник габсбургской эрцгерцогини Марии Терезии, обвенчался с восемнадцатилетней Изабеллой Пармской в июле 1759 года. Ее мать, старшая дочь Людовика XV Мария Луиза Елизавета, скончалась вскоре после венчания дочери. Брак внучки Людовика XV и сына Марии Терезии стал первым, хоть и непрямым брачным союзом между Францией и Австрией.
Военный министр Франции герцог де Шуазель увидел в этом новом браке идеальную возможность для укрепления отношений и одновременного противодействия Англии на дипломатическом уровне. К этому же стремился и канцлер фон Кауниц, но в противовес Пруссии. Людовик XV тем временем вновь надел розовые очки, но при этом понимал, что его отношения с мадам Дюбарри, на которые с тревогой отреагировали как в Версале, так и во всех европейских королевских домах, нанесли очередной удар по его имиджу. Женитьба старшего внука должна была отвлечь нежелательное внимание. И вот уже Людовик XV одобрил предложение Шуазеля начать переговоры с австрийским канцлером фон Кауницем. Шуазель обратил внимание на младшую дочь австрийской эрцгерцогини Марии Терезии. Будущей невесте едва исполнилось двенадцать. Ее звали Мария Антония Йозефа Иоганна, в семье ей дали прозвище Тёнерль.
Положение Марии Терезии в те дни было прочным, но так было не всегда. Ее отец, император Карл VI Габсбург, скоропостижно скончался в октябре 1740 года, отравившись после охоты грибами, которые, как позже выяснилось, были ядовитыми. Его смерть сразу же поставила вопрос о престолонаследии, ведь единственный сын императора умер раньше него. Карл VI предпочитал проводить свой досуг в основном с любовницами и молодыми людьми, подарив династии лишь двух дочерей – Марию Терезию и Марию Анну. Император Карл VI был более осмотрительным и задолго до своей смерти составил Прагматическую санкцию, согласно которой в случае его смерти или преждевременной кончины одного или нескольких сыновей трон Габсбургов мог перейти к его старшей дочери. Этот документ стал для Карла VI своеобразным страховым полисом, предотвращавшим прерывание династии. Один из историков XIX века охарактеризовал Прагматическую санкцию следующим образом: «…это мачта корабля, за которую Карл VI цеплялся, как умирающий матрос, чтобы спасти свою династию от упадка». В любом случае это было смелое и мудрое решение, ведь теперь его старшая дочь, двадцатитрехлетняя эрцгерцогиня Мария Терезия, могла продолжить династию. Но было в этом и одно «но»: в Прагматической санкции было мелким шрифтом указано, что если Мария Терезия родит сына, то она должна будет отречься от престола.
Изредка отец разрешал Марии Терезии присутствовать на заседаниях Королевского совета, но этим все и ограничивалось. После смерти императора его дочь, которая к тому времени вышла замуж за Франца I Лотарингского, почти не имела политического опыта. У эрцгерцогини было очень мало времени, чтобы познакомиться с огромной империей Габсбургов, включавшей в себя не только Австрию, но и Венгрию, Богемию, Моравию, Трансильванию, Силезию, Тоскану, Милан и Южные (Австрийские) Нидерланды. К этому следует добавить, что и прусский монарх, и баварский курфюрст, и французский король отказывались признать ее императрицей. Мария Терезия была молода, но не наивна, и прекрасно понимала, что Прагматическая санкция не гарантирует женщине равные права с мужчиной в части управления страной. Указ ее отца грозил превратиться в пустую скорлупу. В частности, прусский посол Каспар Вильгельм фон Борке доложил королю Пруссии, что габсбургские министры вряд ли воспринимают эрцгерцогиню всерьез: «Новая королева [Мария Терезия] просидела на совещании [со своими министрами] четыре часа. После этого канцлер сказал, что “наша королева слишком красива для участия в совещании”».